Мой ответ ее удивил.

— Чем могу тебе помочь?

— Видите ли, в результате того, что со мной случилось, я вспомнил свой 11 класс, который забыл после аварии. И я вспомнил, как на юбилее вашей покойной мамы, вы сказали, что знакомы с моим отцом.

Она смутилась.

— Да, Максим. Я тебе никогда больше об этом не говорила, потому что тогда повела себя очень бестактно. Я не знала, что ты не общаешься с Алексеем...

— А у вас еще сохранился его номер телефона? Тогда вы говорили, что он у вас есть.

— Я не общалась с твоим отцом ни разу. И несколько раз меняла смартфон с тех пор. Но вроде бы там контакты автоматически переносятся, так ведь? Давай сейчас посмотрю. Подожди минутку, схожу за телефоном.

И она ушла в дом. А я стою и не знаю, чего хочу больше: чтобы у нее его номер сохранился, или чтобы он не сохранился.

Светлана Михайловна вернулась через пару минут.

— Максим, есть номер. Но сам понимаешь, что столько лет назад он мне его дал. Уже мог давно поменяться.

— Ничего страшного, Светлана Михайловна.

Она продиктовала мне телефон, крепко меня обняла и вернулась в дом. А я сел в машину и тупо уставился на цифры. Сердце бешено заколотилось, а руки затряслись. Экран телефона гас несколько раз, я его разблокировал и снова продолжал смотреть на номер, не имея в себе сил нажать кнопку вызова.

Нужно это сделать уже. Раз и навсегда. Задать ему все вопросы, которые меня гложат столько лет. И которых стало еще больше после того, как я посмотрел на Новый год наши с Кристиной фотографии.

Я все-таки нажимаю кнопку вызова. Тяжело сглатываю, зажмуриваю глаза и подношу телефон к уху.

Несколько секунд просто тишина. А потом идет вызов.

Первый. Второй. Третий.

— Алло, — говорит в трубку мужской голос. И я узнаю его. Спустя почти 20 лет я, черт возьми, узнаю этот голос. Зажмуриваю глаза еще сильнее, пытаясь совладать с адреналином, из-за которого сердце сейчас, кажется, выпрыгнет из груди. — Алло, — повторяет он через несколько секунд. — Кто это?

Сейчас или никогда.

— Привет, — пытаюсь сказать, как можно ровнее. — Это Максим. Твой сын. Мы можем с тобой встретиться?

Глава 18. Самое важное решение

POV Максим

— Алло, — говорит в трубку мужской голос. И я узнаю его. Спустя почти 20 лет я, черт возьми, узнаю этот голос. Зажмуриваю глаза еще сильнее, пытаясь совладать с адреналином, из-за которого сердце сейчас, кажется, выпрыгнет из груди. — Алло, — повторяет он через несколько секунд. — Кто это?

Сейчас или никогда.

— Привет, — пытаюсь сказать, как можно ровнее. — Это Максим. Твой сын. Мы можем с тобой встретиться?

Я услышал, как он ахнул на том конце провода. Он молчит в трубку. Я тоже больше ничего не говорю. Так и сижу с телефоном у уха, все еще не открыв глаза. Кажется, я даже перестал дышать.

— Сын... — наконец, говорит он мне. — Неужели это ты?

— Я...

— Да, конечно. Я был бы счастлив снова тебя увидеть...

Я тяжело сглатываю. «Я был бы счастлив снова тебя увидеть»... А что тебе мешало видеть меня раньше?

— Где ты сейчас живешь? Я приеду к тебе.

— Я в Воронеже.

— Ты сможешь завтра?

— Да. Конечно, смогу.

— Где? Куда мне приехать?

— Я пришлю тебе адрес одного кафе. На этот номер можно?

— Да, присылай на этот. Я напишу тебе время.

— Хорошо, Максим.

Мне кажется, он хочет сказать мне что-то еще, но у меня сейчас больше нет сил говорить с ним.

— До завтра, — бросаю ему и кладу трубку, не дожидаясь ответа.

Через пять минут он присылает мне адрес. Я еще долго сижу за рулем у дома Кузнецова, пытаясь привести в порядок свои мысли и унять дрожь в пальцах. В горле пересохло, воздуха не хватает, сердце колотится, как бешеное.

Я до сих пор не могу поверить, что сделал это, что позвонил ему. Желание посмотреть этому человеку в лицо возникло после случившегося в Кристинином кабинете. Когда я, зная, что Ольга беременна, захотел ее бросить ради единственной любимой женщины. Но, смотря на быстро растущий живот своей жены, я понимал, что не могу сделать это. Не могу стать, как мой отец. Я не могу превратиться в человека, которого ненавижу больше всех в жизни. А когда я впервые взял Лизу на руки, я точно понял, что никогда не оставлю своего ребёнка.

Но вопросы так и клубятся в голове, словно комок из гремучих змей. Отравляют все мое сознание и не дают спокойно жить. Я должен посмотреть в глаза этому человеку и спросить у него все, что хочу.

Я завожу мотор и еду домой. Покупаю билет на ночной поезд до Воронежа, играю пару часов с Лизой, переодеваюсь и объявляю Оле, что мне нужно уехать по делам.

— Надолго? — Спрашивает меня.

— Нет, завтра или послезавтра вернусь.

— Хорошо. Буду тебя ждать.

