— У нас все было хорошо, мы любили друг друга и провели вместе самые счастливые два месяца, — тихо начала говорить ему. — Но в день моего отъезда ты сильно вспылил и стал требовать от меня, чтобы я не уезжала. Ты поставил мне ультиматум: или я остаюсь с тобой в Москве, или между нами все будет кончено. После таких слов я тоже вспылила. Вылетела из твоей комнаты, толкнув тебя плечом, и уехала. Мы с тобой даже не попрощались нормально. Но уже в самолёте я остыла и подумала, что ты не мог бросить меня на самом деле, что в тебе просто говорили эмоции. Когда я приземлилась в Америке, я сразу стала тебе звонить. Я думала, что сейчас ты скажешь мне, как сильно меня любишь, и я тоже скажу, что сильно тебя люблю, и мы вместе придумаем способ, как справиться с расстоянием. Но твой телефон был выключен. Потом я спросила у папы, почему ты не отвечаешь, он сказал, что ты поменял номер телефона, и я подумала, что ты решил вычеркнуть меня из своей жизни. — Слезы уже вовсю текли по щекам. Я перевела дыхание и продолжила дальше. — А потом на свой день рождения, когда меня поздравляла твоя мама, я спросила у нее, как твои дела. Она ответила, что у тебя все хорошо, и ты уехал к своей девушке. И в этот момент мой мир рухнул окончательно. Я думала, я умру, Максим. Я восемь лет жила с уверенностью, что ты меня предал. Поэтому я не приезжала. А когда вернулась, подумала, что, раз ты с ней уже семь лет и женишься, значит, любишь ее.

Я замолчала. Максим шумно выдохнул и зажмурил глаза. Ему больно. Очень больно. Мне тоже.

— Отпусти меня, Максим. Я должна учиться жить без тебя дальше. Снова.

Он быстро задышал.

— Я не могу тебя отпустить. Я не вынесу, если рядом с тобой кто-то появится, если ты выйдешь замуж. Я понимаю, что не имею никакого права запрещать тебе с кем-то быть, но я не могу, Кристина... Я так сильно тебя люблю.

— Тогда разведись и будь со мной.

— Я не могу оставить своего ребёнка. Я каждый день прихожу домой и делаю вид, что все хорошо, что счастлив с ней. Но это не так. Мне нужна только ты. Мы же можем с тобой хотя бы видеться иногда?

Я слегка от него отстраняюсь и смотрю в глаза.

— Максим, я не буду твоей любовницей. Ты или мой, или не мой.

На его лице изображено такое сильное страдание, такая боль, что мое сердце просто разрывается.

— Я ухожу, Максим. И я планирую жить дальше. Без тебя.

Я аккуратно освобождаюсь из его рук, разворачиваюсь и иду прямо по тротуару. Я чувствую его взгляд, полный боли, пока не скрываюсь за поворотом.

Глава 13. Несчастные

Вечером того же дня мне прислали расшифровку встречи с французами на русском. Максим их уделал. Во-первых, он скостил цену с 35%-го дисконта, о котором мы с ними договорились ранее, до 38%. Просто за факт умалчивания об иске. Во-вторых, подписание сделки состоится не в конце марта, как мы изначально планировали, а только после решения суда. Таким образом, они сами оплатят свой штраф, если он будет (а, по мнению Максима, однозначно будет), и налоги за этот год.

В целом, все не плохо, вот только неизвестно, когда завершится судебное разбирательство. Время тут играет как в нашу пользу, так и против нас. Если суд затянется до середины следующего года, то мы сэкономим на налогах. Однако мы потеряем время. Илья просто тупо нас опередит и выйдет на европейский рынок раньше.

Вечером следующего дня мы встречаемся в ресторане для неформального ужина. На всякий случай я первая начинаю разговор на английском. Мы еще немного говорим о делах, о компании. Месье Арно клянется и божится, что суд завершится до конца года, и мы завершим сделку, как и планировали, в конце марта. Но, судя по скептической ухмылке Максима, этому не бывать.

Потом разговор медленно перетекает на отвлеченные темы. Жан спрашивает, почему я говорю на английском с сильным американским акцентом. Я отвечаю, что восемь лет прожила в США. Это всех удивляет.

— Где вы учились? — Интересуется месье Арно.

— В Гарварде.

Он одобрительно закивал.

— Мой внук поступил туда в прошлом году.

Я с ностальгией улыбнулась. Я очень люблю Гарвард. И Америку. И сильно скучаю по ним обоим.

А, может, сгонять в Бостон на новогодние праздники? Повидаться с друзьями. Надо предложить Илье.

— А вы где учились, мистер Самойлов? — Спрашивает Арно.

— Начинал в России, а закончил в Швейцарии. В моем российском вузе была программа двойного диплома, последние два года бакалавривата я проучился в Женеве. И там же потом поступил в магистратуру.

— Женева — это же наша французская сторона! Так вот откуда у вас такой хороший французский.

Максим согласно кивнул.

— Вы часто бывали во Франции? — Интересуется Жан.

— Да, довольно часто.

— И где чаще всего?

— В Париже. Люблю Лувр. Особенно шедевр Леонардо да Винчи. Иногда приезжал утренним поездом на него посмотреть, а вечером уезжал обратно.

