— Ну вот обязательно нам с ней ужинать?

— Это дочь моего отчима. Он мне практически отцом стал за эти восемь лет.

— Я понимаю. Вот только Кристина совсем не такая хорошая, как ее отец.

— Может, она изменилась за эти годы. Тогда же школа была еще. Юношеский максимализм бил фонтаном из всех нас. Сейчас мы взрослые и здравомыслящие люди...

Оля закатила глаза.

— Очень сильно сомневаюсь, что она изменилась, Максим. Такие люди не меняются.

— Какие такие?

— Гордые, надменные, презрительные. Она же у нас лучше всех! Первая во всем!

Теперь пришла моя очередь закатывать глаза.

— Оль, успокойся. Ей уже не 17 лет. Наверняка за эти годы жизнь чему-то научила.

Невеста ничего мне больше не ответила. Отвернулась к окну и так всю дорогу до дома и просидела в тишине.

Я стараюсь держаться спокойно, следить за движением на трассе, даже музыку включил. Но при каждой мысли о скорой встрече сердце заходится ходуном.

Интересно, она нервничает? Или ей все равно? Что она сейчас делает? Готовится ли к нашей встрече? Или безразлично ковыряется в телефоне, а потом просто спустится к столу и кинет мне сухое «привет»?

Скоро, совсем скоро, я встречу ее — девушку, в комнате которой я находил утешение. Зарывался лицом в ее вещи и жадно, как наркоман, вдыхал запах сладкой розы. Надеюсь, она не догадается, что кто-то доставал из ее шкафа одежду. И очень надеюсь, что домработница к ее приезду все-таки поправила кровать, которая так все эти годы и оставалась смятой после меня.

Я заезжаю во двор, выхожу из машины и чувствую, как сердце бьется все быстрее и быстрее. Мы с Олей заходим в дом, нас встречают мама и Игорь Петрович. Отчим в прекрасном настроении. Еще бы! Его долгожданная и любимая дочка вернулась. Он о чем-то шутит, мы смеемся.

Я снимаю с себя обувь и боковым зрением замечаю, как по лестнице тихо, как кошка, спустилась тонкая женская фигура. Она замерла у перил и пристально на меня смотрит.

И в этот момент меня накрывает дежавю... Я напрягаюсь, стараюсь дышать ровно, но получается не очень. Появляется четкое ощущение, что однажды это уже было. Что однажды я точно так же снимал с себя обувь, стоял к ней боком, а она, тихо спустившись, смотрела на меня с лестницы.

Я чувствую ее взгляд, но не оборачиваюсь. Выравниваю дыхание, хотя в теле все еще остается напряжение.

— Максим, это моя дочь Кристина, ты ее не помнишь, — говорит отчим.

И в этот момент я к ней оборачиваюсь. Наши взгляды встречаются. Я смотрю ей ровно в глаза и чувствую, как земля уходит у меня из-под ног.

Это невозможно. Этого не может быть. Это нереально. Это сон. Еще один сон, в котором я снова вижу эти глаза...

Но нет, это не сон. Это реальность. Потому что теперь я могу видеть ее лицо.

Кажется, я тяжело сглатываю. Еще секунду смотрю ровно в эти глаза, а потом все же отрываюсь от них и скольжу взглядом по ее телу.

И в этот момент земля уходит из-под моих ног второй раз...

Потому что я узнаю эту фигуру.

Мне кажется, сердце сейчас уже выпрыгнет из груди. Адреналин разливается по крови с такой силой, что тяжело дышать. Но я все же каким-то образом выдавливаю из себя «привет» и подхожу к ней с протянутой рукой.

Подхожу к той, кого искал все эти проклятые годы...

Это она. Незнакомка из моих снов. Это та самая фигура взрослой девушки, которая стала сниться мне в последние годы.

Это она.

Я искал ее.

— Здравствуй, Максим, — отвечает мне и спускается с оставшихся ступенек.

Еще секунду мы смотрим друг на друга, а потом она крепко обнимает меня за шею. Это неожиданно. Я все еще в шоке, но обнимаю ее за талию.

— Восемь лет, Максим, — быстро шепчет мне на ухо, а я буквально замер. — Восемь проклятых лет...

Дальше я не слышу ее слов, потому что мои легкие заполоняет запах сладкой розы и жасмина. Того самого жасмина, которым когда-то пахла вторая подушка на моей кровати... И это был не ополаскиватель, который использовали домработницы. Это была она...

— Привет, Кристина! — Вырывает меня из размышлений голос Оли.

Мы со сводной сестрой резко отстраняемся друг от друга. Последний раз наши взгляды встречаются, и я вижу, как ее правый зрачок расширяется слегка быстрее левого. Как у девочки из моих снов.

— Привет, Оля, — отвечает ей Кристина с небольшим напряжением в голосе.

Моя невеста подходит ко мне и берет меня под руку. Но я ничего этого не чувствую, не замечаю. Я прикипел взглядом к лицу Кристины. К лицу девушки, которую спас 19 лет назад от злых мальчишек. К лицу девушки, которая снилась мне все эти годы. К лицу девушки, в комнате которой я находил спасение от тоски и отчаяния.

К лицу девушки, которую я искал все эти годы. И не находил.

