«Саша, что ты делаешь?» — спросила она, хотя прекрасно понимала, что.

Мужчина намотал на кулак её длинные волосы, и резко вошёл, не удосужившись даже проверить, насколько она была к этому готова.

Девушка вскрикнула, но больше от удивления таким резким поворотом событий, чем от боли.

«Саша, понежнее» — прошептала она.

Но он её не слушал.

Сейчас, он вымещал злость на себя, за то, что не смог защитить любимого человека. Он понимал, что всё равно не смог бы этого сделать, но чувство вины не уходило.

Кончил в Инну. Ему в данный момент было совершенно на это наплевать. Отвалился в сторону и заснул. Девушка осторожно встала, поправила на нём одеяло и пошла в ванную комнату. Проходя мимо висящего в коридоре зеркала, довольно улыбнулась своему отражению.


И снова чёрный коридор навстречу. Ветер с осколками стекла и темнота. Кто-то рассказывает про тоннель со светом в конце, кто-то рассказывает про яркий свет, словно огромные солнце перед глазами. Да нифига! Да не было ничего подобного! Черный туннель, битое стекло и ощущение падения. Страшно. Хочется кричать, но крик — как будто он застыл в груди, а потом наступила тишина.

Майке снова снилось море, она нежилась на его поверхности, теплые волны ласкают тело, пробегая по животу. Живот! Майка инстинктивно прижала руки к животу и почувствовал слабый толчок под ладонью.

— Жив! — сказал Майка, — он жив!

И снова тишина и снова темный коридор, только она уже не падает, а идет по нему, пытаясь в темноте нащупать хоть какую-то дверь. Потом внезапно откуда-то раздался голос:

— Майка! Да очнись же ты, наконец!

Мойка открыла глаза и увидела перед собой заплаканное лицо Катерины.

— А ты что здесь делаешь? Ты тоже умерла?

— Майка, да ты чего? Ты жива!

— Где я? — спросила Майка.

— Здесь, на барже.

«Баржа!» — мысль горячим сверлом воткнулась в голову, прошла от одного уха до другого, сжигая мозг. Майка начала метаться и кричать:

— Неееет! Отпустите меня! Ну пожалуйста!

— Успокойся!

— Как я здесь оказалась?

— Май, вы в аварию попали. Охранники тебя вытащили из машины и привезли сюда.

— А что случилось с теми, кто остался в машине?

— Да живы они. Живы. Вот ты представляешь, до какой степени живучие попались ребята — лоб в лоб с грузовиком, а им хоть бы хны!

Майка положила руку на живот.

— Ребёнок! Что с моим ребёнком?

— С ним всё хорошо. Был у тебя был доктор, правда сказал, что тебе нужен постельный режим и запретил вставать с кровати до его разрешения.

Майка дернулась второй рукой, но рука оказалась прикованной наручниками к спинке кровати.

— Это что? — спросил Майка.

— Это распоряжение Мадам, чтобы ты больше не пыталась бежать.

— А если я захочу в туалет?

— Меня поставили ухаживать за тобой. Ты не представляешь, что здесь творилось после того, как тебя забрали из машины. Нам пришлось ещё крутиться по городу, пытаясь оторваться от полицейских машин, и только потом приехали сюда. Охранники рассказали всё Мадам. Вообще, невообразимый крик стоял, когда она увидела тебя всю в порезах и ссадинах. Первым делом заорала: «Что с ребёнком? Приведите доктора!» Слава Богу, всё обошлось. Мать, ты понимаешь, если ты выжила, то ты должна дальше жить!

Майка провела свободной рукой по лицу — лицом оказалось забинтовано.

— Что, всё так страшно? Да? — спросила Майка.

— Да ладно, всё заживёт, порезы неглубокие. Ну может быть, останутся слабые шрамы. — сказала Катерина. — Извини, я пойду. Мадам сказала, что как только ты придёшь в себя, позвать её.

Майка согласно кивнула головой и Катерина ушла. Через некоторое время дверь открылась и вошла Мадам.

— Ты даже не представляешь, как я рада твоему возвращению, — сказала Мадам, но в голосе чувствовалась злость, а не радость.

— А уж как я рада Вас видеть, — ответила Майка.

— Слава Богу, что с ребёнком всё в порядке, иначе я утопила бы тебя прямо здесь. Охранники рассказывали, что ты сначала выбежала из машины, побежала к девкам, а потом резко развернулась и побежала обратно. Сбежать хотела?

— Да. Они обещали отпусти меня. Переправить меня в Россию и там отпустить. — сказала Майка.

— Ну мы же с тобой договорились!

— Вы знаете, я почему-то не верю, что Вы меня просто вот так возьмёте и отпустите.

— Я же дала слово, — ответила Мадам.

— Вот это меня и напрягает — что вы так просто дали слово — взять и отпустить меня. Мне, конечно, мало лет, я немного пожила на этом свете, но не верю я Вам.

— То есть ты поверила четверым отморозкам, которые чуть не сожгли нашу баржу? Которые дважды изнасиловали тебя, избили твоего Сашку? Ты поверила четырем психам, которые перевернули всю твою жизнь? Но не поверила мне? Вот, ей-богу, я не понимаю твоей логики. — возмущалась Мадам.

— Ну вот уж такая я! — ответила Майка. — Можно снять с меня наручники?

— Я подумаю, — ответил Мадам, — а вдруг ты снова соберёшься бежать?

— Куда бежать-то?

— Да, кстати, сегодня по новостям прошёл интересный ролик. — сказала Мадам, — где-то в лесополосе за городом найден труп девушки, а при нём твой паспорт. Тебе ничего не об этом неизвестно?

