– Спасибо…

– Тебе нужно связаться с ним?

– У меня нет телефона… – угрюмо ответил Джерардо.

– Понимаю, – кивнула Даниэла. – Прямо сейчас я могу одолжить тебе свой. Позже могу раздобыть телефон и попробовать восстановить твою сим-карту.

– Не стоит. Я сам восстановлю, если понадобится… – отказался Джерардо.

Даниэла незаметно сжала кулаки, но вида не подала, как ей тяжело с ним бороться.

– А что сказать Леонардо, когда он снова позвонит? – уточнила она непринужденно.

– Что пока я не могу разговаривать.

– Хорошо, – кивнула Даниэла. – Ты не спросишь меня, как прошла видеоконференция по твоей дочери?

– Я не хочу тешить себя пустыми надеждами. – Джерардо одарил ее убийственным взором.

– То есть ты не веришь, что мы сможем выиграть?! – оскорбилась Даниэла. – У нас очень классная команда, состоящая из самых лучших медиков нашей клиники. Даже обидно видеть такое недоверие.

– Извини, – сказал он и отвернулся к окну.

У нее просто руки опускались от его депрессии, но сдаваться она даже не думала.

– Ладно, я расскажу тебе об этом, когда ты будешь в более благодушном настроении. А пока – я принесла обещанную книгу и хочу почитать тебе немного…

– Зачем?

Даниэла стиснула зубы и упрямо посмотрела ему в глаза.

– Чтобы отвлечь тебя от твоих черных мыслей! – процедила она. – Джерардо, я прекрасно понимаю твое состояние, – поспешила Даниэла добавить мягче. – Ты хотел бы, чтобы от тебя все отстали и дали спокойно умереть. Я даже подозреваю, что ты начинаешь меня тихо ненавидеть за то, что я не даю тебе сгореть в аду твоей депрессии. Но я медик, у меня очень нежное сердце. Я просто не в состоянии видеть чью-либо гибель. Так что я всерьез вознамерилась тебя спасти, и твое сопротивление бесполезно.

– Ты могла бы выбрать себе другую жертву. Почему я?! Я не хочу!

«В самом деле, почему я к нему привязалась? Потому что мне жаль сдавать в приют его ребенка!»

– Как говорится, сердцу не прикажешь, – непреклонно изрекла она. – И тебе придется смириться, что мой выбор пал именно на тебя. К тому же, мы с тобой уже заключили сделку. Ты обещал держаться за мою руку, по крайней мере, до тех пор, пока… – осеклась она, боясь повторить вслух условие договора.

– Вообще-то я тебе ничего не обещал.

– Обещал-обещал. Мы оба дали обещания…

Джерардо с усталым видом закрыл глаза. Несколько мгновений Даниэла созерцала его небритое лицо, на котором прочно отпечаталась глубокая боль. «Нельзя допустить, чтобы он лишил себя жизни. Он красив, молод, полон сил и вполне еще может быть счастливым. И очень нужен своей малышке…» – подумала Даниэла и, вздохнув, шагнула вперед, присела на краешек кровати и раскрыла книгу.

Угнетающую тишину палаты разорвал ее размеренный приятный голос. Она начала читать с выражением, будто рассказчик, который очень хочет увлечь слушателя. Ее цель, правда, была другой: она хотела отвлечь своего слушателя от тягостных дум.

Этот жанр – хоррор – Даниэла никогда не любила: кошмаров и адреналина ей и в работе вполне хватало. Но на что только не пойдешь ради спасения человека? И она, не моргнув глазом, продолжила читать. Сцены, описанные в книге, будоражили воображение и леденили кровь, а иногда вызывали полное отвращение, но Даниэла с невозмутимым видом читала ужасы, будто это были добрые сказки.

В какой-то момент она почувствовала, что у нее пылают щеки. Даниэла прикоснулась к лицу рукой: оно горело. Не прерывая чтения, она попыталась разобраться, чем вызвано волнение, и потеряла нить повествования. Потом резко подняла голову. Джерардо неотрывно смотрел на нее пронзительным взглядом, полным недоумения и бесконечной признательности.

Когда глаза их встретились, он вздрогнул и смутился. Проведя языком по пересохшим губам, Джерардо произнес хрипло:

– Спасибо, Дани… Я… безмерно благодарен тебе за все, что ты для меня делаешь…

– Но?

– Без всяких «но», – слабо улыбнулся он. – Последний раз мама читала мне книгу, когда мне было лет пять… Навеяло воспоминания…

«Наконец-то приятные…» – порадовалась про себя Даниэла.

– Мне повезло больше, – хмыкнула она. – В детстве я тоже очень любила слушать сказки, но сама читать долгое время терпеть не могла. Как ты знаешь, у меня есть брат. Старший. Роберто обожал читать. И вот, чтобы я не лезла к нему и давала спокойно посидеть с книгой на диване, он читал вслух, а я, как завороженная, слушала. Правда, брат на восемь лет меня старше, и когда мне следовало читать простые добрые сказки, он читал мне книги про разбойников и пиратов.

– Вот почему ты такая суровая…

Даниэла усмехнулась.

– Хирург должен быть суровым. Как резать людей, если у тебя мягкое сердце и слабые нервы?

– Не сказал бы, что я слабонервный, но хирурги для меня непостижимы… Для тебя это, как стейк порезать? Рука не дрожит? – полюбопытствовал Джерардо.