Она до сих пор пытается быть примерной женой. Готовит, следит за чистотой в доме, поддерживает уют, гладит мне рубашки. И она хорошая мать. Но я не люблю ее. И поэтому я должен встретиться со своим главным страхом, чтобы понять, что мне делать дальше и как мне жить.

Я назначаю встречу отцу в 12 часов дня. Поезд приедет в 11, и я еще успею морально подготовиться к нашему разговору. Если честно, у меня нет ни идеи, как его начать. Я понятия не имею, что сказать ему, когда увижу. И как сказать.

В 11:40 я уже сижу в назначенном месте и пытаюсь унять дрожь в руках. Я пью уже третий стакан воды, а в горле до сих пор сухо.

Он приходит в 11:55. Я сразу узнаю его. Он смотрит по сторонам и не замечает меня. А я гляжу на него во все глаза и теперь знаю, как буду выглядеть в старости. Я его точная молодая копия.

Я встаю со стула, чтобы он меня заметил. Он поворачивает голову и замирает в нерешительности. Узнал меня. Медленно направляется в мою сторону. Высокий крепкий мужчина с сединой и морщинами на лице. Совершенно пустой взгляд несчастного человека.

— Здравствуй, Максим, — говорит, подойдя к столику.

— Привет.

Я сажусь, он располагается напротив. И мы просто сидим и смотрим друг на друга, не произнося ни слова. В его глазах стоят слезы. В моих, кажется, тоже.

Я прочищаю горло и начинаю, хотя дрожь в руках так и не прошла.

— У меня к тебе несколько вопросов. Первый — почему ты меня бросил?

Он тяжело вздыхает и переводит взгляд на стол. Смотрит в одну точку и нервно барабанит пальцами по столу. Я не тороплю его с ответом. Видно, что ему сейчас не легче, чем мне.

— Что бы я тебе сейчас ни сказал, — медленно начинает, — это не будет мне оправданием. Потому что сейчас я понимаю, что это все не причина, чтобы не общаться с родным сыном.

Он замолкает. А я просто продолжаю на него смотреть, не веря, что вижу его. Не веря, что передо мной человек, который сломал мое детство.

— Когда я уходил от Лены, — через какое-то время поднимает на меня глаза, — я не бросал тебя. Я бросал твою мать. Я очень хотел с тобой общаться, приезжать к тебе, забирать тебя к себе на каникулы. Но Лена оказалась очень хорошим манипулятором. Когда я разводился с ней, я испытывал сильное чувство вины перед тобой. И она на нем сыграла. При каждой моей попытке с тобой поговорить, она внушала мне, что я недостоин этого, что, уйдя из семьи, я больше не имею никакого права видеть тебя. А я оказался слишком слабым, чтобы противостоять ей. В итоге чувство вины перед тобой настолько меня поглотило, что я поверил твоей матери, что недостоин общения с тобой. И в какой-то момент я бросил все попытки.

Мне хочется истерично засмеяться, но я себя сдерживаю. Лишь качаю головой.

— Какие попытки? О чем ты говоришь? Ты ведь не позвонил мне ни разу даже.

— Да, я не звонил, потому что хотел увидеть тебя лично. Приезжал несколько раз, но тебя не было дома, и Лена меня не пускала в квартиру. При этом каждый раз она внушала мне, что я не имею никакого права даже появляться на вашем пороге. И в какой-то момент я ей поверил.

— Ты знал, где находится моя школа. Ты знал, где я занимаюсь каратэ. Почему ты не приезжал туда, если мама не пускала тебя домой?

Он тяжело вздохнул и снова потупил взгляд.

— Говорю же, чувство вины перед тобой меня сожрало. В какой-то момент я поверил Лене, что недостоин общения с тобой. А когда я осознал, что это не так, было уже слишком поздно. Я следил за твоей жизнью, Максим. Ездил на твои соревнования по каратэ, смотрел на тебя с трибуны и не смел даже подойти, чтобы поздравить, когда ты побеждал.


Он снова поднимает на меня глаза, а мне начинает не хватать воздуха.

— Ты врешь, — хриплю ему.

— Нет, — качает головой, — я не пропустил ни одного твоего состязания, пока ты в 11 классе не переехал в Москву и не завязал с каратэ. Но я до сих пор продолжаю следить за твоей жизнью. Просто набираю тебя в интернете и смотрю. Я видел тебя в списке поступивших в МГИМО на международно-правовой факультет, я видел тебя в числе юристов очень крупной московской фирмы адвокатов. Я смотрел и сайт твоей собственной компании. Иногда смотрю твои социальные сети, но ты мало фотографий выкладываешь и почти перестал заходить. Но раньше у тебя было много фотографий из Швейцарии. Я так понял, ты там учился. Я наблюдал за твоей жизнью со стороны и все больше и больше убеждался, что недостоин такого прекрасного сына, как ты. Вот и не предпринимал попыток наладить с тобой общение.

Я молчу, уставившись на него во все глаза. Чувствую, как от этой шокирующей информации снова подступают слезы. Его глаза тоже уже мокрые.

— Как ты, сын? — Тихо спрашивает меня севшим голосом.

— Хреново... — Честно отвечаю ему. — Я не знаю, как мне жить дальше...

— Что у тебя случилось?

Теперь пришла моя очередь смотреть в одну точке на столе. Мне кажется, я сейчас нахожусь в каком-то состоянии аффекта. Все это происходит как будто не со мной. Руки продолжают трястись мелкой дрожью. По-моему, она даже усилилась.