До следующей операции у Марцио оставалось около часа времени, и ему необходимо было связаться со своими коллегами. Как им объяснить свою просьбу заменить его на операции, он не имел ни малейшего представления, потому решил просто попросить провести хирургическое вмешательство вместо него, без объяснения причин.

Но, увы, попытки найти себе замену с треском проваливались. Все его коллеги, которые занимались подобными случаями, тоже были хирургами востребованными и никак не могли все бросить и завтра прилететь в Турин. А кто-то и вовсе был в командировке. Отложить операцию тоже не представлялось возможным, ибо, как показали результаты самых последних обследований, сердце синьоры Гримальди пребывало в самом критическом состоянии. Требовалось хирургическое вмешательство сейчас или никогда.

Марцио схватился за голову и в отчаянии смотрел на свой телефон, из которого далекие и равнодушные голоса коллег извинялись за то, что не могут ему помочь. А в ординаторскую, ко всему прочему, вошла Арианна, которая так жаждала поговорить с ним о матери, но которой Марцио в очередной раз нанес душевную рану своей просьбой оставить его в покое. Она, печальная и понурая, чуть не плача, села за отведенный ей стол и уставилась в пространство.

У Марцио просто сердце разрывалось! Он всеми клеточками чувствовал, как она страдает, переживает, боится, но он отныне не мог ее приободрить. Он вообще не мог с ней обсуждать ее мать!

Узнав, что Арианна – дочь ненавидимой им женщины, Марцио полагал, что за ночь воспылает ненавистью или хотя бы неприязнью к своей ассистентке. Тогда ему было бы куда легче разговаривать с ней и решать эту проблему. Но, увы, непокорное сердце продолжало любить. За это Марцио мысленно награждал себя самыми изощренными эпитетами.

– Марцио, ты что сидишь? – заглянул в ординаторскую Анджело. – Пациент уже в операционной!

Марцио тихо выругался и, сорвавшись с места, бегом бросился из ординаторской. К счастью для него и для пациента, в операционной Марцио забывал обо всех шутках судьбы. Наверное, особый запах, особая атмосфера, царящие там, позволяют медикам абстрагироваться и сосредоточиться на важном деле, хотя все, безусловно, зависит от проводимого хирургического вмешательства. Если это поточная операция, которая идет по плану, то все сводится к рутинным действиям, и тогда медики вполне могут поговорить на отвлеченные темы, не вредя процессу.

К счастью, проводимая в тот день операция не была такой. К счастью – потому что если бы у Марцио «между разрезами» было время подумать о своей судьбе, он мог бы увлечься и сделать что-нибудь не то. Такое с ним, правда, ни разу не случалось, но в тот момент его душевное состояние был поистине плачевным. Таким образом, с головой уйдя в процесс и переговариваясь с коллегами только относительно происходящего на операционном столе, Марцио смог полностью переключиться на то, что творилось под его руками, и выполнить свою работу четко и хорошо.

Но по окончании хирургического вмешательства его по-прежнему ждала мучительно абсурдная реальность. И проблему надо было решать. Если он не найдет себе замену, оперировать ненавистную женщину придется ему. Это Марцио отлично понимал, поскольку просто не имел права вообще отказаться.

Он набрал номер лучшего старого друга.

– Чао, Франко, как дела? – сказал он, услышав в трубке знакомый голос. Он для Марцио был последней надеждой.

– Чао, Марцио! – явно улыбнулся друг. Голос у него всегда был веселый, жизнерадостный. – У меня все отлично. Как ты?

– Более или менее, – кисло ответил Марцио.

– Как так? Что случилось? – чутко ощутил Франко, что у друга проблемы.

– Могу я попросить тебя об одном важном одолжении? – сразу перешел Марцио к делу, осознавая, что времени на пространную болтовню очень мало, да и сам он относился к тем людям, которые предпочитают говорить коротко и по существу.

– Конечно, Марцио! Сделаю все, что в моих силах, – сказал Франко с готовностью.

– Ты никогда не вживал в сердце вспомогательное желудочковое устройство? – осведомился Марцио.

– Пару раз делал, но не в Тренто. У нас больница не специализируется на этом. Я ездил в Германию на недельную стажировку, у них как раз проводили такие операции. Я участвовал, – рассказывал Франко, не подозревая, что его ждет.

– Мог бы ты завтра приехать в Турин, чтобы провести такую операцию? – с лихорадочной пылкостью спросил Марцио.

Повисло молчание. Франко явно опешил, но спустя несколько секунд проговорил:

– Но… Почему?

– Потому что я не могу ее провести, а случай такой тяжелый, что жизнь пациента балансирует на острие скальпеля, – ответил Марцио.

– Я не понимаю, почему не можешь ты? – удивленно произнес Франко. – Ты ведь специализируешься именно на таких операциях. Ты более опытный. И более гениальный, – добавил он, засмеявшись.

– Не преувеличивай, – немного нервно ответил Марцио.

– Я не преувеличиваю. Я говорю серьезно. А теперь еще серьезнее: что случилось? – спросил Франко немного резко, и Марцио так и представил, как тот сложил на груди руки, приготовившись внимательно слушать – привычная поза друга, когда из лучезарного и улыбчивого мужчины он превращался в строгого и сурового хирурга.