– Конечно, не дрожит! – фыркнула Даниэла, с радостью отметив, что в его глазах зажегся хоть какой-то интерес к жизни. – Как раз если бы у меня дрожали руки, было бы очень плохо для пациента. У хирурга просто не имеют права дрожать руки, потому что зачастую миллиметры смещения могут стать фатальными.

– И много на твоем счету фатальных случаев? – мрачно спросил Джерардо.

Даниэла замерла. Она не вела им учет, потому что это слишком тяжело. Каждый из них западал в душу и снился ночами в кошмарах. Она всегда чувствовала капельку своей вины, даже когда в реальности ни капли не была виновата, как, например, в смерти роженицы из-за тромба в вене. Но после каждого такого случая дома она рыдала в подушку.

Но сейчас разговор становился слишком опасным: он мог коснуться жены Джерардо. Даниэла страшно переживала из-за случившейся трагедии, хотя она, разумеется, никак не могла повлиять на ход событий. Не могла же она насильно сделать синьоре Бранди аборт! Но это дела не меняло: для Даниэлы каждая пациентка была важна, а каждое поражение было ударом в солнечное сплетение. И пока она еще не оправилась от него, чтобы говорить спокойно. Да и Джерардо вряд ли готов это обсуждать…

– Я не веду им учет, Джерардо. И потом, я тебе уже говорила, что выигрываю чаще, чем проигрываю, и горжусь этим. Хотя и страшно устаю… Знаешь, бывают спокойные дни, когда все идет по плану, да и родов не так много. Но иногда бывают дни, когда женщины начинают рожать, как с цепи сорвавшиеся.

Джерардо готов был рассмеяться, но тут же сморщился от резкой боли в области живота.

– Не смеши, – умоляюще попросил он.

– Да это не смешно, на самом деле! – притворно возмутилась Даниэла, но в глазах заплясал задорный огонек. – Мне иной раз приходится бегать между операционными боксами с окровавленным скальпелем в руках и пугать мужей, – рассказывала Даниэла. – Ведь кому-то не позволяют войти в операционный зал из-за серьезных осложнений. А тут я – с окровавленным блестящим инструментом на фоне истошных детских воплей.

Джерардо сдерживал улыбку. Наконец-то его глаза немного ожили, и душа, похоже, чуть оттаяла.

– Резать, наверное, сложно? Нужно ведь не задеть…ребенка, – запнулся он.

– Если постоянно этим занимаешься, уже умеешь рассчитывать. А в начале, конечно, было очень волнительно… Но ты знаешь, иной раз зашивать сложнее. – Даниэла скептически искривила губы. Джерардо вопросительно приподнял бровь. – Бывает сложно совместить разрезанную татуировку… – ответила Даниэла на его немой вопрос.

– Татуировку?! Вот это да… Никогда не думал о подобном…

– Неужели? У тебя же все предплечье в татуировке. Никогда не задумывался, что с ней станет, если тебе будут резать руку?

– Мадонна! – Джерардо всплеснул рукой. – Знаешь, я в принципе не задумывался о том, что меня буду резать… – произнес он с сарказмом. – И вообще не предполагал, что хирурги заботятся о татуировке.

– Я тоже раньше думала, что это не входит в обязанности хирурга. Пока одна пациентка не предъявила моему коллеге претензию, – усмехнулась Даниэла.

– Невероятно… – искренне изумился Джерардо.

– Да, жизнь хирурга не только благодарностями соткана…

– Почему ты пошла именно в хирурги? Почему не стала просто акушеркой? – поинтересовался он.

– Сначала я ею и была – сразу после трехлетнего обучения в университете. Но, видишь ли, мне хотелось развиваться дальше, да и в нашей стране больше ценится именно гинеколог. Все беременные идут к нему, даже если здоровы. И акушерки в итоге только роды принимают в больнице.

– Это вроде закономерно?

– Нет. Здоровую беременность должна вести акушерка. В Германии, например, гинеколог сам направляет здоровых женщин к коллеге-акушеру. А у нас нет. Кто же захочет терять своих платящих клиентов? К тому же, мне хотелось вести пациентов, знать все об их беременности, чтобы они приходили ко мне рожать, как к подруге. Налаженный психологический контакт пациента и врача ведь очень важен. Вот я и решила учиться дальше и получить право назначать им лекарства и оперировать.

– Не пожалела? Ведь ответственность на плечах лежит куда большая? – снова слабо улыбнулся Джерардо.

– Нет. Я умею брать на себя ответственность, – пожала плечами Даниэла. – Мне нравится помогать маленьким человечкам приходить в этот мир, несмотря на все сложности. И я всегда борюсь до последнего.

Уголки губ Джерардо опустились, а слабая улыбка и вовсе погасла. Даниэла догадалась, о чем он подумал. Ей было горько терять этот впервые сложившийся позитивный контакт. Она радовалась своему маленькому достижению, хотя прекрасно отдавала себе отчет в том, что это мимолетный успех, а вовсе не победа. Стоит ей уйти, как Джерардо вновь погрузится в свою депрессию. «Но если породить в нем чувство ответственности перед дочерью, внушить, что на земле есть человек, которому он по-настоящему нужен, тогда это будет бесспорная победа…» – подумала она и произнесла тем же самым тоном, каким рассказывала о своей профессии: