– Кажется, ты недавно признала, что я все-таки не твой пациент, – бросил Джерардо ядовито.

– Да, на мой взгляд, у тебя крайне странная конструкция, не моего профиля, – согласилась Даниэла с сардонической улыбкой.

– Успела разглядеть? – Джерардо иронично приподнял бровь.

– Разумеется, я очень любопытная, и все необычное привлекает мое внимание, – дерзко ответила она.

– Ты что, лесбиянка? – удивился Джерардо.

На мгновение лицо Даниэлы вытянулось от возмущения, но потом она ответила еще более ядовитым тоном:

– А тебе так было бы интереснее?

Джерардо хмыкнул, глаза его заулыбались.

– А что касается ненужности и никчемности всего сущего и тебя конкретно… – сделала Даниэла паузу, со всей строгостью глядя на него. – Ты просто заблудился в тупиковых переулках твоего одиночества! – Глаза ее гневно сверкнули. – Оглянись! У тебя есть Карло, твой лучший друг, в глазах которого горело такое беспокойство, когда он впервые пришел тебя навестить, что я даже подумала, не брат ли он тебе? У тебя есть те трое раздолбаев, которых я заставала в твоей палате. Кажется, они тоже считают тебя другом, судя по тому, что приходили навестить тебя, по меньшей мере, дважды за неделю. У тебя есть Леонардо, который, возможно, так беспокоится о тебе, потому что ты его работодатель, но зато он надежный заместитель, которому ты можешь доверить свой бизнес, а это дорого стоит! У тебя есть я. Может, ты считаешь меня всего лишь сумасшедшим медиком и только и жаждешь сбежать из-под моей навязчивой опеки, но, porca miseria, я забочусь о тебе искренне, по-дружески, просто хочу вытянуть тебя из твоей депрессии! Поверь, я не делаю это из каких-то корыстных побуждений! Мне ничего от тебя не надо! Я даже не буду просить тебя, чтобы ты кормил меня бесплатными обедами, потому что мне и в ресторан-то ходить некогда, – выпалила она на одном дыхании и, замолчав, перевела дух. Потом продолжила, остановив порыв Джерардо что-то гневно возразить: – У тебя, в конце концов, есть дочь, которая борется за право на жизнь в том числе и ради того, чтобы тоже помочь мне вытащить тебя из этого мрака! Che cazzo ты вообразил себя побитым псом, которого хозяйка-Судьба вышвырнула на улицу, где гуляет промозглый ветер?! – выругалась Даниэла. – Ты раненый волк, ты истекаешь кровью, но вокруг тебя стоят те, кто хочет тебя приласкать, залечить твои раны, кто принес тебе воды и еды! За каким дьяволом ты огрызаешься и не подпускаешь к себе?! Или только я подпадаю под твое неуемное сопротивление?

Джерардо совершенно растерялся от ее сурового и такого эмоционального монолога. Он пронзительно смотрел на нее огромными глазами, а потом провел рукой по волосам. Даниэла заметила, что рука у него дрожит.

– Дани… – начал он, но обессиленно замолчал, не в силах справиться с ворохом мыслей и чувств, в беспорядке наводнивших его голову и душу. – Прости, я не хотел, чтобы ты так подумала… Не хотел обидеть тебя… Я очень ценю твое участие в моей судьбе… – говорил он бессвязно, пытаясь собраться с мыслями. – Я… просто я давно привык рассчитывать только на себя… Меня предавали. Даже друзья. Я разучился безоглядно верить и доверяться людям. Единственный человек, которому я верил, как себе, была моя жена… – он осекся и сглотнул. – Но она оставила меня… Я… Я катастрофически боюсь… – прошептал он.

– Чего? – спросила Даниэла, не выдержав затянувшегося молчания.

– Я не хочу к тебе привязываться, – произнес Джерардо отрывисто.

Даниэла бесстрашно смотрела ему в глаза, хотя под ребрами у нее все дрожало от необъяснимого эйфорического страха. Она никогда не испытывала ничего подобного! Ее охватило сумасшедшее волнение, потому что после его слов Даниэла осознала, что сама привязалась к нему, глубоко и неразумно. Она не должна была этого делать, потому что медик не должен привязываться к своему пациенту! Это рискованно! К тому же, эта привязанность не имела шансов на жизнь: ведь у Даниэлы был любимый мужчина, и имелась слишком загруженная работа.

Она опустила глаза, потом снова взглянула на Джерардо.

– Что плохого в дружеской привязанности, если она взаимна? – спросила она тихо.

– Если взаимна, то ничего, – ответил он также тихо.

– Ты принимаешь мою протянутую руку? Я отвезу тебя завтра в квартиру брата?

– Хорошо. Спасибо… – сдался он.

Даниэла сунула руку в карман своего халата и достала оттуда распечатанный листок со снимком УЗИ. Потом безжалостно протянула его Джерардо. Иногда ей приходилось быть жестокой и заставлять своих пациентов испытывать невыносимую боль, хотя можно было бы прибегнуть к анестезии. Но она прибегала к ней только в крайних случаях: когда знала, что пациентка не выдержит, и выбора другого нет.

Джерардо, ничего не подозревая, опустил глаза. Снимок, на котором, пусть и контурно, но был изображен ребенок в утробе матери, лишил его дыхания. Джерардо в самом деле чуть не задохнулся. От неожиданного удара в солнечное сплетение. Он поднял взгляд, одновременно гневный и умоляющий о пощаде.

– Женщины-хирурги страшные люди, – прошептал он сдавленно.

