— Я лучше тебя знаю, как успокаивать Кристину. Я восемь лет в Америке этим занимался, когда она по тебе страдала, думая, что ты ее бросил.

Максим осекся. А Илья тем временем продолжил.

— Кристина, посмотри мне в глаза.

Я послушно выполнила его приказ.

— Помнишь, когда я пришёл к тебе в твой девятнадцатый день рождения и застал тебя всю в слезах, и ты мне тогда рассказала про вас с Максимом?

Я согласно закивала.

— Помнишь, что я тебе тогда сказал?

— Чтобы Максим катился на все четыре стороны.

Илья немного смутился, и я услышала тяжёлый вздох Самойлова.

— Я не только это тебе сказал. Я еще сказал, что ты должна перестать заниматься самобичеванием. Кристина, это путь в никуда, если ты будешь себя во всем винить. — Я молчу, смотря на него, а Токарев продолжает. — Я еще сказал тебе тогда, что ты должна жить дальше и что ты должна быть счастлива. Потому что твоя жизнь продолжается, Крисси. С Викой или без нее. Ты должна жить дальше. И ты должна быть счастлива. А помнишь, когда погибла моя сестра, и ты ко мне приехала?

Я кивнула.

— И ты сказала мне те же самые слова. Как бы ни было сложно в них поверить, но это действительно так. Когда ты мне говорила, что я должен продолжать жить дальше, это звучало, как бред. Ведь погибла моя единственная младшая сестра! Разве я мог жить дальше в такой ситуации? Но я смог, благодаря тебе. Ты стала мне сестрой, Крисси. Мой младшей сестренкой. Какой была Маша. Я старался видеть в тебе её. И заботился о тебе всегда, как о ней.

— Но у меня нет никого, кто мог бы стать мне сестрой вместо Вики...

— Да. Но у тебя теперь есть Миша. Он же маленькая копия Вики.

Я осеклась. Миша... Что же с ним теперь будет?

— Крисси, ты должна жить дальше. Сейчас иди в душ, приведи себя в порядок и возвращайся новым человеком. Как тогда в твой девятнадцатый день рождения.

— Ты тогда повёл меня на тусовку веселиться.

— Да. Потому что тогда все-таки был твой день рождения, а ты вместо того, чтобы праздновать его, лила слезы.

Самойлов и Кузнецов все это сейчас наблюдают. Илье наплевать, а вот мне становится неловко.

— И ты снова поведёшь меня куда-то веселиться?

— Нет, конечно. Но ты должна взять себя в руки и перестать заниматься самобичеванием. Твоей вины ни в чем нет, Кристина. И твоя жизнь продолжается. Давай, марш в душ, и чтобы вернулась из него новым человеком. Ближайшее время будет тяжелым, но ты должна справиться. В конце концов сейчас с тобой не только я, но и твоя семья. А в Америке мне одному приходилось вытаскивать тебя из депрессии.

Я ему грустно улыбнулась.

— Я тоже тебя вытаскивала, Илюш.

— Да, Крисси. Хорошо что мы были друг у друга в этой чужой стране. А то бы оба свихнулись. Давай шуруй в ванную.

И я послушно направилась, куда сказал Илья, проходя мимо ошеломлённых нашим диалогом Максима и Егора.

Прохладная вода действительно отрезвила, но легче мне от этого не стало. Перед глазами до сих пор стояла Вика. Я же только сегодня утром разговаривала с ней по телефону... Она была бодра и говорила, что хорошо себя чувствует. Боже, как же так вышло, что она это сделала..?

Более-менее совладав со своими эмоциями, я вышла из ванной. Папа, Егор, Максим и Илья все еще были тут. Я вернулась в комнату и легла. Ко мне зашли папа с Ильей. Отец склонился надо мной и поцеловал в голову.

— Доча, поспи. Ни о чем не думай и засыпай.

— А снотворное есть? — Спросил Илья.

— У меня есть, — послышался откуда-то из-за спины голос Максима. — Всегда с собой ношу.

Он дал мне таблетку, папа принёс стакан воды, и я ее выпила.

— Максим, посиди со мной, — тихо попросила его.

— Да, конечно.

Илья и папа вышли из комнаты, оставляя нас с Максимом вдвоём. Он сел на пол возле кровати и стал гладить меня по голове.

— Я люблю тебя, моя нежная девочка, — прошептал мне.

— И я тебя люблю, мой герой, — ответила ему и провалилась в темноту.

Я проспала всю ночь и половину следующего дня. Когда я проснулась, кошмар предыдущего дня охватил меня с новой силой, но я все же смогла взять себя в руки. Я вышла из комнаты и услышала на кухне тихие голоса. Там были папа с Максимом.

— Как ты, дочь? — Папа встал мне навстречу и крепко обнял.

— Нормально. Что теперь делать?

— Скоро снова приедут из полиции на допрос. Максим будет присутствовать, у него есть корочка адвоката. Также приедут из опеки по поводу Миши...

Я кивнула и села на стул.

— А где Егор и Илья?

— Илья уехал вчера ночью. Егор поехал на допрос.

— Мне тоже надо будет ехать?

— Нет, к тебе приедут сюда. Я договорился. Тебе сейчас будет тяжело куда-то ехать.

Папа делает мне кофе и бутерброд. Я молча ем. Отец и Максим сидят за столом и с грустью смотрят на меня.

