Кэтти Спини - Хирургический выбор

– Убило?! То есть ты действительно хочешь сказать, что между нами все кончено?! – ужаснулся Алессио. – Какой смысл в твоих словах, Дани, если ты говоришь, что живешь одна?! Пациенты разошлись по своим жизням, а мы стали одиноки. Тебе не кажется, что это абсурд?!

– А ты готов снова спать со мной в одной постели, заниматься сексом? – сузив глаза, спросила Даниэла. Отчаяние прозвучало в ее голосе.

– Подожди, дай мне понять… – проговорил Алессио, выставляя вперед руку. – Проблема в том, что близость со мной тебя больше не устраивает..?

– Але! – Даниэла вскинула голову и пылко посмотрела в его глаза. – Я очень привязана к тебе! Я не хочу терять тебя! Более того – мне страшно тебя терять, потому что ты всегда был моим надежным крепким плечом. Я очень нуждаюсь в тебе, Але, но страсть между нами погасла!

Алессио растерянно смотрел на Даниэлу. Да, она была права: страсть погасла. Даниэла не волновала его, как женщина. Как Лилиана, не волновала…

Он тяжело вздохнул, запрокидывая назад голову и устремляя застывший взгляд в потолок. Разговор зашел в тупик. Даниэла озвучила то, что ему было больно признать: они стали просто друзьями. Можно было бы порадоваться и свободной птицей полететь к Лилиане, но отчего-то Алессио не чувствовал никакой радости. Может, он еще не осознал этой свободы, она еще не успела опьянить его. А, может, она казалась какой-то призрачной, неправдоподобной…

– Але… – Даниэла коснулась его плеча. – Сейчас странный период. Тяжелый. Мы запутались. Заблудились. Может, это просто кризис в отношениях. И он пройдет однажды…

– Ты останешься в квартире Роберто? – спросил он мрачно.

Даниэла вздрогнула.

– Ты хочешь, чтобы я забрала все свои вещи?

– Нет. Я спрашиваю, чтобы понять твое окончательное решение.

– Пока да…

– Думаешь, мы перебесимся, и все наладится? – с надеждой спросил Алессио.

Телефонная трель не позволила ей ответить. Даниэла поспешно вытащила смартфон, взглянула на экран, разволновалась.

– Але, мне надо бежать.

– Беги, – кивнул Алессио. Затем резко развернулся и стремительно сбежал вниз по ступенькам.

Странное ощущение, будто рухнули какие-то стены внутри, породило гнетущее чувство, от которого хотелось кричать. Алессио показалось, что после многих лет странствий он вернулся на родную землю, а обнаружил одни развалины. Былой жизни, былой эпохи. И теперь нужно построить новый дом, чтобы жить дальше. Он оглянулся на родную клинику. «Кардиохирургия – моя единственная верная спутница жизни…» – проплыло в голове. Здание больницы было единственным надежным островком в его жизни.

Пока Алессио возвращался в Ассизи, мысли его немного прояснились. Жестокая правда со всей очевидностью стояла перед ним. Все сомнения, надежды, иллюзии развеялись. Он был свободен. Почему же нерадостно?

Поставив машину на стоянку, Алессио засунул руки в карманы и вяло побрел к дому. В каждом шаге читалась неуверенность и обреченность. На развилке, той самой, где дорога к его дому поворачивала в одну сторону, а дорога к дому Лилианы – в противоположную, он нерешительно остановился.

«Ну что ж, теперь я волен обедать, с кем хочу, и не мучиться угрызениями совести…» – горько усмехнулся он и повернул в сторону дома Лилианы. Зачем именно он туда шел, Алессио не знал. Он просто хотел проведать своих новых знакомых.

Дойдя до переулка, в котором жила Лилиана, он увидел шикарный белый Porsche с мигающими габаритными огнями. Алессио, погруженный в свои сумбурные размышления, вероятно, и не обратил бы внимания на эту машину, если бы не возмутительный способ парковки. Этот scemo, водитель, умудрился припарковаться на пешеходном переходе прямо посреди дороги! Улица была тупиковой и довольно узкой, и он, по всей видимости, решил не утруждать себя ездой в столь некомфортных условиях, а оставить машину на перекрестке, быстро (а может, и не быстро) сходить по своим делам и поехать дальше. Мало того, что теперь пешеходы не могли свободно перейти дорогу, так еще и затруднялось движение по основной улице, ибо задний бампер машины значительно высовывался на проезжую часть.

«Cretino! – мысленно выругался Алессио. – Или полагает, что на дорогой машине можно все?!»

Осуждающе посмотрев на сверкающий Porsche, Алессио ступил на переход, но вдруг резко отпрыгнул назад и пригнулся, прячась за припаркованный у обочины старый Fiat. По переулку шла Лилиана в сопровождении высокого, спортивного вида мужчины. Алессио сразу узнал в нем тренера женской волейбольной команды, ведь он, разумеется, однажды не преминул поискать в Интернете информацию о муже Лилианы. Сердце Алессио мучительно сжалось.

