– Лилиана, не смотри на меня так! – нервно воскликнул он. – На самом деле, я не совершил ничего экстраординарного.

– Скромность красит людей… в серый цвет, – с доброй насмешкой заметил Сальваторе.

– Скромность тут ни при чем! – возразил Алессио. – Я медик, более того – кардиохирург. Абсолютно любой нормальный медик боролся бы до конца! Fino all’ultimo respiro26! Так предписывает нам клятва Гиппократа! Мне ли объяснять вам, Сильвестро! – Алессио импульсивно взмахнул рукой. Потом взглянул на Лилиану. Та, потрясенная, так и стояла посреди гостиной, в одной руке держа газету, а другой прижимая к себе Элио. – Лилиана, присядь, тебе нужно отдохнуть.

– И ты присаживайся, dottore! – засуетился Сальваторе.

– Я думаю, мне лучше оставить вас отдыхать…

– Даже не думай! – нетерпимо запротестовал Сильвестро и добавил тоном, не терпящим возражений: – Садись. Я накормлю тебя отменными stringozzi27, приготовленными по старинному рецепту моей обожаемой тетушки из Норчии. Ты таких никогда не ел! – с уверенностью заявил он.

Алессио снова обессилено всплеснул руками. Как отказать пожилому синьору, передвигающемуся с помощью трости, если он специально для тебя приготовил обед?

– Останься! – поддержал Элио. – Поиграем с тобой в Формулу 1…

Сопротивление было окончательно сломлено. Отказать ребенку, по которому он к тому же соскучился, Алессио уж точно не был в состоянии.

– Хорошо, останусь. Чем помочь вам, Сильвестро?

– Садись-садись. Сегодня ты гость, а не спасатель, – засмеялся Сильвестро, и острая седая бородка задорно затряслась.

– Да ну! – возразил Алессио. – Мы, по крайней мере, можем вместе с Элио помочь накрыть на стол. Правда, tesoro?

– А вообще ты прав. Прислужим моей дорогой принцессе, – весело подмигнул Сильвестро.

– Папа, прекрати! Я чувствую себя немощной старухой, – слабо возмутилась Лилиана.

– Старухой? – Сильвестро иронично изогнул брови. – А я тогда, по-твоему, кто?

– А ты дедушка со сломанной спиной, – заявил Элио, и взрослые прыснули со смеху.

Алессио по-хозяйски принялся накрывать на стол. Он уже знал, где хранится посуда, поэтому, не прерывая обмен шутками с Сильвестро, с беспечным видом расставлял на столе тарелки и раскладывал столовые приборы. Но беспечность его была напускной. Он чувствовал себя крайне смущенным, особенно под задумчивым взглядом серых глаз. В какой-то миг он не выдержал и посмотрел на Лилиану. От ее взора у него перехватило дыхание. Смешались в нем восхищение, обожание, мечтательность и немного влюбленности. Последнее неимоверно взволновало Алессио. Он даже едва не уронил блюдо с хрустящими брускеттами, пахнущими ароматным оливковым маслом и чесноком.

За столом Лилиана больше молчала, зато мужская компания непринужденно болтала, перескакивая с темы на тему. Даже Элио время от времени вставлял какие-то по-детски смешные, но меткие замечания, и Алессио подметил, что ребенок унаследовал от дедушки тонкое чувство юмора. Наконец-то из глаз Элио исчезла тревога, и они засветились радостью. Хотя, конечно, все произошедшее не могло не отразиться на нем, потому в глазах еще застыло необычное для ребенка философское выражение.

Когда брускетты были съедены, а тарелка с сырной нарезкой опустела, Алессио, предупредив порыв Сильвестро подняться, встал и направился за сковородой с stringozzi. Длинная и тонкая паста, в самом деле похожая на шнурки, уже успела впитать себя соус из трюфелей и теперь только еще сильнее возбуждала аппетит своим ароматом.

После обеда, заговаривая Сильвестро зубы, Алессио собрал всю грязную посуду в посудомоечную машину и запустил программу. Затем повернулся к Лилиане:

– Собственно, я мог бы привезти вам продукты, пока есть время. Напишешь список?

– Dottore, нам также надо пыль вытереть, цветы полить, и еще пара дел для домработницы найдется, – вмешался Сильвестро.

Алессио рассмеялся, но не стал комментировать, а лишь вопросительно приподнял брови.

– Мне неудобно… – пробормотала Лилиана.

– Неудобно – это оперировать в варежках и ластах. Я жду список, dai! – подбодрил Алессио.

– А можно я поеду с тобой? – спросил Элио, забираясь к нему на руки, будто мартышка.

– Если хочешь, конечно, поехали! – обрадовался Алессио перспективе провести время с мальчиком.

– Элио, не надо напрягать доктора! Мы и так его замучили! – вмешалась Лилиана. Алессио впервые услышал в ее голос строгость.

– Меня не так просто замучить, – хмыкнул он. – Так что, едем tesoro.

В какой-то степени он был рад наконец вырваться из омута этих серых глаз. Они порождали в его груди тахикардию, и это, как и любой недуг, беспокоило Алессио. Поэтому он даже облегченно выдохнул, покинув дом. Но чувство облегчения наполняло его недолго: когда через полтора часа он возвратился с кучей пакетов и, оставив их в гостиной, стал прощаться, Лилиана вышла на крыльцо проводить его.

– Признаться честно, я до сих пор не пришла в себя, – серьезно сказала она. – Почему ты скрыл это?

