– Нет, я исключительно к тебе приехал. Я весь день не мог до тебя дозвониться, потому прости, что без предупреждения, но будучи так близко, я, конечно, не мог уехать, не повидав тебя. Делать мне было все равно нечего, так что я забронировал на ночь отель в Турине – и вот я здесь.

– Можешь отменять свою бронь и остаться у меня.

– Не имеет смысл отменять, – хмыкнул Франко. – Уже поздно, оплата прошла.

– Ну, тогда сдай ее кому-нибудь, – рассмеялся Марцио.

– Слушай, если ты так хочешь потрепаться со мной до глубокой ночи, лежа, как в детстве, на соседних кроватях, я согласен.

– На соседних кроватях не очень-то и получится, – усмехнулся Марцио. – У меня спальня с большой кроватью и диван в гостиной. И насчет глубокой ночи я тоже сомневаюсь, боюсь уснуть раньше, хотя кто знает. Ладно, решим. Я сейчас выезжаю, жди меня на выходе с вокзала.

Несмотря на то, что ехать до вокзала было всего ничего, Марцио попал в несколько пробок, ибо жители города возвращались с работы домой. То и дело вокруг раздавались раздраженные сигналы клаксонов, если кто-нибудь не стартовал на светофоре в первые две секунды после того, как зажигался зеленый свет. Им вторили негодующие сигналы, когда кто-нибудь совершал откровенно дерзкий маневр, а таких было не меньше половины участников дорожного движения, включая мопеды, которые по непонятным причинам мнят себя скоростными болидами и с черепашьей скоростью едут посреди полосы, не давая с ветерком промчаться нормальному автомобилю. При подъезде к вокзалу ситуация только ухудшилась, ибо там в общую суматоху влились таксисты, которые считают себя королями города, автобусы, которые едут крайней медленно, а занимают полдороги, да еще безбашенные пешеходы, которые с чего-то взяли, что могут пересекать дорогу по пешеходному переходу и вне его только потому, что им это очень надо, не желая пропускать непрекращающийся поток спешащих машин.

Марцио на ходу набрал номер Франко и попросил, чтобы тот подошел к остановке такси. Стоя в пробке, Марцио уже успел разглядеть Франко, но его отделяла от друга вереница автомобилей, и ничего не оставалось, кроме как медленно подползать к зданию вокзала.

Наконец Франко запрыгнул в машину и горячо обнял старого друга детства. Они не виделись несколько месяцев, почти год, и оба были несказанно рады встрече.

– Слушай, ты что, совсем не спишь, не ешь, только сердца чинишь? – улыбаясь, спросил Франко. – Ты даже, похоже, не бреешься, смотри, какую бороду отрастил!

– Две недели только не брился! – возмутился Марцио. – Хотя нет… Четыре! – уточнил он и рассмеялся.

– Слушай, ты, в самом деле, без отдыха работаешь? У вас тут что, проблемы с персоналом или испорченных сердец слишком много?

– Я на две недели в Африку ездил, – сказал Марцио. – Честно, не до бороды было.

– Волонтерская поездка? – с одобрением и с живым интересом спросил Франко. – Как прошло?

– Как всегда, – мучительно скривились губы Марцио при воспоминании о морально нелегкой командировке. – Зато я приобщился к детской кардиохирургии.

– Да ладно?! – изумился Франко. – Как так?

– Мне тут экстренно пришлось сердце семимесячной девочке оперировать, – пояснил Марцио и почувствовал прилив необъяснимого нежного чувства в груди. – Решил немного попрактиковаться. Ты никогда не имел дела с детскими сердцами?

– С настолько крошечными нет. Моему самому маленькому пациенту было пять лет.

– Кстати, о детях, как твоя дочь? – спросил Марцио.

– Уж полтора месяца, – с гордостью произнес Франко, и Марцио, бросив на друга внимательный взгляд, отметил, каким радостным и счастливым блеском засветились его глаза.

«Наверное, быть отцом – это здорово…» – меланхолично подумал Марцио, а вслух произнес:

– Полтора месяца?! Она же только недавно родилась…

– Ууууу, – протянул Франко, лучезарно улыбнувшись. – Если так дальше и пойдет, мы станем с ней коллегами, а тебе все будет казаться, что она только родилась.

– Коллегами? С чего это ты взял, что она решится пойти в кардиохирурги? – полюбопытствовал Марцио. – Я бы на твоем месте отговаривал.

– Почему? Ты разочаровался в нашей профессии?

– Нет. Но какой нормальный родитель добровольно толкнет своего ребенка в мир, полный страданий? Есть куча других профессий, важных и полезных, но без сильнейшего ежедневного стресса.

– Ты рассуждаешь, как мой отец, – хмыкнул Франко. – Помнишь, как он нас отговаривал?

Марцио кивнул, а по лицу пробежала мрачная тень. Он бы хотел навсегда стереть из своей памяти те тяжелые времена.

– Но лично меня его увещевания не остановили, и я не жалею, – продолжил Франко. – А что касается моей дочери… Папа – кардиохирург, мама – кардиохирург, дедушка – даже он кардиохирург. У нее очень высокие шансы, – хмыкнул Франко.

– Мама – кардиохирург? – удивленно переспросил Марцио.

– Мадонна, Марцио, ты в каком измерении живешь?! – всплеснул Франко руками. – Это же Нунция!