– Я не могу выполнить эту операцию, все мои коллеги заняты. Ты единственная надежда, которая у меня осталась, – ответил Марцио, и голос его оборвался в конце фразы.

Повисло молчание. Франко чувствовал, что в жизни друга случилось нечто отчаянное, он всегда это безошибочно чувствовал. Только разговорить этого друга всегда было неимоверно сложно. Франко в отношении Марцио всю свою жизнь ощущал себя хирургом, даже когда им еще не был. Нужно было изощряться и идти на всевозможные хитрости, практически орудовать хирургическими щипцами, чтобы вытащить наружу его демонов.

Выпытывание истины в самом деле напоминало хирургическое вмешательство: требовалось влезать Марцио в душу и доставать оттуда источники боли, а потом зашивать душу и обрабатывать обезболивающими. С последними дела обстояли из рук вон плохо, ибо Марцио даже напиваться до самозабвения не умел, впрочем, как и развлекаться.

Но теперь, когда они столько лет жили в разных городах, и дружеская связь, разумеется, на расстоянии функционировала немного ослаблено, задача перед Франко стояла не из простых. Прилететь завтра в Турин он никак не мог. На его отказ Марцио просто попрощается, и Франко беспокоило, к чему это может привести. Ему предстояло рискнуть и предотвратить кризис.

– Послушай, Марцио… Сейчас для меня покинуть Тренто практически невозможно. Моя жена со дня на день должна родить. У нее уже появились предвестники родов, и я вполне допускаю мысль, что через несколько часов стану отцом… Я прошу тебя понять.

Марцио подавил тяжелый вздох.

– Я понимаю, Франко… – сказал Марцио. Он действительно понимал, но это не помогло ему скрыть мучительную обреченность в своем голосе. – Ладно, извини за беспокойство, я сам справлюсь, – сказал он, не имея ни малейшего представления, как именно он собрался справляться.

– Марцио, что случилось? – строго спросил Франко.

– Ничего, – пробурчал тот. – Ладно, Франко, неважно. Желаю твоей жене легких родов и здорового ребенка, – собрался он закончить разговор.

Именно этого Франко и опасался.

– Марцио, ради всего святого, прекрати строить из себя стойкого дуболома! И не пользуйся расстоянием между нами. Я умею вскрывать сердце дистанционно! – горячо предупредил Франко.

Марцио невесело хмыкнул.

– Не стоит, Франко… Да и не поможет…

– Не поможет?! – вот теперь Франко окончательно понял, что у друга серьезные проблемы. – Марцио… Да, мы с тобой кардиохирурги и знаем, что иногда, в самом деле, помочь нельзя. Но пока сердце живое, пока оно бьется, его можно спасти, вылечить! Ты сам это знаешь лучше меня!

– Некоторые болезни не лечатся, Франко. И причины, к ним приведшие, не забываются! – пылко возразил Марцио. Его внутреннее напряжение достигло предельного уровня, отчего душа готова была распахнуться от любого неосторожного слова. Хотя у Франко имелся особый дар открывать его душу. С трудом, но в итоге открывать.

– Причины, к ним приведшие..? – переспросил Франко в замешательстве. Он крутил извилинами, пытаясь понять, что бы это значило, и на какую пружинку нажать, чтобы двери души открылись с первого раза. – Что такое всколыхнулось из прошлого? С твоей мамой все нормально? – тут же встревоженно спросил он.

– Да, с ней все хорошо, – усталым голосом ответил Марцио.

– То есть, не ей завтра требуется срочная операция?

– Нет, Франко! И потом, почему бы я не смог ее выполнить? Я все операции делал ей сам!

– А почему ты не можешь выполнить завтрашнюю операцию? – осторожно полюбопытствовал Франко.

– А ты смог бы провести операцию по спасению жизни человеку, которого ты ненавидишь? – не выдержал Марцио. Голос его был настолько эмоциональным, что Франко в ступоре замер. Да и сама фраза повергла его в шок.

– Ну… – протянул Франко. Он в самом деле не знал, что ответить, ибо с такой ситуацией никогда не сталкивался. К тому же не существовало на свете человека, которого он ненавидел. – Ненависть плохое чувство, его нужно вырезать из сердца.

– Не могу! Я с ним двадцать лет живу!

Франко остолбенел. Он принялся еще активнее крутить извилинами. Двадцать лет! То есть с тех времен, когда они заканчивали школу…

– Подожди… Дай мне понять… Двадцать лет? Но кто там у тебя на операционном столе?!

– Гримальди! – выпалил Марцио.

– Гримальди?! – переспросил Франко и окончательно потерял дар речи. Он был в таком шоке, что с минуту не мог вымолвить ни слова. – Наша Гримальди?!

– Да, именно она! Теперь старая и дряхлая! Она при смерти! – прорвало Марцио. – И если ее сердце окажется в моих руках, я не смогу его ремонтировать! Я хочу выкинуть его в мусорную корзину!

Франко все еще не мог оправиться от потрясения.