— Кристина, — обращается к ней отчим. Она повернулась к нему, а я все так же жадно продолжаю всматриваться в каждый миллиметр ее кожи. — Я тебе сначала не сказал, не хотел тебя беспокоить, когда ты только переехала в Америку. Я думал, ты приедешь на зимние каникулы и сама все узнаешь, но ты так и не приехала ни разу. В общем, когда ты улетела, Максим попал в очень страшную аварию, чудом остался жив. У него была очень сильная травма головы, он пробил головой лобовое стекло и вылетел из машины. Максим был несколько дней в коме, потом перенес несколько операций на голову... В результате аварии, комы и операций у него произошла частичная потеря памяти. Максим не помнит некоторые отрезки своей жизни. И он не помнит последний год перед аварией. Максим не помнит тебя.

Слова Игоря Петровича доходят до меня, будто через пелену. Кажется, я начинаю понимать, что именно он говорит, только когда Кристина в ужасе ко мне поворачивается и спрашивает хриплым голосом:

— Максим, ты не помнишь меня?

— Нет, — выдавливаю из себя.

— Совсем???

— Совсем.

Мы снова пристально друг на друга смотрим, и по ужасу в ее лице я понимаю: она все эти годы ничего не знала.

Но как??? Почему ей никто не сказал???

— Пойдёмте ужинать! — весело говорит мама, явно пытаясь разрядить обстановку.

Оля тут же разворачивает меня и ведёт на кухню. Я повинуюсь словно на автомате. Сажусь на стул, Кристина располагается напротив меня. Я снова на нее смотрю, а в висках пульсирует: она ничего не знала.

ОНА НИЧЕГО НЕ ЗНАЛА.

Кристина смотрит в тарелку, на ее лице все еще читается изумление. А я просто нагло ее рассматриваю. Наверное, уже неприлично нагло. Но мне все еще требуется подтверждение того, что это она. Что это она...

— А теперь кто-нибудь может мне еще раз подробно объяснить, что произошло? И, самое главное, почему мне восемь лет никто ничего не говорил? — Спросила Кристина. На последнем предложении она прожгла отчима взглядом.

Мама тяжело вздохнула и начала рассказ о той аварии.

А я смотрю на нее, ловлю каждое изменение в ее мимике и будто не дышу. Мои чувства не описать словами. Это и восторг от встречи с тихой, кроткой девочкой из лагеря. Это и злость на нее за то, что она презирала и ненавидела меня, когда я приехал в Москву. Это и обида за то, что ее не было восемь лет. Но это и облегчение — потому что она не знала о той аварии, а, значит, ее больше нельзя обвинить в том, что она была безразлична ко мне, когда я чуть не умер.

А еще это чувство неописуемой эйфории. Потому что я нашел ее. Потому что я ее нашел...

Кристина обвиняет отца в том, что он ей ничего не рассказал. И это меня радует. Хочется верить, что, если бы она знала, то позвонила мне хотя бы один раз.

— Давайте выпьем за встречу! — Говорит отчим и разливает всем по бокалам вино.

Кристина наблюдает за его движениями, а потом недоуменно замечает:

— Пап, Максим ведь не пьёт.

— Уже давно пьёт, — отвечает ей Оля. Почему-то в ее голосе слышится злость.

А мои губы расплываются в легкой улыбке. Она кое-что обо мне помнит.

— Чего еще я о тебе не знаю? — Тихо спрашивает меня Кристина.

— А что ты обо мне знаешь? — Так же тихо спрашиваю ее. Мне кажется, что сейчас мы только вдвоём.

Она пожимает плечами.

— Всё.

Ответ Кристины западает в душу. «Всё»... Я снова смотрю в ее глаза. Эта девушка когда-то знала обо мне всё?

Беседа за столом не клеится. Кристина выглядит очень спокойной, но почему-то мне кажется, что внутри нее бушует пламя. Оля все время мне что-то говорит, просит передать ей то соль, то перец, то салфетки. Я выполняю ее просьбы, но все это происходит на автомате.

Я не могу оторвать глаз от Кристины. Я не могу поверить, что дочь моего отчима — это та самая девочка из лагеря. Я все эти годы не мог вспомнить ее имя. А сейчас четко понимаю, что ее звали Кристина.

Но разве могут быть в жизни такие совпадения? Как так вышло, что мы снова с ней встретились? Интересно, она меня помнит? Интересно, мы узнали друг друга девять лет назад, когда я приехал в Москву?

Я не могу поверить, что дочь моего отчима — это та, кого я искал все эти годы.

Дочь моего отчима — это та, кого я люблю...

Секунда — и в меня будто ударяет молния. Я всматриваюсь в нее еще пристальнее, ловлю каждое движение ее рук, ее глаз, ее губ. Кажется, это уже неприлично, поэтому усилием воли заставляю себя опустить взгляд в тарелку. Аппетита совсем нет, но я все же отправляю в рот небольшие кусочки мяса.

И продолжаю на нее смотреть... Иногда на меня накатывает дежавю. Совершенно дурацкое, неприятное ощущение. С чего вдруг оно взялось? Никогда ведь его не было. Ни в чьём присутствии. А тут за вечер уже десятый раз.

Она тоже скользит по мне глазами. Рассматривает мое лицо, мою шею, мои руки. Порой мне кажется, что она не дышит.

Интересно, о чем думает Кристина, когда смотрит на меня?