— В чем дело, Чарли́? Неужели в это так трудно поверить?

— Ну, Нокс. — Я говорила громче, чем намеревалась. — Понятия не имею. Я почти ничего о тебе не знаю. Я ничего не знаю о законопроекте, который вы обсуждали. Каждый раз, когда это упоминалось, у Ширли Кэрролл была другая история, которой она делилась со мной.

Он взял меня за руку.

— Я хотел провести с тобой время. Ничего больше.

— Так объясни некоторые моменты этой встречи. Расскажи мне о законопроекте.

— Тебе не нужно об этом беспокоиться. Тебе будет скучно. Это то, что может повлиять на "Деметрий Энтерпрайзис".

Я глубоко вздохнула.

— Ладно, расскажи мне о "Деметрий Энтерпрайзис".

Брови Нокса поднялись.

— Зачем?

Я выдохнула.

— Потому что ты пригласил меня на обед. Я хочу понять, что было сказано или, по крайней мере, какова была моя роль.

— Твоя роль? — недоверчиво спросил он. — Твоя роль — быть той, кем я скажу. Сегодня ты была моей спутницей. Ты занимала Ширли Кэрролл, чтобы мы с сенатором могли поговорить.

Я скрестила руки на груди.

— Украшение на руке. Это все, мистер Деметрий?

— Украшение? Ты издеваешься? Ты не думаешь, что я могу получить все чертовы украшения, которые хочу? Ну, я могу и не хочу. Ни сейчас, ни когда-либо. Ты не украшение. Ты умна и способна вести разговор с миссис Кэрролл.…

Когда он обозначил мои качества, ко мне вернулись комментарии Карен Флорес. Все, что говорил Нокс, объяснялось тем, почему она сказала, что из меня получился хороший сотрудник "Измены". С каждым словом давление в висках и груди нарастало.

— …Знаешь, когда я в последний раз брал с собой на важную встречу девушку?

Это были обвинения Брайса в сочетании с моей ролью за завтраком: я достигла точки кипения.

— Нет. Как я уже сказала, я ничего не знаю, а ты, очевидно, не хочешь мне рассказывать. Я понятия не имею, почему ты действительно хотел, чтобы я была там. Я понятия не имею, когда ты в последний раз ходил на свидание и с кем. Ты брал кого-нибудь или после Джослин никого не было?

Воздух в машине потрескивал от напряжения. Как только вопрос сорвался с моих губ, я пожалела об этом. Метафорически чистое голубое небо вокруг нас стало грохочущим серым. Только на мгновение он уставился на меня, его взгляд заставил меня замолчать. Затем его тело напряглось, и он повернулся к окну.

Потеря его взгляда позволила мне заговорить.

— Нокс, прости. Я не знаю ничего, кроме ее имени. Я хочу знать больше. Я начала исследовать, а потом остановилась. Я не хочу узнавать что-то важное о тебе из интернета. Я хочу узнать о ней от тебя.

Я потянулась к его ноге, желая почувствовать нашу связь.

Нокс оттолкнул мою руку. Обернувшись, он снова произнес ледяным тоном:

— Мои правила — моя информация на мое усмотрение. Почему тебе это так трудно запомнить?

Я посмотрела на Айзека и обратно.

— Пожалуйста, мы можем обсудить это наедине?

— Мы наедине.

Он потянулся к моему подбородку, больно сжимая его между большим и указательным пальцами, его слова замедлились до низкого рычания.

— Мы не обсуждаем ее ни наедине, ни на людях. Никогда больше не упоминай ее имени.

Слезы клокотали у меня в горле, пока я сохраняла свою позу Монтегю. Когда он отпустил мой подбородок, я повернулась к окну. Проглотив эмоции, я скорректировала тон.

— Прошу прощения, мистер Деметрий. Я больше не буду упоминать ее имя. Прости, что переступила черту.

— Переступила. Не позволяй этому повториться.

Это было не то, что я хотела от него услышать. Я хотела, чтобы он извинился, сказал мне, что сожалеет о своей бурной реакции. Когда я повернулась к нему, он был другим. Близость, которую мы разделяли, исчезла. Глядя в окно, он говорил сквозь стиснутые зубы.

— Какие бы исследования ты ни проводила, ты никогда не узнаешь, что произошло. Оставь это в покое. Это не твое дело.

Я кивнула, взгляд также сфокусировался за окном машины. Сцены снаружи расплылись, слезы каким-то чудом не пролились. Пока мы ехали обратно в Пало-Альто, в машине воцарилось тяжелое молчание. Казалось, что, несмотря на все наши успехи, одним глупым движением я вернула нас к началу. С каждой милей моя поза оставалась жесткой, неизменной, несмотря на хаос мыслей и эмоций внутри меня. Как ни печально, но я нашла странное утешение в том, что вернулась к своему воспитанию.

Когда мы были на полпути к моей квартире, слова Нокса нарушили тишину, но не ослабили напряжение.

— Отвези мисс Коллинз обратно в отель.

— Да, сэр, — ответил Айзек, сворачивая направо, чтобы иметь возможность выехать на следующий съезд и развернуться.

Я повернулась к Ноксу.

— Что? Нет. Я сказала Челси, что вернусь в больницу. Я хотела пойти к себе домой.