— Я связался с Викиным отцом... — начал папа. — Он займётся похоронами.

— А где Миша?

— У него обеденный сон. Я его уложил. Я сказал Викиному отцу про ребёнка, но он не выразил энтузиазма... А Викина мать снова начала пить.

— Ясно...

Дальше мы продолжили сидеть в полной тишине. Я пила уже третью кружку кофе, когда в дверь позвонили. Пришли полицейские и сотрудники опеки.

Папа и Максим зря беспокоились. Допрос прошёл спокойно, мне никто никаких обвинений не выдвигал. Наши показания с Егором полностью совпали, поэтому полицейские довольно быстро поставили вердикт «самоубийство» и ушли.

Максим пошел провожать полицейских, а со мной осталась женщина из опеки.

— У ребёнка есть родственники? — Начала она.

— Да, но они не выразили желания его забрать.

— Тогда нам придется его увезти сейчас. Можете собрать вещи.

Я замерла.

— Подождите. Куда увезти?

— В детский дом определять будем. Ну, раз родственники отказываются его забирать. Мы с ними, конечно, еще постараемся поговорить. В семье все-таки ребёнку лучше будет...

Я молчу, смотря на нее во все глаза. Женщина грустно качает головой и вздыхает.

— С вами мы не можем его оставить. Вы посторонние люди.

— Но я его крестила... Я крестная мама.

— Тем не менее официально вы чужой человек.

— То есть, Миша никак не может со мной остаться?

— Только если официальные родственники откажутся от ребёнка, а вы оформите опекунство или усыновите его. Но это все займёт не мало времени.

Я молчу. Смотрю в одну точку и чувствую, как дрожат мои руки. Женщина меня не торопит. Кажется, она даже искренне сочувствует всему происходящему.

— Я готова, — говорю ей, наконец.

— К чему?

— К усыновлению. Я готова.

— Это не так сразу делается. У вас есть супруг? Какие у вас жилищные условия? Вам нужно будет пройти ряд процедур, по которым комиссия должна будет определить, подходите ли вы на роль приемного родителя...

Я перебиваю ее.

— Супруга нет, жилищные условия прекрасные. Я готова к усыновлению. Сколько это стоит?

— Это бесплатно, но вы должны понимать...

— Сколько стоит, чтобы меня никто не таскал по комиссиям и не трепал нервы, а ребенок все это время жил со мной в безопасности и полном порядке, а не в детском доме? Мы в России в конце концов живем, поэтому еще раз вас спрашиваю: сколько это стоит?

Я смотрю ей ровно в глаза, и она, конечно, понимает о чем я говорю. Она окидывает меня придирчивым взглядом, останавливается глазами на моих серёжках с бриллиантами, на ремне Gucci в джинсах, обводит глазами кухню и наконец кивает головой.

— Все сделаем быстро. Я с вами свяжусь, дайте свой номер.

Я диктую ей цифры, и она уходит.

Когда хлопает входная дверь, я выхожу в прихожую к папе и Максиму. Они на меня смотрят, но ничего не говорят.

— Папа, я усыновляю Мишу.

— Ты уверена? У тебя же еще могут быть свои дети...

— Я уверена.

— Кристина, ты должна будешь стать полноценной матерью. Ты готова к этому? Может, лучше мы с Леной оформим опекунство, и он поживет с нами в «Золотом ручье». А потом, глядишь, Викины родители созреют...

Я перебиваю отца.

— Нет. Я усыновляю Мишу. Ему нужна мать.

В папиных глазах появляются слезы. А я продолжаю говорить твёрдым голосом. Еще никогда я не была уверена в своих словах, как сейчас.

— Я стану Мише матерью, которая ему нужна. И никто из вас никогда и словом ему не обмолвится о том, что я ему не родная. И ты, папа, будешь его любить, как своего собственного внука. И Миша никогда не будет чувствовать, что он на самом деле нам всем не родной.

Отец медлит, но я знаю, что он видит уверенность и настойчивость в моих глазах. Ошеломлённый Максим не произносит ни слова.

— Хорошо, Кристина. Я принимаю твой выбор, — наконец говорит отец.

Я ему киваю и иду в свою детскую комнату, в которой сейчас спит Миша. Когда я сажусь рядом с ним на кровать, он просыпается. Открывает сонные глазки и смотрит на меня.

— Крися, почему ты плачешь?

— Грустный мультик посмотрела.

Он слегка приподнимается на кроватке и смотрит на меня.

— Какой?

— «Король лев». Знаешь такой?

— Нет. Я «Черепашек ниндзя» смотрел. Покажешь мне этот мультик?

— Покажу, — я ему улыбаюсь.

Миша смотрит на меня заспанными глазками, а потом спрашивает:

— Крися, а где моя мама?

Я тяжело сглатываю. А ребенок тем временем продолжает на меня пристально смотреть. Я придвигаюсь поближе к Мише, беру его на руки, крепко обнимаю и шепчу:

— Теперь я твоя мама, Мишенька.


Глава 15. Воспоминания о нас

Мы не улетаем с Ильей на Новый год в Америку. Я не могу оставить Мишу одного на такой долгий срок. У меня теперь есть сын, и не только он должен привыкать ко мне, как к маме, но и я к нему, как к своему ребёнку.