– Твоя жена?! – уставился Марцио на Франко, забыв, видимо, что находится за рулем.

Франко покачал головой и снисходительно изрек:

– Смотри на дорогу, а то мы врежемся куда-нибудь ненароком.

– Нет, подожди, ты поясни мне про Нунцию! – не унимался Марцио.

– Видимо, когда я тебе это рассказал, ты не совсем адекватен был.

– Возможно. Извини, Франко, иногда я реально в прострации бываю.

– Да брось, я понимаю. Жениться тебе надо, чтобы хотя бы время от времени возвращаться в этот мир, – изрек Франко, исподтишка наблюдая за реакцией друга.

– Мадонна, вы все сговорились что ли?! – неожиданно нервно, даже с некоторой злостью воскликнул Марцио. – Не хочу я жениться, ясно?!

Франко внимательно созерцал профиль своего друга. Щеки ввалившиеся, брови сдвинуты, губы плотно сжаты, а глаза метают молнии. Но что-то непривычное появилось в его взгляде. Уязвимость какая-то, хрупкая мечтательность. Да и нервы, как заметил Франко, отчего-то напоминают гитарные струны, готовые разорваться от первого неосторожного слова.

– Куда мы, кстати, едем: ко мне домой или в ресторан? – ворчливо спросил Марцио.

Франко сложил на груди руки и еще раз критически осмотрел своего друга, будто оценивая его состояние.

– Честно тебе скажу, что страшно голоден, – ответил он. – На этой конференции мало кормили, потому одной пиццей я не наемся.

– Значит, в ресторан…

Марцио свернул в боковой переулок и принялся петлять меж старинных палаццо в стиле барокко, а Франко восхищенно рассматривал богато декорированные здания, продолжая раздумывать о своем друге. Он решил не продолжать разговор в машине. Он понял, что Марцио надо будет нещадно пытать и выворачивать наизнанку его душу, а на дороге подобными манипуляциями лучше не заниматься.

Видимо, природа вместе с медицинскими способностями наделила Франко талантом психолога. Он был как раз из тех медиков, которого обожали все пациенты, потому что он умел к каждому найти подход, каждому подарить надежду. Возможно, этому его в свое время научил именно Марцио, когда Франко приходилось проявлять чудеса чуткости и изворотливости и вытаскивать своего скрытного друга из душевных мук и депрессий.

Пока Франко строил план по раскрытию души друга, Марцио припарковал свою машину на стоянке.

– Надеюсь, ты в состоянии немного пройти пешком? – полюбопытствовал он.

– Конечно! – с энтузиазмом отозвался Франко.

Они вылезли из машины и двинулись в направлении кампанеллы, возвышающейся над строгим беломраморным собором – единственным в городе, выполненным в стиле эпохи Возрождения среди царства туринского барокко.

– Что за базилика? – осведомился Франко.

– Туринский Дуомо, посвященный покровителю города Сан Джованни Баттиста, – ответил Марцио. – Как раз здесь Плащаница находится.

– Да ладно?! – изумился Франко. – Открыто еще? Я много слышал о ней, но ни разу не видел.

– Нет, видишь ли, соборы не ждут, когда хирурги завершат свои дела, – хмыкнул Марцио. – Если хочешь, сходи сюда завтра утром.

– Стоит того?

– Однозначно. Недавно наконец-то открыли купол, который сгорел в 1997 году, а вместе с ним и Плащаница чуть не канула в лета. Ее тогда чудом спасли. Пожарные разбили стекло, за которым она хранится, а это породило мощный перепад температуры и, как результат, взрыв, от которого разрушился главный алтарь, некоторые монументы и прочие части базилики. Температура была настолько высокой, что даже произошли изменения в мраморных блоках и разорвались цепи, поддерживающие знаменитый купол, и он рухнул.

– Чем он так примечателен, этот купол? – приподнял Франко бровь.

– Это проект Гуарино Гуарини, который был вдохновлен научными открытиями Галилея и попытался совместить в своем изобретении науку и математику, чтобы объяснить веру, – ответил Марцио, а Франко сосредоточенно сдвинул брови, пытаясь понять, что бы это значило. – Купол состоит из правильных геометрических фигур: треугольников и кругов. Таким образом, он как бы соединял космос и Троицу, науку и веру. В общем, занимательно.

– А Плащаница? – с живым интересом спросил Франко.

– А что Плащаница? Верующие полагают, что это полотно, в которое был завернут Иисус, когда его сняли с креста. То, что полотно древнее и действительно прошло этот путь до Турина, вроде доказано, но отпечатки крови фотографические.

– То есть?

– То есть как бы нарисованные, а не искаженные, какими они должны были бы быть. Кто-то полагает, что это рисунок Джотто, к тому же химический состав этих пятен может быть как кровью, так и просто используемой в те времена краской. Так что неясно.

– У меня такое ощущение, что ты живешь в священном городе, – прокомментировал Франко.

– Не скажи. Турин – город черной и белой магии.

– Ювентийской? – ухмыльнулся Франко. – Да, в Чемпионате Ювентус, конечно, творит чудеса.

Марцио улыбнулся, но потом пояснил свою мысль:

– Но я не только это имел в виду. Наравне с такими святыми реликвиями, как Плащаница, Святой Грааль, Туринское чудо…