— Т. е вы нашли в вашем доме незнакомого мужчину? — без каких-либо эмоций повторял за мной полицейский в трубке телефона.

— Да, все верно…. — я покосилась на этого самого мужчину, который улыбался так очаровательно и едва ли не посмеивался вслух, поднявшись со стула, лишь для того, чтобы снять с себя пиджак, повесив его на спинку стула, и снова удобно устроился, расставив свои длинные ноги и принявшись расстегивать пуговки на рукавах, чтобы аккуратно завернуть их до локтя.

— И что он делает сейчас?

Я несколько раз моргнула, едва не выпалив: «Ведет себя так, словно у себя дома, черт побери!», но вслух кратко выдавила:

— Сидит на стуле.

На другом конце связи повисло напряженно и явно недовольное молчание, прежде чем полицейский снова заговорил, явно задергавшись оттого, что я занимаю его драгоценное время:

— Просто сидит? Не бьет мебель? Не пытается напасть? Не ищет нож? Не угрожает?…

Интересно, а его жадный, горячий взгляд, теперь откровенно блуждающий по мне, можно отнести к своего рода угрозе? И как это можно объяснить полицейскому, который начинал откровенно нервничать и злиться?

— Ну…нет.

— Вам знаком этот мужчина?

— Да. Это мистер Хан — отчетливо проговорила я, глядя прямо в эти смешливые глаза, когда Хан лучезарно улыбнулся, выгибая свою резкую черную бровь, качая сокрушенно головой, и явно давая понять, что последнее я сделала не подумавши:

— Ц-ц-ц…

Вот только едва ли этот звук услышал полицейский, который как-то крякнул в трубку, и тут же послышались короткие гудки.

— Зря, мавиш, зря, — веселился этот черноглазый сексуальный нахал, продолжая лучезарно улыбаться и закатывать рукав на второй руке, кидая на меня свои горячие лукавые взгляды, из-под шикарных длинных ресниц, — если бы не знали, кто именно у тебя в доме, то, может даже и приехали бы. Было бы интереснее.

Господи. Я снова прикрыла глаза, чтобы вновь понять, что не сплю и что не нахожусь в бреду, когда, распахнув ресницы, снова увидела перед собой наглое, красивое, улыбающееся лицо и задорно полыхающие глаза, всматриваясь в этого совершенного мужчину, словно увидела его впервые.

А это точно он или брат близнец?…

Что случилось с тем мужчиной, который сегодня метал молнии в своих черных колких глазах, выгоняя меня из своего клуба, словно я была больна проказой, вырывая из моей груди сердце и бросая его себе под ноги? Откуда взялась эта странная игривость и блеск в глазах? Он питается сердцами девственниц, поэтому так цветет и пахнет? Но только если он забыл утро и то, как выгонял меня и рычал, то я еще не забыла…и даже не собиралась делать этого!

Я нахмурилась, когда он тихо рассмеялся, выгибая свои брови и проговорив тихо, сладко и как-то по особенному доверительно, ставя меня просто в тупик своим странным поведением:

— Не смотри на меня так, мавиш….

— … влюблюсь? — сухо и холодно поинтересовалась я, уже не раз слыша эту его коронную фразу, скрещивая руки на груди и хмуро глядя в эти лукавые черные глаза.

— Нет. Уже влюбилась.

Когда я демонстративно фыркнула, едва не закатив глаза от его наглости и самоуверенности, Хан снова рассмеялся сладко и томно, откидываясь назад и глядя на меня так, словно собирался облизать, заставляя сомневаться в реальности происходящего.

— Вы пьяны? — пробормотала я, на всякий случай, отходя назад на пару шагов, мало ли что этот маньяк может вытворить в своем необъяснимо приподнятом настроении, слыша его приглушенный смех и прищуренные глаза, когда мужчина лишь отрицательно покачал головой, с интересом рассматривая меня.

— Вы — оборотень?

— Похож? — надо же, веселью просто не было предела, когда Хан снова рассмеялся, подавшись вперед и снова сокращая расстояние между нами.

— Ну…да. Только какой-то неправильный.

— Неправильный?

— Да. Днем, как зверь, а ночью похож на человека…

— Зверь значит? — его глаза хищно полыхнули, словно подтверждая мои страшные догадки, Хан облизнулся, — мне подходит. Может, даже подскажешь, какой именно зверь?

— Питон! — тут же выпалила я, видя, как улыбка сползла с наглого красивого лица и черные брови удивленно изогнулись, отчего мне впервые захотелось довольно хохотнуть. Обломали красавчика! Ха! Невинно хлопнув ресницами, я сладко улыбнулась, при этом стараясь оставаться холодной и подчеркнуто отрешенной, как это всегда успешно делал сам Хан, — Ожидали услышать что-то другое, мистер Хан?..

— Рассчитывал на тигра или пантеру, — снова усмехнулся он, опять откидываясь на спинку стула, и принявшись зачем-то расстегивать пуговки своей идеально выглаженной совершенно белоснежной рубашке, отчего моя улыбка сползла с лица очень быстро, зато его расцвела снова с новой силой, пока глаза полыхали, глядя на меня снова не отрываясь и не моргая.