Я застыла. Максим тем временем безмятежно делает из бокала глоток вина и на меня даже не смотрит. Все остальные за столом моего смятения, естественно, не замечают, поэтому продолжают непринужденную беседу дальше.

— Да, «Мона Лиза» прекрасна. А сколько тайн окутывает эту картину... — выдыхает один из помощников Арно.

— Говорят, «Джоконда» была любимой картиной да Винчи. Чуть ли не единственная, которую он писал с большой любовью, — парирует Жан.

Я хочу провалиться сквозь землю. Вот зачем Максим это сказал? А он вообще это специально для меня сказал или нет? Он-то не помнит, что иногда называл меня еще и своей Мона Лизой. А я ему об этом не говорила. Тогда в кабинете я просто сказала ему, что он называл меня своим шедевром и все. Без каких-либо ссылок на картину.

Наверное, он это все-таки невзначай. Вот только все равно странно приезжать из Женевы в Париж, просто чтобы посмотреть на картину, и уехать вечером обратно. Хотя мало ли какие причуды могли появиться у Максима со временем.

Около 9 вечера мы заканчиваем ужин на вполне дружелюбной ноте. Мы договорились продолжать подготовку сделки, но просто финальные документы подпишем, когда все судебные притензии будут сняты. У гардероба Жан помогает мне надеть пальто и с очень обаятельной улыбкой спрашивает:

— Мисс Морозова, не хотите прогуляться по вечернему Парижу?

Сегодня чуть теплее, чем вчера, а планов на вечер у меня все равно нет. Мой самолет завтра в 20:00, так что еще даже высплюсь. Почему бы мне не прогуляться с ним?

— С удовольствием, — говорю ему и так же обаятельно улыбаюсь.

Он предлагает мне взять его под локоть, я соглашаюсь и мы выходим из ресторана. Спиной я чувствую, как Максим провожает нас тяжелым взглядом. Но я делаю это не специально. У меня нет цели злить его или заставлять ревновать. Просто он женат, и у него своя жизнь. А я свободная девушка, и у меня тоже своя жизнь.

Мы идем с Жаном вдоль набережной Сены. Проходим Эйфелеву башню, затем площадь Согласия, доходим до Лувра. Ему 37 лет, он высокий и подтянутый брюнет. Вдобавок очень интересный собеседник. Не успев пройти и 100 метров от ресторана, мы с ним уже перешли на «ты». Ну как на «ты». В английском, что «ты», что «вы» — это просто «you». Мы с ним отказались от официальных приставок в виде «мисс Морозова» и «месье Руссо».

Жан — чистокровный француз, родом из винодельческой провинции Бордо. Его семье принадлежат несколько крупных виноградников, они делают свое вино и продают его на экспорт.

— В моей семье все виноделы. Кроме меня. Один я оказался белой вороной и пошел в строительный бизнес, — смеется.

— Почему?

— Не знаю... — на мгновение он задумался, — мне всегда казалось, что в моем случае заниматься вином — это слишком просто. Мой дед и мой отец уже все за меня сделали. А я всегда хотел попробовать что-то новое, привнести что-то свое. Но в моей семье до сих пор не понимают мой выбор.

— А ты совсем не переживаешь за будущее вашего бизнеса? Что с ним будет, если ты так и не захочешь заниматься им?

— К счастью, у меня есть брат и сестра, которые могут продолжить семейное дело.

За непринужденной беседой время пролетает очень быстро. Жан рассказывает о своей жизни в Париже, я рассказываю ему об учебе в Гарварде. Где-то около 12 ночи он провожает меня до моего отеля и галантно целует мне руку.

— Очень приятно было узнать тебя получше, Кристина.

— И мне тебя, — улыбаюсь ему.

— Тогда на связи и до встречи в Москве.

Мы договорились, что в следующий раз для обсуждения дел он приедет в Россию. Точную дату выберем позднее.


— До встречи, Жан.

Я прохожу дверь-вертушку и сразу же взглядом натыкаюсь на Максима. Он сидит в лобби моей гостиницы и смотрит на вход.

Что он тут делает? И как он вообще узнал, где я живу?

— Какими судьбами? — Подхожу к нему.

— Жду тебя.

—Зачем?

— Чтобы проконтролировать, во сколько ты вернёшься и одна ли.

— А если бы не вернулась? Или вернулась, но не одна?

— В первом случае обратился бы в полицию. А во втором что-нибудь ему сломал.

— Ты слишком много на себя берёшь, Максим, — бросаю ему и разворачиваюсь по направлению к лифтам.

— Я твой брат, — кричит мне вслед, — имею право.

Я ничего не отвечаю ему. Захожу в лифт и еду на свой этаж.

На следующий день я решаю сходить в Лувр и внимательно там все посмотреть. Насколько позволит время, конечно. Так-то, чтобы тщательно обойти этот музей, нужно несколько дней. А то и неделя.

Я хожу по залам, осматриваю работы интересных мне художников. У некоторых останавливаюсь на подольше. Затем постепенно подхожу к залу, в котором висит «Джоконда».

Я сразу замечаю его. Максим стоит прямо напротив картины за ограждением из веревки и смотрит на полотно. Вокруг него толпятся туристы, пытаясь сделать селфи. Самойлов явно им мешает, из-за чего они недовольны. Но Максиму все равно.