Кэтти Спини - Хирургический выбор

– Возможно, – наконец произнес он себе в ладони. Потом убрал руки от лица и мрачно посмотрел на нее. – Моей пациенткой, за жизнь которой я боролся в том поезде.

– Мать Элио?

– Она самая.

– А она? Отвечает тебе взаимностью? – полюбопытствовала Элиза.

– Не знаю. Я не говорил с ней на эту тему. Но я привязался к ней, к Элио и даже к их дедушке. Она вообще не выходит у меня из головы. Несколько дней назад мы гуляли вчетвером по Ассизи. Будто семья…

– Почему вы с Дани не заведете ребенка?

– Не складывается, – отмахнулся Алессио. – Да и какая разница?! Разве это что-то меняет?

– Я уверена, что она хочет ребенка. Да и ты тоже…

– Дани не может иметь детей… – устало ответил Алессио. Он просто не выдержит, если Элиза начнет советовать решить все проблемы ребенком. Если бы только это могло вернуть их отношения!

– И поэтому ты расстался с ней? – спросила Элиза, даже не удивившись.

– Да ты спятила, Эли?! Конечно, нет! Я столько лет жил, зная это! Недавно я даже предложил ей усыновить малыша… Это не я с ней расстался. Это она собрала сегодня вещи и ушла, понимаешь?! – нервно всплеснул он руками.

Некоторое время они молчали. Элиза налила в кастрюлю воду и поставила ее на плиту, а сама достала нож и принялась резать цуккини. Алессио неподвижно сидел на диване, отсутствующим взглядом изучая пространство перед своим носом.

– Ты уверен, что между малознакомой женщиной с ребенком и Даниэлой, с которой вы так любили друг друга, стоит выбрать первую? – нарушила молчание Элиза.

Алессио протяжно вздохнул.

– Эли, у меня нет никакого романа с той женщиной! Мы общались с ней исключительно по-дружески. Ни о какой любви, отношениях ни разу речи не заходило! Так что я не выбираю сейчас между двумя женщинами. Я оказался в той точке, когда ко мне пришло понимание, что между мной и Дани что-то рухнуло. А я не знаю, стоит ли бороться за наши отношения. И есть у меня подозрение, что и она пребывает в точно таком же состоянии. Может, мы оба разлюбили друг друга.

– Я всегда говорила тебе, что кардиохирургия – это профессия, которая обрекает на одиночество! – покачала головой сестра.

– При чем тут это?! С Дани я не был одинок. Она всегда была идеальной женой и, как никто другой, понимала меня, ведь и сама работает в таком же режиме.

– Вот именно: вы только и делаете, что работаете. Никакой личной жизни. А пара держится на совместном времяпровождении, романтике, путешествиях и смене обстановки, общих интересах, отличных от работы, – подчеркнула она. – Когда в жизни есть только работа, никакая любовь не выдержит такого издевательства. А вы два трудоголика.

– Поздно жаловаться, Эли… Я сделал этот выбор в восемнадцать лет. Думаешь, после двадцати лет в медицине я все брошу и стану продавцом газет?

– Зато у тебя будет шанс завести семью и собственных детей, – не сдавалась Элиза. – Еще лет через десять станет уж точно поздно.

– Эли, я пошел в хирургию по зову сердцу! По призванию, – упрямо сказал Алессио. – Если я брошу это ради какой-то эфемерной цели, я тоже не буду счастлив. Я не представляю свою жизнь без операционного зала. Мы неделю были в горах, и я уже дня через три почувствовал, что мне чего-то не хватает.

– Тяжелая форма зависимости, – констатировала сестра.

– Это мое спасение, Эли. От одиночества. Кардиохирургия – моя единственная самая верная спутница жизни…

– Что бы это значило? – Джерардо вопросительно изогнул брови, следя за тем, как Даниэла втаскивала в коридор большую сумку.

– Я поживу пока с тобой. Не возражаешь? – ответила она невинно.

Джерардо нахмурился.

– Это твоя квартира, – напомнил он.

– Не моя, а брата. Но неважно…

– А что значит «пока»? У тебя трубу прорвало в доме? – осторожно осведомился он.

– Нет. Просто пока я поживу здесь, – сказала Даниэла таким тоном, будто хотела дать понять, что разговор закончен.

– Если я должен покинуть квартиру, так и скажи, – схватил Джерардо ее за руку и настойчиво посмотрел в глаза.

– Так и сказала бы. Раз не говорю, значит, не должен, – открыто глядя на него, просто ответила Даниэла.

Ее тон звучал убедительно, но Джерардо продолжал настороженно следить, как Даниэла потащила в гостиную свою сумку и плюхнула ее на пол. Потом начала выгребать из нее одежду и прочие личные вещи и запихивать в шкаф.

– Послушай, занимай спальню, – непререкаемым тоном сказал Джерардо. – Ты будешь спать там, а я здесь, на диване.

– Неразумно. Я встаю значительно раньше тебя, мне нужно позавтракать, я буду шуметь кофеваркой, хлопать холодильником, греметь тарелками, – не согласилась она. – Если тебя заботит удобство, то диван вполне удобен для сна. Он ведь раскладывается.

Джерардо нечего было возразить. Он скрестил на груди руки и продолжил задумчиво созерцать передвижения Даниэлы по гостиной.

– Ты поссорилась со своим мужчиной? – произнес Джерардо почти утвердительно.

