Кэтти Спини - Хирургический выбор

– Где ты был?! – не сдержала Даниэла своих эмоций, которые накопились за время напряженного и долгого ожидания.

Джерардо смотрел на нее исподлобья, сдвинув брови. Казалось, он сердился, ведь он вовсе не был обязан отчитываться в чем-либо перед Даниэлой. Но в действительности Джерардо не сердился: Даниэла уловила в его взгляде волнение.

– В салоне сотовой связи. А что?

– Ничего, – облегченно выдохнула она, опустив плечи. – Я беспокоилась.

– Я же сказал, что пережил, – произнес Джерардо сухо. Потом иронично усмехнулся. – Можешь расслабиться. Если что, я напишу предсмертную записку и все объясню, чтобы ты не чувствовала себя виноватой.

– Ты вообще нормальный такое говорить?! – разозлилась Даниэла. – Никому не нужны твои объяснения!

– Я думал, у тебя есть чувство юмора… – проговорил он и двинулся в кухню.

Даниэла глубоко вздохнула, стараясь вернуть душевное равновесие. «Нервы и правда расшатались»… – недовольно подумала она.

– Ты восстановил сим-карту?

– Да. Ты сегодня на диете? – с удивлением посмотрел на нее Джерардо, обернувшись.

– На диете?!

– Я думал, ты пришла подразнить меня аппетитным стейком… – пояснил он. Даниэла пристально его рассматривала. В глазах Джерардо отражался целый шторм, который он усиленно пытался скрыть за чрезмерным сарказмом.

– Нет, я пришла лишь проведать тебя, – просто ответила Даниэла. – У друзей так бывает: неуемная жажда увидеть друга. Разогреть тебе суп?

Брови Джерардо нахмурились еще сильнее.

– Я сам способен…

– И за каким дьяволом ты хочешь показать мне, что ты способен сам? – перебила Даниэла. – Я это и так знаю.

Он устало сел на подоконник и посмотрел ей в глаза.

– Ладно, извини. Я просто не привык к твоей заботе.

– Она тяготит тебя? – осторожно спросила Даниэла.

– Нет, – последовал короткий безэмоциональный ответ.

«О, да! Скрытный и колючий, не подступишься…» – вспомнила она.

– Как дела? Ты сегодня рано освободилась… Сегодня в Перудже резко упала рождаемость? – с доброй иронией в голосе спросил Джерардо.

– Нет. Я уже успела принять нового человечка в этот мир, – улыбнулась Даниэла, вспомнив сегодняшнего кроху.

– Судя по выражению твоего лица, было легко.

– Технически – да. Морально – переживательно, – усмехнулась Даниэла.

– Технически… – с усмешкой повторил Джерардо. – Иногда мне кажется, что врачи воспринимают пациентов, как… машину.

– Ни в коем разе! – горячо возразила Даниэла. – Для меня каждый пациент – живой человек, которому я должна облегчить страдания и помочь. Особенно дети! Они такие крошечные и беззащитные, такие трогательные, ты просто не представляешь! – добавила она эмоционально.

– У тебя прямо глаза начинают светиться, когда ты говоришь об этом, – испытующе глядя на Даниэлу, заметил Джерардо. – Ты так любишь детей?

Даниэла вздрогнула и вскинула на него испуганный взгляд. Потом попыталась взять себя в руки.

– Странно было бы пойти в мою профессию и не любить детей, тебе не кажется? – нервно улыбнулась она.

– Кажется, – ответил Джерардо после некоторого молчания. – Но в твоем взгляде отражается страдание.

Даниэла непроизвольно сжала кулаки, впившись ногтями в ладони. «Как он увидел это?!» – в панике подумала она, испуганно уставившись на него.

– У тебя есть дети? – спросил Джерардо осторожно.

Глаза Даниэлы забегали. Никто, кроме Алессио, не знал о ее бесплодии, ей было крайне сложно говорить об этом с кем-либо.

– Нет, – ответила она коротко и поджала губы.

– Не нашла подходящего мужчину?

– Я не подходящая! – против воли отчаянно выпалила она.

– В каком смысле? – спокойно уточнил Джерардо, сделав вид, что не заметил ее вспышки.

Даниэла судорожно искала подходящий ответ. Впрочем, он давно был заготовлен в ее голове. Именно так они с Алессио всегда отвечали на вопрос друзей и родственников, отчего они не заводят детей:

– Моя профессия не особо подходит для этого. Сейчас я очень напряженно работаю, а рожать для бабушек и нянь не хочу, – озвучила она хорошо заученную фразу.

Но Джерардо уловил в ней фальшь.

– Странная отговорка…

– Какая тебе разница?! – взвилась Даниэла. – У меня нет детей – и точка! И никого не касается почему!

– Ок, ок, – смиренно поднял Джерардо руки, пораженный ее реакцией. – Я просто спросил. Если не хочешь говорить со мной об этом, могла бы так и сказать.

Даниэла отвернулась, глотая слезы. Неукротимая волна эмоций накрыла ее с головой: чувство собственной неполноценности, безысходности и страстное желание иметь детей занозой вечно терзали ее душу, и она никак не могла смириться с ними. Любое напоминание о ее бесплодии моментально поднимали в ней волну отчаяния.

Не в силах совладать с подступившими к глазам слезами, не желая, чтобы Джерардо видел ее слабость, Даниэла развернулась и бросилась в коридор. Конечно, она понимала, что подобное бегство выглядит весьма истеричной выходной, но не рыдать же, в самом деле, в его присутствии! Схватив сумочку, она порывисто повернула ручку на входной двери, замок щелкнул – и заклинил. Даниэле никак не удавалось открыть дверь. Она прижалась лбом к деревянной поверхности, тяжело дыша. Слезы в три ручья лились по щекам.

