Следующая фотография такая же, только я крепко целую Кристину в щеку. На третьей в щеку целует меня она. А на четвёртой мы целуемся в губы.

На пятой фотографии мы с ней явно лежим в постели еще сонные. На шестой я уже поднялся с кровати, а Кристина обняла меня сзади. На седьмой мы с ней пьём из трубочек из одного стакана. На восьмой мы снова целуемся, на девятой мы едим одно мороженое на двоих, на десятой она сидит у меня на коленях...

Чем дальше я листаю, тем больше я понимаю: я никогда не был так счастлив, как на этих фотографиях. Наша с Кристиной любовь очевидна на каждом снимке. Только слепой может не заметить ее тут.

Я долистываю до фотографии какого-то заброшенного здания. Приглядываюсь, и у меня перехватывает дыхание, когда мне все-таки удаётся узнать его. Это наш детский лагерь. Мы ездили с ней туда... А после этого здания идёт фотография пирса. И я тоже его узнаю...

Одинокая слеза скатывается по моей щеке.

У меня уже нет сил смотреть дальше, но я заставляю себя. Мы с Кристиной сидим на этом пирсе мокрые и счастливые. А потом мы на нем же целуемся.

Крепко зажмуриваю глаза и сжимаю кулаки.

Я все же заставляю себя досмотреть до конца, хотя эти счастливые фотографии рвут сердце и душу.

Мне больше ничего не остается, кроме как снова обвинять во всем себя. В том, что верил вранью, которое мне говорили о Кристине. В том, что ни разу за восемь лет не попытался связаться с ней. В том, что не отменил свадьбу, как только зашёл в дом и увидел Кристину. В том, что не отнёсся с подозрением к Олиному поведению, которое сильно изменилось после объявления отчима о том, что его дочь возвращается.

В том, что я посмотрел в Кристининой комнате абсолютно всё. Кроме этого жесткого диска.

Глава 16. Триггер

Все первое января Максим и Ольга проводят в «Золотом ручье», а вечером второго января уезжают. По поведению Максима я поняла: он посмотрел фотографии. В его глазах стало еще больше боли и еще больше тоски. Он по-прежнему старался быть внимательным к жене, но теперь я четко видела, что ему приходится делать над собой усилие, чтобы, например, пополнить ей бокал с соком, что-то подать или ответить на ее вопрос.

Кажется, Ольга тоже почувствовала перемену в поведении мужа, потому что вцепилась в него еще большей хваткой. То и дело брала его под руку, обнимала или гладила. Но, кажется, Максима это только еще больше раздражало.

Я же проводила все время с Мишей. За общим столом сажала его к себе на колени и кормила с ложечки. Ольга то и дело бросала на меня странные взгляды, но помалкивала. Она знает о Викиной смерти и о том, что я усыновила ее ребёнка.

Я старалась сбежать из-за стола, как можно скорее. Илья уехал к родителям первого января сразу, как только проснулся, поэтому мне больше не от кого было ждать моральной поддержки. Папа не в счет. Я закрывалась с Мишей в своей комнате и часами играла с ним или смотрела мультики на ноутбуке. Походы к детскому психологу уже стали приносить плоды, и Миша почти не плакал по Вике. Хотя еще и не называл меня мамой.

Когда ребенок засыпал, я тихо гладила его по головке и наблюдала, как забавно у него дергаются губки во сне.

Я люблю его. И это мой сын.

Егор действительно пришёл в гости первого января. Он привёз Мише огромную машину, которая не помещается в руки даже взрослому.

— Егор! — Воскликнула я. — Он же даже не сможет еще ею играть!

— На вырост будет, — ответил он со смешком в голосе.

Максим из своей комнаты, видимо, услышал голос Егора в гостиной, потому что тут же спустился вниз.

— Я не ждал тебя в гости, — тут же сходу начал Самойлов.

— Я не к тебе, Макс, расслабься, — даже не глядя на него, ответил Кузнецов.

— Да? Но я, пожалуй, все равно с вами тут посижу, поиграю с Мишей. Кристина, ты же не против общества своего брата?

Я ничего ему не ответила, поспешно отвернулась к ребенку и стала поправлять на нем брючки, которые слегка сползли из-за того, что он решил покататься по полу.

— Молчание — знак согласия, — заключил Максим и сел на ковёр рядом со мной и малышом.

— А тебе разве не нужно быть с беременной женой? — Спросил Кузнецов.

— Она спит.

Егор хмыкнул и опустился рядом, вывалил из большого мешка конструктор, который подарил Мише Илья и тут же завладел вниманием ребёнка. К сбору конструктора присоединился Максим, а следом и я. Со стороны это все могло показаться очень милым, вот только Самойлов и Кузнецов уничтожали друг друга взглядами. В какой-то момент между ними разгорелся жаркий спор на тему того, какой кубик следует цеплять следующим: красный или синий.

Я смотрела на них и чувствовала, как дикая злость поднимается внутри меня. На них обоих.

— Замолчите! — Не выдержала я.

Они притихли и повернули головы в мою сторону.

— Что вы беситесь тут оба?

— Кристина, мы можем поговорить с тобой наедине? — Спросил Максим.

— Нет.

— Это важно.