Даниэла вздрогнула и резко оглянулась.

– Нет, – ответила она и вернулась к разбору вещей.

– Послушай, давай начистоту, как ты учила, – серьезно сказал Джерардо. – Я чувствую, что ты лжешь. Уверен, что ты ушла от своего мужчины. И есть у меня подозрение, что во всем виноват я.

– Нет! – протестующе воскликнула Даниэла. В глазах мелькнул испуг. «Нельзя допустить, чтобы он так думал! И потом, он не виноват…» – Как ты можешь быть виноват?!

– Ты слишком много времени посвящала мне, каждый день приходила навестить меня, задерживалась надолго. Учитывая режим твоей работы, мало кому понравится, чтобы ты еще и в выходные отсутствовала, – продолжил Джерардо, не обратив внимания на ее возражение. – Скажи мне правду: ты замужем?

– Нет, я не замужем. – Даниэла устало опустила плечи и достала белый флаг. – Мы давно жили с ним вместе. Он кардиохирург из нашей больницы. Он чудесный человек, между нами была сильная любовь, она несколько лет крепко нас связывала. И я не скрывала, что ты живешь здесь, и что я пытаюсь вытащить тебя из депрессии, – поведала она. – Мы не ссорились. Просто в последнее время между нами что-то прекратило функционировать. И мы решили расстаться. По крайней мере, пока. Правда, я не думаю, что наши отношения вернутся…

– Почему?

Даниэла глубоко вздохнула и задумалась. Она весь день пыталась уговорить себя, что причина разрыва в том, что Алессио влюбился в другую.

– Думаю, у него появилась другая, – сказала Даниэла хмуро.

– А ты? По-прежнему любишь его? – спросил Джерардо, и странные саркастичные нотки едва уловимо прозвучали в его голосе.

Даниэла недоуменно вскинула на него глаза. Ей показалось, он заподозрил то, что она всеми силами пыталась скрыть даже от самой себя. Но этот прямой вопрос внезапно заставил ее посмотреть правде в глаза и признать очевидное.

– Мы были вместе шесть лет. Любили друг друга, в самом деле любили! Но в последнее время что-то изменилось. В том числе, и во мне… – тихо призналась она. – Я не хочу терять его, но мы скорее стали друзьями, чем влюбленными… В общем, все это очень сложно… – добавила Даниэла, показывая, что хотела бы покончить с этим разговором.

Вчера после близости с Алессио она долго не могла уснуть. Ее поразило и ужаснуло одно открытие: занимаясь с сексом с Алессио, она представляла на его месте другого! Осознание этого стало настолько неожиданным, что Даниэла несколько мгновений шокировано всматривалась в темноту, будто пытаясь найти там ответ на вопрос: как это могло случиться? Она долго прислушивалась к глубокому дыханию Алессио и поняла, что больше не хочет заниматься с ним любовью, ибо секс под душем подарил необъяснимое чувство, будто она кому-то изменила. «Неужели одно объятие – и я растеклась лужицей физраствора?!» Нет, конечно, подобная порывистость было несвойственна Даниэле. Она влюбилась постепенно, день за днем, минута за минутой, пока спасала от депрессии своего пациента, пока читала ему книги, разговаривала… «Бред какой-то… – подумала Даниэла, переворачиваясь на другой бок. – Я привязана к нему, как к пациенту и другу…» – отчаянно убеждала она себя полночи.

А потом услышала, как Алессио пробормотал во сне женское имя, не ее, и, пока он утром принимал душ, наспех собрала вещи.

Следующие три дня Даниэла с Джерардо почти не виделись. Джерардо вернулся к работе, и утром, когда Даниэла уходила в клинику, он еще спал, а вечером приходил поздно, быстро принимал душ и исчезал в спальне. Он возвращался уставшим, на вопросы отвечал односложно, сам ни о чем не спрашивал. Иногда Даниэле начинало казаться, что он ее избегает и вообще не переносит. Но потом она ловила на себе задумчивый пронзительный взгляд, от которого сердце в ее груди начинало трепыхаться, как птица в клетке, и ее охватывала эйфорическая радость.

Когда он закрывался в спальне, Даниэла тоже выключала свет, забиралась под плед и некоторое время не могла уснуть. Она со всей явственностью поняла, что Джерардо ей нравится отнюдь не как друг. Она видела в нем мужчину, в которого она была способна влюбиться. А точнее – уже влюбилась. Это открытие повергло ее в шок. Даниэла прекрасно понимала, что ее чувства не только безответны, но еще и кощунственны! Он только что потерял жену, которую безумно любил, и мечтать об отношениях с ним просто чудовищно. Самым логичным было бы вернуться к Алессио и попытаться выкинуть из головы все эти абсурдные порывы.

Утром Даниэла поднялась с кровати и отправилась варить кофе. Вчера она почувствовала себя плохо, ей показалось, что она заболевает. Увидев, что в графике основной деятельности у нее намечен выходной от консультаций и плановых родов, она решила вовсе не приходить в клинику. Не без колебаний, конечно.

Проводя в палате интенсивной терапии немало часов в день, она не на шутку привязалась к малышке. Она не могла себе представить ни дня без того, чтобы не почитать ей книгу, не приложить к животу руку и не почувствовать ее движения. Временами Даниэле казалось, что это она беременна, но потом она мысленно называла себя сумасшедшей и, стиснув зубы, отходила от койки.