– Что делал тебе массаж сердца в поезде? – волнуясь, уточнил Алессио, почему-то подумав больше об искусственном дыхании, чем о массаже сердца.

– Да… – кивнула Лилиана.

Алессио и сам не знал, почему скрывал. Ему ведь даже предложили выступить в одной телевизионной программе в Риме и рассказать о чуде, которое он совершил, но, только на секунду представив, что ему придется говорить в микрофон перед сотнями глаз и десятками камер, он тут же в категоричной форме отказался. Алессио ежедневно творил чудеса в операционном зале, на его совести были сотни спасенных жизней, но делать из этого событие – это уже слишком. Это ведь его работа, ничего героического.

– Не знаю… – пожал он плечами. – Никогда не видел, чтобы медики скорой помощи потом хвастались перед человеком, что спасли его. Мне это тоже претит.

– Алессио, ты потрясающий… – зачаровано глядя на него, беззвучно проговорила Лилиана.

– Спасибо, – покраснел он. А потом выпалил, поддавшись порыву: – Сходим как-нибудь все вместе пообедать?

– Я буду счастлива, – произнесла она с невыносимой тоской.

– Тогда я позвоню тебе, когда у меня случится выходной, – улыбнулся Алессио, тут же почувствовав в груди укол совести: «А как же Даниэла?!»

«Может, я познакомлю их, и мы станем дружить семьями», – мысленно отмахнулся он, прекрасно понимая, что мысль эта в высшей степени бредовая.

– Я буду ждать, – прервала Лилиана поток его сумбурных размышлений.

– И если что – звони.

Лилиана согласно кивнула. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза. Он терялся в бездонном сером омуте. Она – небесно-синей глубине.

– Чао, – махнул он рукой и быстро сбежал по ступенькам, пока еще оставались силы перебороть желание поцеловать ее хотя бы в щеку.

Глава 19


– Завтра тебя выпустят на волю, знаешь? – спросила Даниэла, когда медсестра покинула палату и оставила их с Джерардо наедине.

– Да, – ответил он натянуто.

– Я отвезу тебя в квартиру моего брата, – безапелляционно заявила Даниэла.

Джерардо вскинул на нее взгляд, в котором смешалось изумление и возмущение.

– Ты теперь решаешь, что мне делать, не спрашивая моего согласия? С чего бы это?

– С того, что тебе лучше пожить пока в квартире моего брата, – непререкаемо произнесла Даниэла.

– Послушай, Дани… Не беспокойся, я не намерен повторять… – оборвался его голос.

– Я знаю. Но, видишь ли, когда доктор назначает лечение, пациенту в какой-то момент начинает казаться, что он вылечился. Многие бросают терапию, и болезнь возвращается. Всегда нужно до конца выполнять предписания медиков. Тебе полегчало, я вижу, но ты не вылечился до конца.

– С чего ты взяла? – с интересом спросил Джерардо.

– Я медик, – улыбнулась она снисходительно.

– Дани, мне, признаться честно, не хочется становиться для тебя обузой. Ты и так сделала для меня невероятное! Я пока не имею никаких идей, как благодарить тебя. Но я не могу бесконечно пользоваться твоими самоотверженностью и добротой. В конце концов, я не ребенок, и способен позаботиться о себе сам. Жизнь надо налаживать. Самому, – произнес он отрывисто, а в глазах снова мелькнуло то выражение, которое рвало душу.

Даниэла исподлобья его рассматривала. В тот момент она увидела подтверждение тому, что предполагала раньше: Джерардо гордый мужчина, не желающий признавать свою слабость. И поэтому ей следовало действовать очень деликатно, чтобы убедить его в том, что он все еще слаб.

– Но нельзя резко прекращать лечение, Джерардо! Как медик, я тебе со всей ответственностью заявляю, что ты не вылечен до конца. Результат будет, только если ты будешь слушать меня беспрекословно!

– Ты очень авторитарная женщина, – заметил он с долей сарказма.

– По жизни – нет. С пациентами – да.

– Ты решила стать моей сиделкой? – спросил он, а в голосе послышалась странная горькая ирония.

– Не волнуйся, этого я не могу себе позволить, – заверила Даниэла. – А почему ты, собственно, противишься? Я не предлагаю тебе ничего неприемлемого. Ты будешь жить, как считаешь нужным, вернешься на работу. Я лишь буду время от времени совершать обязательный визит медика. Что тебя не устраивает?

– С какой стати ты предоставишь мне свою квартиру? С какой стати ты вообще должна заботиться обо мне? Я никто тебе, случайный знакомый, ненужный элемент в твоей жизни! – пылко сказал он. Глаза Джерардо пылали. Болью. – Я не заслуживаю подобной самоотверженности и не могу ею воспользоваться, не могу обременять тебя своими проблемами!

– Ууууу… – протянула Даниэла. – Еще и комплекс неполноценности, и чувство собственного ничтожества? Мадонна! – Она всплеснула руками. Джерардо, стиснув челюсти, отвел глаза и устремил упрямый взор в окно. А Даниэла, меж тем, продолжила: – Объясняю. Квартира не моя, моего брата. Она пустует, понимаешь? Таким образом, ты ничем никого не обременяешь. Ты просто пока поживешь в этой квартире и никому этим не создашь ни одной проблемы. Второе: любой мой пациент заслуживает моей самоотверженности. Я не медик, если не жертвую собой ради спасения жизни.