Раздался гневный сигнал клаксона, и Алессио от неожиданности подскочил на месте. Это возмущался водитель, желающий въехать в переулок и встретивший на своем пути досадное препятствие. Спутник Лилианы прибавил шаг, гневно жестикулируя на ходу. Он вступил в перепалку с недовольным водителем, явно не считая себя хоть сколько-нибудь виноватым. Зато Лилиана вся покрылась стыдливым румянцем. Ее муж галантно открыл перед ней дверцу, и она села на пассажирское сиденье. Он всучил ей небольшой букет, который успел достать из багажника, захлопнул дверцу, невозмутимо обошел машину, никуда не торопясь, и, сев за руль, с визгом отъехал, освободив проезд.

Алессио выпрямился и расправил плечи, хотя в душе почувствовал себя сгорбленным и побитым. И совершенно одиноким.

Дни Даниэлы и Алессио стали серыми, мутными, совершенно безрадостными. Они жили раздельно, но их настроение и мироощущение были удивительно одинаковыми.

Даниэла погрузилась в полную апатию. Ее глаза загорались только в палате интенсивной терапии: рядом с еще народившейся малышкой. Кроха стала для нее единственным лучиком света в непроглядной серости. Даниэла проводила около нее все свободное время и даже договорилась о паре ночных дежурств. Она действительно нуждалась в этом в рамках написания диссертации, за которую рьяно засела. А поскольку темой было именно выхаживание подобной беременности, Даниэла заявила, что ей нужно собрать материал, понаблюдать за плодом, в том числе и в ночное время. Отчасти это было правдой. Но в реальности, она просто боялась одиноких ночей.

Каждый вечер после работы она засиживалась за написанием диссертации, но когда ложилась в кровать, на нее накатывала страшная меланхолия. Мысли непрестанно и упорно возвращались к Джерардо. Сам того не желая, он попал ей в самое сердце, но не стрелой Амура, а свинцовой пулей, которая продолжала вращаться и терзать безответными чувствами. Даниэла надеялась, что со временем ее глупая и никому ненужная влюбленность уляжется, может, даже вовсе пройдет, но пока она горела сильным пламенем, сжигала ее, и погасить этот пожар не представлялось возможным, в том числе и потому, что им приходилось контактировать и предстояло еще встретиться.

Хотя контактировали они очень мало. Даниэла, несмотря на свою сильнейшую тревогу за жизнь Джерардо, на свое жгучее желание увидеть его или услышать, не проявляла никакой инициативы. А он пару раз прислал ей сообщение с одним-единственным вопросом «come va?» Не «come stai?», а именно «come va?»43. Она расценила это как завуалированное желание узнать о состоянии дочери. Судьба самой Даниэлы его явно не интересовала. Потому она тоже отвечала ему лаконично: «Normale», с трепетом и ужасом ожидая тот час, когда придется позвонить ему и пригласить на роды. А потом увидеть его, пережить сильную тахикардию, потеряться в его бархатных глазах, вручить дочь – и забыть обоих навсегда.

Состояние Алессио было таким же апатичным. В минуты, не занятые оперативным вмешательством, Алессио возвращался мыслями к своей разрушенной жизни. Думал о Даниэле, но тут же с горечью вспоминал последний разговор, ее волнение, когда зазвонил телефон. Но чаще всего мысли неизменно обращались к Лилиане. Они осколками разбившейся надежды теребили душу. Алессио пытался выкинуть ее из головы, но не получалось. Она снилась ему. Она и Элио. Сны были наполнены радостью и светом, в них они всегда выглядели счастливой семьей, и возвращение со звоном будильника в унылую реальность каждый раз оказывалось мучительным.

Он работал, как одержимый, и был готов дежурить даже в выходной – лишь бы не оставаться дома. Но Луиджи, видя его плачевное состояние, его утомленность и подавленность, гневно возмутился:

– Ты соображаешь, что делаешь?! Хирургу нужен полноценный отдых! Никому не надо, чтобы на фоне крайнего утомления и истощения ты совершил фатальную ошибку. Пациенты не должны платить своей жизнью за проблемы в жизни хирурга!

Алессио опустил плечи.

– Да, идиотская идея, – признал он горько.

– Что происходит? – смягчился тон Луиджи.

– Чертовщина какая-то, я и сам не понимаю… – отмахнулся Алессио.

Луиджи хотел надавить на коллегу, чтобы тот выговорился. Может, это привело бы его в чувство. Пока Алессио работал безупречно, словно хорошо отлаженный робот, но Луиджи предполагал, что подобное состояние может привести к серьезным и нехорошим последствиям. Но он не смог продолжить разговор: их вызвали в операционный зал.

Завершив очередную операцию, Алессио вернулся в ординаторскую и, не без удивления, обнаружил неотвеченный вызов от… Даниэлы! Не раздумывая, он тут же бросился ей звонить.

– Да, Але, я звонила тебе, – послышался в трубке ее неуверенный голос. – Мы могли бы пересечься с тобой на пять минут?

– Конечно! – отозвался он с готовностью. – Я свободен прямо сейчас, – добавил Алессио, не принимая в расчет, что ближайшие полчаса – его единственная возможность пообедать.

– Я подойду к тебе, можно?

– В ординаторскую? Конечно, давай!

Через несколько минут Даниэла появилась на пороге. Поприветствовав коллег Алессио и перекинувшись с ними парочкой общих фраз, она подошла к дивану, на котором Алессио расположился с кофе и сэндвичем.