– Если бы ты пришел на УЗИ, увидел бы ее в движении, – невозмутимо ответила Даниэла, изучающе глядя на него.

– Я не готов ее видеть… – хрипло отозвался он, только было неясно, кого он имеет в виду: жену или дочь. – Можешь считать меня слабаком. Или даже тряпкой! – процедил он сквозь зубы.

– Ты не слабак. И не тряпка. Ты просто тяжело ранен. Знаешь, например, человек, пролежавший в коме после аварии, потом даже подходить к машине боится, не говоря о том, чтобы сесть за руль. С тобой происходит примерно то же самое. И я хочу помочь тебе вернуться к управлению машиной. Машиной твоей жизни, – пристально глядя на него, сказала она твердо. – Признай, что у меня получается? – В глазах ее загорелась веселая искорка.

– Признаю… Ты сумела меня переломить, – подтвердил Джерардо со вздохом. И улыбнулся ей.

Когда на следующий день, ближе к вечеру они приехали в квартиру брата, Даниэла, к великому изумлению Джерардо, отправилась на кухню готовить! Холодильник, как оказалось, теперь был забит всевозможными продуктами, диетическими преимущественно, и Даниэла, вытащив разнообразные овощи, принялась их чистить.

– Надумала поиграть в повара? – нервно улыбнулся Джерардо, останавливаясь на пороге кухни.

– Мне не привыкать, – пожала плечами Даниэла. – Ты пока можешь отдохнуть, я позову тебя, когда все будет готово.

– Я не устал, – ответил он, все еще не зная, как вести себя дальше: отдаться ее заботе или все же взять ситуацию в свои руки? – Может, тебе помочь?

– Спасибо, но я предпочитаю, чтобы мне не мешали в готовке, – лучезарно улыбнулась она. – А у тебя еще будет возможность покулинарничать в последующие дни. Ты умеешь готовить?

– Да. Раньше я был шеф-поваром.

– Che figo!28 – обрадовалась Даниэла. – Тогда я на тебя рассчитываю. Обещаешь, что никаких шуток?

– Боюсь, если я буду шутить, то отправлюсь обратно в больницу, а там ты не преминешь поиздеваться надо мной с твоими бесчеловечными методами лечения, – ответил он иронично, но глаза светились благодарностью.

– Какой смышленый, а! – восхитилась Даниэла. – С таким твоим разумным подходом я, может, даже смогу сосредоточиться, наконец, на работе, а не бояться, что ты вздумаешь испытать свой организм на прочность. Кстати, когда ты вернешься на работу?

– Пока не знаю, а что?

– Просто там я уже договорилась, что за твоей диетой будут следить.

– Спасибо. Дани, шутки в сторону: у меня нет слов… Ты даже побеспокоилась о моем обеде…

– Не спеши благодарить меня. Для себя я собралась приготовить стейк… – произнесла она с едва уловимым ехидством.

Джерардо сглотнул. У него тут же повысилось слюноотделение лишь от одного слова «стейк».

– Хочешь, я позвоню в свой ресторан? Они приготовят тебе особенный обед? – напряженно спросил он.

– Ты пойдешь со мной?

– Нет.

– Тогда спасибо, но я предпочитаю пообедать в твоей компании, – отказалась Даниэла.

Джерардо стиснул зубы и упрямо посмотрел на нее.

– В очередной раз хочешь показать мне, что я был идиотом? – спросил он. – А потом скажешь, что не осуждаешь меня?

– Нет. В очередной раз хочу показать тебе, что ты не должен повторять ничего подобного. Потому что последствия будут плачевные. И потому что я все равно тебя спасу.

– Ты в самом деле невероятная женщина, – серьезно произнес Джерардо. – В тебе невероятным образом сочетаются гуманность и жестокость. Как это возможно, я не понимаю.

Даниэла усмехнулась, продолжая резать морковь.

– Это потому, что ты оказался в роли моего пациента и в роли друга одновременно, – пояснила она. – Достань мне из того шкафа оливковое масло, – указала она кивком головы на нужный шкаф.

Передав ей стеклянный кувшинчик с маслом, Джерардо прошел к подоконнику и присел на него, сложив на груди руки и с любопытством следя за тем, как Даниэла нарезает овощи.

– Может, расскажешь о себе? – предложил он несмело.

Даниэла замерла и резко обернулась. Потом, беззаботно улыбнувшись, спросила, пересыпая овощи в кастрюлю:

– Что ты хочешь знать?

– Только то, что ты хочешь рассказать.

Несколько мгновений она молчала, наливая в кастрюлю воду. Затем поставила ее на плиту и включила конфорку.

– Мне особо нечего рассказывать. Вся моя жизнь проходит в больнице. Я прихожу в семь утра, а ухожу… Никогда не знаешь, когда я уйду… – вздохнула она устало.

– Работаешь без выходных? – удивился Джерардо.

– Сейчас – да. Сейчас я прихожу в клинику ежедневно, потому что должна контролировать состояние твоей дочери.

Джерардо молчал, а Даниэла тем временем приподняла крышку с миски, стоящей на столе. Джерардо вытянул шею, чтобы рассмотреть содержимое. В миске лежали два кусочка сырого мяса.

– Это не для тебя, не переживай, – поспешила успокоить Даниэла и поставила на вторую конфорку разогреваться сковороду. Джерардо напряженно следил за ее действиями, ощутив, как им безраздельно завладевает чувство голода. – Что еще тебе рассказать? – задумчиво проговорила Даниэла, смазывая тем временем куски мяса оливковым маслом. – У меня есть старший брат, как ты уже знаешь, но он живет в Германии. Есть родители, которые живут в Фолиньо…