— Я сказала нет, Максим.

— Хорошо, тогда я скажу прямо тут. Кристина, из-за этого человека, которого я считал своим лучшим другом, — Максим кивнул головой на Егора, — мы с тобой потеряли друг друга. Он восемь лет не только молчал о нас с тобой, но еще и внушал мне, какая ты ужасная. И ты после этого с ним общаешься?

Я не успела ничего ответить, потому что меня опередил Кузнецов.

— Слушай, ты отбил у меня мою любимую девушку. А я все равно тебя простил. Но тебе этого мало. Я еще должен был тебе об этом и рассказать?

— Да, черт возьми! Ты должен был мне об этом рассказать! Если бы ты не молчал, то между мной и Кристиной все могло бы сложиться по-другому.

— Между мной и Кристиной тоже могло бы все сложиться по-другому, если бы ты не появился!

— Заткнитесь! — Рычу им. Поворачиваю голову к Максиму и говорю. — Очень легко обвинять во всем третьих лиц. Но в том, как между нами все сложилось, виноваты только мы с тобой. Я ни разу не приехала, а ты ни разу не попытался даже познакомиться со сводной сестрой.

— Потому что мне все внушали, что ты меня ненавидишь!

— Это не имеет значения, Максим.

— Кристина, — он накрывает своей ладонью мою и смотрит в глаза, — мы могли бы быть до сих пор вместе, если бы Егор не молчал.

— То есть, это я виноват в том, что вы с Кристиной расстались? — Засмеялся Кузнецов.

Я вырвала свою руку из захвата Самойлова.

— Послушайте меня оба. Максим, — я посмотрела на него, — я никогда не буду с тобой, потому что ты не уйдёшь из семьи, а я не намерена быть твоей любовницей. Егор, — я повернула к нему голову, — с тобой я тоже никогда не буду, потому что слишком хорошо к тебе отношусь, чтобы и дальше портить твою жизнь. Так что успокойтесь оба! Я не буду ни с одним из вас!

На этих словах я взяла Мишу на руки и пошла в свою комнату. Еще минут пять я слышала громкие голоса Максима и Егора, а потом хлопнула входная дверь, и я увидела в окно, что Кузнецов ушел. Через минуту раздался стук в мою комнату.

Нет, я не хочу с ним разговаривать. Но Максима это мало беспокоит, поэтому еще через минуту он сам открыл дверь и зашел ко мне.

— Кристина, я не хочу, чтобы ты с ним общалась, я не хочу, чтобы он был возле тебя.

— Ты не можешь диктовать, с кем мне общаться, а с кем нет.

Максим подошёл к моей кровати и опустился на пол возле моих ног. Положил голову мне на колени и тяжело задышал. А у меня от его близости снова пошли мурашки по коже. Закрыла глаза и попыталась выровнить дыхание.

— Моя девочка, — начал тихим голосом, от которого сердце забилось еще быстрее, — я посмотрел все наши фотографии. Мы были так счастливы... И мы могли бы быть счастливы до сих пор...

— Да. Если бы я хоть раз приехала, а ты хоть раз попытался со мной познакомиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Максим взял мои руки и стал мягко целовать тыльные стороны ладоней. В горле снова образовался ком.

— Максим, прекрати, — прошептала ему и попыталась вырвать руки. — Ты должен отпустить меня.

— Я не могу...

— Ты должен. Так не может продолжаться вечно.

— Я знаю... Но я не могу...

Он поднял на меня глаза, и я увидела в них столько боли, что сердце сжалось.

— Уходи, Максим. Просто уходи.

Он медленно поднялся с пола, присел на кровать рядом со мной и притянул меня к себе. Зарылся лицом в моих волосах.

— Кристина, я хочу, чтобы ты знала: я всегда любил только тебя.

Слеза-предательница все-таки потекла по щеке.

— Я знаю, Максим.

Он мягко поцеловал меня в висок и в щеку, поднялся и тихо вышел из комнаты. Я повернулась к лежащему на кровати Мише. Он смотрел на меня непонимающим взглядом.

— Крися, почему ты плачешь?

Я ничего ему не ответила. Посадила к себе на колени и уткнулась в его маленькую шейку.

— Сыночек, у нас с тобой все обязательно будет хорошо.


Учиться быть мамой оказалось намного сложнее, чем учиться в Гарварде. На новогодние праздники Людмила Николаевна уехала к своим детям, поэтому купать Мишу, гулять с ним, готовить ему детскую еду пришлось мне. Но мне понравилось. Это так необычно — чувствовать себя мамой.

3 января я вернулась к себе домой и каждый день от начала и до конца проводила с Мишей. Даже спать укладывала его с собой, а не в детскую. Мы целыми днями валялись в кровати, смотрели мультики и ели вкусняшки. Мы много гуляли по новогодней Москве, играли в машинки, собирали конструктор.

Егор все-таки не оставил попыток сблизиться со мной. Приехал ко мне в один из дней и сказал, что купил билеты в цирк. Мы с ним свозили Мишу на представление, а после него Егор поднялся ко мне на чай. Я уложила ребёнка спать и вернулась на кухню к Кузнецову. Он задумчиво вертел в руках уже пустую кружку.