— Вчера стало известно, — ответила Майка, — это труп проститутки, которая умерла от передозировки наркотиков. Эти ребята не придумали ничего лучше, как бросить её в лесополосе и подсунуть ей мой паспорт, чтобы меня не искали на родине.

— Вот и замечательно — тебя никто не будет искать.

— А что с теми ребятами из машины? — спросила Майка.

— Они все живы, но они на данный момент находятся в госпитале. Когда их можно будет транспортировать, их отправят в Россию. — Мадам направилась к двери. — Да, кстати, вставать тебе нельзя до особого распоряжения доктора. Катьку приставила к тебе, она будет тебя кормить, поить, мыть, одевать, обувать, пока ты не встанешь на ноги.

— Спасибо, — сказала Майка.

— Видишь, как я за тебя переживаю. Цени. Поправляйся. — ответила Мадам.

Майка закрыла глаза и только сейчас поняла, что она плачет. Усталость прошедших дней каменной плитой навалилась на неё. На тумбочке рядом с кроватью стоял колокольчик, Майка свободной рукой дотянулась до него и позвонила. Пришла Катерина.

— Ну что что она тебе сказала?

— Да ничего нового. Сказала, что слово дала, что сдержит его.

— Не верь. Не верь ни единому её слову, — сказала Катя.

— Как у тебя дела? — спросила Майка.

— Ой, я забыла тебе рассказать… Я так хотела с тобой поделиться. Представляешь, у меня есть постоянный клиент, Мустафа. Он не очень богатый, скажем так — он обеспеченный менеджер. Сам он по происхождению турок. Вот и никогда в жизни не видел снега. Пока тебя не было я тут полазила среди твоих пробирок и нашла одну, как мне показалось, с запахом елки… Извини, что без спроса, но я воспользовалась этими духами. Представляешь, это было какое-то чудо. Мы вдвоём среди заснеженного леса. Огромные пушистые сугробы, толстый лохматый плед, костер, в ведёрке бутылка с шампанским и мы..

Ты бы видела восторг и удивление в его глазах! Я даже не знаю, что произвело на него большее впечатление: смена обстановки, или царство снега в которое он попал. Мустафа был похож на мальчишку оказавшегося в сказочной стране. Несмотря на то, что вокруг раскинулось снежное море, холода мы не чувствуем. Он встал с пледа, потрогал ветви елей обильно усыпанные снегом, словно проверяя, настоящее это всё или нет, не растает ли через мгновенье миражом, оставив лишь досаду на сердце от такого короткого знакомства с русской зимой. Взялся за широкую еловую лапу, и несмело, всё ещё не веря в происходящее дёрнул. Снег, сорвавшийся с ветвей накрыл его широким потоком засыпав белыми искрящимися снежинками. Восторженное лицо Мустафы было для меня лучшим доказательством того, что я сделала всё правильно. Я налила в два бокала шампанского, подошла к нему. Протянула один: «Выпей, ты слишком взволнован». Ты знаешь, Майка, в тот момент, счастливым был не только он. Ты понимаешь, что и я чувствовала счастье в своём сердце? Счастье быть женщиной, счастье быть женой, счастье быть любимой и любить. Мы были с ним словно молодая семейная пара только что познавшие, какая это радость быть мужем и женой, быть одним целым, чувствовать мысли и желания друг друга. Из своего бокала я сделала всего глоток, и выкинула его в сугроб. Мустафа с удивлением осмотрел свой наряд. Большая медвежья шуба, шапка с пришитым сверху хвостом горностая, короткие меховые сапоги. Он был словно сибирский боярин обходящий свои владения. Я с удовольствием посмотрела на себя: песцовая шуба, круглая меховая шапка, красные сапожки. Мех окутывал меня, словно облако, и я знала, что под ним больше ничего нет. Глядя ему в глаза, расстегнула костяные пуговицы, и скинула шубу в снег, оставшись перед ним совершенно нагой. Холода я не чувствовала, его просто не было. Мустафа сделал большой глоток шампанского, и тоже выкинул бокал в сугроб. Он трясущимися руками расстегнул свою шубу, расправил её на всю ширину, и бросил в снег. Как и у меня, из одежды на нём больше ничего не было. Он взял меня за руки, и завёл на свою шубу, лежащую на снегу словно на огромной перине. То, что случилось потом, было самым нежным и чувственным сексом во всей моей жизни. Никакой спешки, хотя мы оба очень этого хотели. Нежные касания его горячих губ к моим, он словно спрашивал разрешения на ласки. Я осторожно отвечала на его поцелуи, боясь резким движение разрушить волшебство этого зимнего дня. Ещё несколько секунд назад робкие поцелуи, с каждым мгновением становились настойчивее и горячее. Я отдавалась его губам и рукам вся, без остатка, он был волен делать с моим телом всё, что захочет. Я чувствовала, что он готов, его плоть горячим пятном упиралась в мой живот, но он словно решил помучать нас обоих. Его губы опустились к груди, я вздрагивала от его прикосновений. Мне уже с трудом удавалось стоять на ногах, коленки тряслись, ноги подгибались. Язык Мустафы на моих ореолах и сосках — словно сладостная пытка. Я выгибаюсь и кричу, называю его любимым, и прошу остановиться, я не в силах больше получать такое наслаждение. Но он разжигает во мне пожар желания всё сильнее и сильнее. Его губы и язык, в тот вечер не пропустили ни одного миллиметра моего тела. Такой прелюдии у меня не было никогда, о таких ласках я могла только мечтать. Мне было так хорошо, что я просто не могла стоять на ногах, сознание всё время уплывало от его прикосновений. Я даже не заметила, как он положил меня на шубу. Я не могла поверить, в то что происходит.