Точно зверь. Я снова сделала шаг назад, пытаясь спрятаться от этого взгляда, а еще понять для чего он постепенно раздевается? Жарко стало? Он усмехнулся, когда я принялась одергивать подол своего халата, готовая облачиться в пуховик поверх шубы, чтобы только спрятаться от его пронзительного, жадного, голодного взгляда, который блуждал теперь по мне, совершенно не смущаясь.

Я отгоняла от себя жар и дрожь, натягивая злость и обиду, словно колючее одеяло, цепляясь в него изо всех сил, чтобы эти длинные острые иголки ранили меня глубже, не позволяя душе растаять и отдаться на съедение этого питона. Он не заслужил, черт побери!!!! Мало наорать на меня утром, выгнав словно побирушку, а потом просто прийти и пару раз показать свои сладкие ямочки, от которых моя бедная голова просто шла кругом!

— Иди ко мне, мавиш… — от его чуть хриплого проникновенного голоса, колени снова предательски дрогнули, но я устояла, стараясь не смотреть в эти полыхающие черные глаза, которые подчиняли мою душу себе, затягивая в черную воронку этого жаркого пронзительного взгляда.

— Раздеваться? — хмуро поинтересовалась я, не в силах убрать скрученные на груди руки, словно это могло помочь мне спрятать свою дрожь, видя, как черные глаза Хана полыхнули, словно поймав в свои черные воды луну, а голос стал еще более хриплым, когда он протянул, усмехнувшись одним только уголком губ:

— Так сильно хочется?..

Я бы фыркнула, если была в состоянии лишний раз выдохнуть, отчеканив:

— Сделайте уже, что хотели, и давайте забудем про наш договор, как про страшный сон!..

Резкая черная бровь дернулась, а глаза хищно прищурились, когда Хан усмехнулся:

— Боюсь, одним разом обойтись не получится… — он протянул ко мне ладонь, поманив пальцами и похлопав по своим бедрам, — …иди, мавиш…иди.

И снова я чувствовала себя, как в тот первый раз, стоя перед столом в его кабинете, и не в силах двинуться с места, прожигаемая этими глазами, и совершенно не готовая к чему-то подобному.

И снова Хан сам подался вперед, взяв меня за руки и настойчиво притягивая к себе, заставляя сесть на его колени лицом к лицу, раздвигая мои ноги и обхватывая горячими ладонями за ягодицы, обжигая своим ароматным, пряным дыханием.

Куда он дел мое сердце сегодня утром, где держал его весь день, и каким образом вернул его на один короткий вечер, заставляя меня снова дрожать и задыхаться, не слыша ничего, кроме этого истеричного, захлебывающегося стука?

Я не знала, куда деть свои руки, боясь прикоснуться к нему и ощутить под своими ладонями горячую ароматную кожу, которая была такой красивой и золотистой, выглядывая из под расстегнутой до ремня рубашки.

— Поцелуй, — выдохнул Хан как всегда в свойственной ему приказной манере, отчего его пряное ароматное дыхание попало на мои сжатые губы, а его ладони сжали мою попу сильнее, приподнимая и заставляя проехать по его бедрам вверх, буквально насаживая на то, что бугром выпирало под узкими брюками.

Чувствуя, что начинаю предательски краснеть и вести себя снова, как школьница, я едва могла выдохнуть в его губы:

— …как вы в машине?

— Попробуешь? — Хан чуть подался вперед, легко прикасаясь своими губами, опаляя дыханием так, что его аромат оставался на моих губах, оседая пряным терпким вкусом, глубоким и сочным.

— Сидя? — снова пробормотала я, облизнувшись, и чувствуя, как кожа сделалась «гусиной» от его вкуса, попавшего на язык, словно капелька сочной черешни попала в рот, а его руки сжили меня сильнее, прижимая к его напряженному телу, которое пульсировала в определенной точке…самой напряженной и высокой такой точке, которая располагалась как раз между моими бедрами, словно я сидела на действующем вулкане ей-богу….

— Могу лечь, — его горячие вкусные губы снова коснулись моих, скользнув и чуть прикусывая нижнюю, отчего по телу растеклась томная нега, словно по венам отныне текла не кровь, а раскаленное золото с ароматом корицы и черешни, которое тянуло меня за невидимые ниточки, стекаясь золотыми горячими ручейками внизу живота, где становилось даже больно…словно это золото притягивалось к тому вулкану, на котором я неловко сидела.

— Не надо!

На мой отрывистый испуганный выдох губы Хана снова усмехнулись, касаясь моих, и горячий язык, скользнул, заставляя губы приоткрыться, но не спеша врываться внутрь, словно играя со мной и своим ароматом, переплетая наши дыхания и заставляя дрожать от этого расплавленного золота в моей крови. Его длинные ресницы щекотали, но не опускались ни на секунду, прожигая кожу, и заставляя золото в моей крови носится все быстрее и быстрее, отчего голова кружилась. Я дышала его ароматом, вместо воздуха, ощущала под собой его тело, вместо земли, прикасалась к горячей коже, утопая и пропадая в этом черном блестящем водовороте…

— Целуй, мавиш. — Хан снова легко прикусил мою нижнюю губу, скользнув горячим пряным языком по губам и подавшись вперед там сильно, что пришлось упереться ладонями в его живот, чтобы испуганно остановить, пытаясь справится с дыханием и тем, что мне предстояло сделать, — давай.