Нокс сидел неподвижно, не сводя глаз с телефона.

Через мгновение я собралась с силами.

— Ты меня слышишь или мне нужно написать тебе, чтобы привлечь внимание?

Быстрее, чем я успела сообразить, Нокс повернулся ко мне. Его слова кипели презрением, когда он схватил меня за бедро, его болезненная хватка остановила дальнейшие возражения.

— Осторожнее, мисс Коллинз. Предлагаю тебе тщательно обдумать свой ответ на мой следующий вопрос.

Я попыталась пошевелить его рукой.

— Прекрати, — прошипела я, чтобы услышал только он. — Отпусти меня.

— Кто рассказал тебе о ней?

Его отказ назвать ее по имени не остался незамеченным.

Я снова попыталась ослабить его хватку.

— Ты делаешь мне больно.

Он не повторил вопрос, но ослабил хватку на моем бедре, когда его глаза открылись в ожидании моего ответа. Не желая заставлять его повторять, я сглотнула и ответила:

— Ты.

Он отпустил совсем. Мой ответ оказался не таким, как он ожидал.

Прежде чем он успел задать вопрос, я продолжила:

— В "Дель-Маре", когда я увидела след твоего обручального кольца, ты пришел ко мне в номер и сказал…

— Я не говорил тебе, как ее зовут.

Я покачала головой, стыдясь, что искала информацию про него и не предоставила ему столько же личного пространства, сколько он мне.

— Я прочла ее имя. Я погуглила о тебе.

— Зачем?

Я пожала плечами.

— У меня… у меня… было… так много вопросов.

— Это было до или после того, как я сказал тебе, что делюсь знаниями по своему усмотрению?

Теперь мы снова направлялись в Сан-Франциско.

— Глупо тащить меня обратно в отель. Я возьму такси, если понадобится. Я иду в свою квартиру и встречаюсь с Челси.

— Нет, не идешь.

Мои глаза широко раскрылись от окончательности его ответа. Он мог бы считать этот разговор личным, но я не могла не ощущать острый взгляд Айзека в зеркало заднего вида. Я наклонилась ближе и прошептала:

— Я не ребенок. Ты не можешь запретить мне куда-то идти.

— Ты — нет, а я могу. Я говорил тебе, что твои свободы были твоими, пока ты их не растратила. Считай, что это твой первый… — Он усмехнулся. — … твой второй урок в следовании моим указаниям.

В горле образовался ком.

— Ч-что это значит?

— Это значит, мисс Коллинз, что я заточу твою хорошенькую круглую попку в нашем гостиничном номере. У меня есть кое-какие дела. Ты будешь вести себя и делать то, что я скажу, а это значит, что я больше не буду искать ответы на свои вопросы. Когда я вернусь и предположу, что ты подчинилась, то решу, что мы будем делать дальше. Я предлагаю тебе потратить свое время на размышления о наших новых правилах и последствиях за то, что ты повинуешься, а не бросаешь мне вызов.

Это было просто смешно. Он заставлял меня чувствовать себя непослушным ребенком. На мгновение я даже испугалась, что он меня отшлепает. Насколько это было нелепо? Не так абсурдно, как напряжение в моих внутренностях, которое сопровождало эту мысль. Я была сумасшедшей, и если он думал, что может обращаться со мной как с четырнадцатилетней девочкой, то был таким же сумасшедшим.

Прежде чем я смогла опровергнуть его слова, Нокс сказал:

— Это был Спенсер, не так ли?

Я повернулась к нему и заморгала, переваривая его слова.

— Что?

— Он сказал о ней что-то такое, что заставило тебя усомниться. Это было сегодня или вчера вечером?

Обвинение в его тоне прозвучало громче, чем слова. Нокс обвинял меня в том, что я слушаю Брайса, а не его. Боль в его голосе и правда, стоящая за его утверждением, жгли, физически сдавливая грудь и ограничивая способность дышать.

Я кивнула.

— Прошлой ночью.

Айзек остановил машину перед отелем. В этот момент Нокс взял меня за руку и прижался губами к моему уху.

— Я ненадолго. Веди себя прилично, или мысль, которая пришла тебе в голову несколько минут назад… — Он приподнял бровь. — …ну, я сделаю больше, чем просто отшлепаю твою задницу.

Ненавидя себя за то, что он так легко читает мои мысли, я сжала губы. Слова о том, что он чокнутый и что он не может так со мной разговаривать, вертелись у меня на языке. В то же время я с тревогой осознавала реакцию своего тела на его угрозу.

Он понизил голос.

— Я не отпущу твою руку, пока ты не скажешь то, что я хочу услышать.

— Да, Нокс.

С каждым шагом по тротуару, через двери, к лифту и дальше по коридору мое возмущение росло. Я приехала в Калифорнию ради Челси. Я приехала, чтобы убедиться, что она в безопасности, и остаться в моей квартире. А теперь меня отправили в мою комнату, как подростка, потому что я подняла тему, которую не должна была обсуждать. Нокс не имел права указывать мне, что делать и куда идти. Он также не имел права ограничивать или подвергать цензуре информацию.

Что случилось с Джослин? Почему он так чувствителен к этому?