Вдруг мужские руки легли ей на плечи и робко сжали. Даниэла замерла, напряглась, перестала дышать. Джерардо смелее обхватил ее обеими руками и притянул к себе. Даниэла прижалась спиной к его груди и почувствовала на своем виске горячее дыхание. Волнующий трепет охватил ее, но в следующий миг она вспомнила о существовании любимого мужчины и инстинктивно вырвалась из объятий Джерардо, будто Алессио мог их увидеть и неправильно растолковать этот жест. Обернувшись, она встретилась взглядом с бархатными карими глазами. Они выражали полную его готовность подставить плечо вместо носового платка.

– Я бесплодна, – выдохнула она. – Совершенно. Иметь ребенка – несбыточная мечта моей жизни… – Она спрятала в ладонях лицо, а плечи ее затряслись от рыданий.

Джерардо снова притянул ее к себе. В этот раз у нее не нашлось сил на сопротивление. Да и желания тоже не нашлось. Она трепетно прильнула к его груди, в которой, будто торопясь куда-то, гулко билось сердце. Джерардо провел рукой по ее волосам в попытке утешить. Слов не находилось, он мог подарить ей лишь немного нежности и молчаливого сочувствия.

Она плакала навзрыд, уткнувшись носом в его грудь. Давно она так не рыдала! Только, к ее великому изумлению, ей не было стыдно. Напротив, ей казалось, что она будто освобождается от чего-то гнетущего. Она в самом деле почувствовала облегчение, когда слезы иссякли. И только подняв, наконец, голову, она покраснела. На его темно-бордовой футболке красовалось мокрое пятно.

– Прости. – Даниэла шмыгнула носом.

– Это ты меня прости. Я даже предположить не мог…

– Ничего. И спасибо.

– Спасибо?! За что?

– Что вжился в роль носового платка, – кивнула она на пятно на его груди.

– Ерунда, – хмыкнул он. – Главное, чтобы роль сыграл хорошо.

Он все еще обнимал ее, но осознав это, резко убрал руки.

– Хочешь чаю? Какого-нибудь бодрящего? – предложил Джерардо, делая шаг назад.

– Бодрящий тебе нельзя. Тебе можно только лечебный, с травами, – немного грустно улыбнулась Даниэла.

– При чем тут я?! Ты можешь пить любой чай в свое удовольствие.

– А потом ты скажешь, что я жестокий доктор, режу без анестезии…

Джерардо усмехнулся, а потом тихо рассмеялся. В глазах засветилась нежность.

– Обещаю, что сегодня не стану тебя обвинять. Сегодня мы квиты. Я тоже, в какой-то степени резанул тебя без анестезии, хоть и невольно. А я ведь не хирург, даже не знаю, как приводить в чувство после таких экзекуций.

– Не знаешь? – Даниэла приподняла бровку. – Как видишь, ты сумел… – Уголок ее губ дрогнул в застенчивой улыбке.

Джерардо, напротив, перестал улыбаться. В глазах снова отразился непонятный шторм.

– Я поставлю чайник, – сказал он хрипло и решительно двинулся к столу.

За чаем в их общение вернулась непринужденность. Болезненных тем беседа не касалась, наоборот, став легкой и даже веселой. Даниэле совсем не хотелось уходить из квартиры брата. Хотелось до бесконечности сидеть с Джерардо на кухне и болтать обо всем на свете. Но ей нужно было возвращаться домой. К любимому мужчине.

Правда, Судьба, препятствовала этому возвращению: Даниэла встряла в пробку из-за аварии на трассе. Навигатор бодрым голосом сообщил, что стоять ей предстоит целый час, а объездных путей нет. Но потом налетела гроза, и время стояния в пробке значительно увеличилось, потому что случилась новая авария, перекрывшая движение.

Когда Даниэла вернулась домой, Алессио уже заснул прямо на диване в гостиной, так и не дождавшись ее.

Последующие дни выдались напряженными. Именно экстренных операций не было, но некоторые плановые пошли из рук вон плохо, а это, разумеется, выматывало. И морально, и физически. Алессио возвращался домой поздно, сил на выяснение отношений совсем не оставалось. Вообще ни с кем не хотелось разговаривать. На него накатила необъяснимая апатия, хотя он был уверен, что это всего лишь усталость.

Но это, разумеется, было не так.

Душу раздирали на части противоречивые чувства. Алессио пытался нащупать хрупкое равновесие, но не получалось. Он старался мыслить разумно, но сердце не подчинялось, проявляя невероятную непокорность. Алессио безжалостно душил в себе чувства, запрещал себе контактировать с Лилианой. И в результате впал в тоску. Он не хотел верить, что в его жизнь нагрянула любовь, и продолжал себя убеждать, что надо всего лишь переждать бурю, когда эмоции утихнут, а главное – надо поговорить с Даниэлой и вернуть душевную близость и романтику, которые еще недавно наполняли их отношения.

Романтика… Это было так ново для Алессио! Он, который довольно рано окунулся в суровую жизнь медика, почти не познал легкость и чувство полета, какие дарит влюбленность. Учеба в институте съедала практически все время, которое обычно молодые люди тратят на свидания и общение с девушками. Ведь на факультет «Медицина и Хирургия» было очень сложно поступить! Когда все друзья готовились только к сдаче «esami di maturità37», Алессио параллельно углубленно изучал физику, математику, химию и биологию, чтобы сдать так называемый «test d’ammissione» – первое суровое препятствие на пути будущих медиков. Этот экзамен проходит в один-единственный день на медицинские факультеты всех университетов Италии, поэтому нет никакой возможности попытать счастья в другом учебном заведении. Тест неимоверно сложный, конкурс очень высокий. Брали лучших, что, впрочем, справедливо. И Алессио стал одним из них.