— Ты же курьер, тебе не привыкать преодолевать препятствия.

— Нет. — Женя упрямо замотала головой. — Поворачивай обратно, мы так не договаривались!

— Ну-ка прыгай! — приказал Савва.

— Куда? — Не желая исполнять приказание, Женя приросла к автомобильному креслу.

— Ко мне на руки, быстро! — прикрикнул Савва, тут же выдернув Женю из кабины. — А теперь… держись за шею. Покрепче, курьер, тут илисто. Припоминаю, ты недавно подвернула ногу! А если будешь сопротивляться, шлепнемся вместе.

Не успев принять решение, она обвила руками могучую шею извозчика и прижалась к нему.

Переход речушки вброд продолжался с полчаса.

Все это время Женя ощущала крепкие руки личного охранника и его тело, которое, к удивлению, возбуждало ее. Она уткнулась в его широкую грудь, словно в поисках защиты.

Савва чувствовал то же самое.

Солнце встало в зените и палило нещадно.

— Ух. — Савва опустил Женю на противоположном берегу в горячий песок. И не успела она оправиться, как тут же впился в ее губы в сладком поцелуе.

— Ой!

— Что «ой»?

Савва расстегнул пуговички на блузке Жени, ощущая, что отвоеванное им право разрешает продвинуться в отношениях дальше.

— Только не говори опять: «Ой!» От этого у меня может остановиться сердце, — пробуя расстегнуть ей молнию на джинсах, в шутку предупредил он.

Неожиданно для самой себя прильнув к нему, словно спасаясь от кого-то, она ответила на его ласки. В первый раз в жизни она по-настоящему отдавалась мужчине, потому что жаждала его, желала по-настоящему. Ее переполняли неведомые до сих пор чувства: гордость за его силу и смелость, необыкновенная нежность за тонкость, деликатность, умение покорить, а точнее, обуздать такую холодную женщину, какой она себя ощущала до сегодняшнего дня, разбудить в ней то, чего до сих пор не удавалось никому, даже ее кумиру Артуру Серебряному. Она металась в объятиях великана молча, закусив губы, стесняясь словами выразить свои чувства. Она не знала, что говорят другие женщины в таких случаях. Что кричат? Кого зовут?

Позже она спросила его об этом. Спросила, когда, расслабившись, лежала у него на коленях и, счастливая, смотрела в голубое безоблачное небо, вспоминая, как ими овладел единый порыв, как она впервые стала ласкать его могучее тело и как звуки, издаваемые ими, слились с журчанием речушки, щебетанием птиц, с самой природой.

Все, что их окружало, сопутствовало любви, и она, впервые захмелев от неземного наслаждения, будто взлетела на небеса, на минутку попала в рай, где звучала музыка, зовущая ее получать наслаждения еще и еще. Потом сильные руки опустили ее вновь на землю, и она умиротворенно успокоилась в их объятиях.

— Каждый то, что он чувствует, — объяснил ей Савва, отвечая на ее интимный вопрос. — Часто это невозможно выразить просто словами, а потому поэты пишут стихи — поэзия точнее всего это передает. У хороших поэтов ощущения, которые они переносят на бумагу, лиричны, точны, красочны. Они проникают в самые сокровенные тайны души и заставляют трепетать.

— Ты считаешь себя плохим?

— А ты?

— Я совсем не знаю тебя.

— А я тебя знаю.

— Да? — удивленно вскинулась Женя.

— Ты девочка, взявшаяся играть чью-то чужую роль!

«От ролей я как раз отказалась, — подумала Женя, вспомнив, как обводит вокруг пальца этого сильного, большого человека, не решаясь ранить его мужское самолюбие. — Я такая, какая есть! — хотелось крикнуть ей и раскрыться перед любимым. — Могу быть деловой, строгой, придирчивой. Могу быть ласковой, страстной, но все равно не кошечкой, а тигрицей! Понял ли ты это, мой любимый. Нет?»

— Когда я была маленькой и ездила в лагерь, помню, там из окон был виден такой же, как здесь, пейзаж: такая же речушка, — Женя приподнялась с песка, — поле, лес. Летом солнце поздно садилось за горизонт. Оно освещало лес как-то по-сказочному. Я пересчитывала деревья. Их было довольно много. Однажды среди зарослей мне показался добрый молодец, принц из моей сказки, верхом на коне. Он звал меня с собой. В голове у меня заиграла сладкая музыка, мне было как-то по-особенному хорошо, хмельно, закружилась голова. Потом принц стал невидимым, растворился. Я мысленно звала его, но он исчез далеко за горизонтом. Я заснула в неге. Проснувшись, я не знала, был это сон или явь. Бабушка объяснила мне, что за мной в этот миг прилетали ангелы. Сейчас, когда ты обнимал меня…

— А ты меня!

— Да. Мне показалось на какое-то мгновение, что именно тот самый пейзаж я вижу перед собой.

— В тот момент в тебе просыпалась маленькая женщина, современная наука объясняет это прозаически: игра гормонов. Сладкая, хмельная музыка, зарождающаяся у тебя в голове, звала тебя. Заманивала, как песнопение коварных сирен.

— Но коварным сиренам не удалось меня заманить, нет! Ни тогда, ни потом! — Женя твердо замотала головой.

Савва с непониманием посмотрел на девушку.

— Эх ты, поэт! Я ведь не о физическом, земном, а о том, что у меня тут, в голове! Музыка не рождалась, понимаешь?

— Значит, я взмахнул палочками, как дирижер, и музыка полилась? Так, что ли?

Женя наконец-то улыбнулась. В зубах она держала сорванную ромашку.

Савва выдернул из цветка два лепестка.

— Любишь — не любишь, — прищурившись на солнце, проговорил он.

— И еще знаешь что? — Она протянула ему головку с оставшимися тремя лепестками.

— Однако же «любишь», — думая о своем, сосчитал он.

— Тогда, глядя на этот пейзаж, я впервые подумала о любви, — закончила свою мысль Женя.

— Точно знала, что среди этих полей ты встретишь меня, — вновь обратил все в шутку Савва.

— Я не поверила бабушке про ангелов, мне казалось, что во мне зарождается любовь.

— А сейчас?

Женя вспомнила давний разговор с Наташей о любви, о чувствах.

— Не знаю. Я доказывала своей подруге, что физическое влечение как хмель, от которого дуреешь, теряешь голову.

— Хмель?

— А теперь понимаю, что-то совсем другое!

— Что же? — вновь притянув Женю к себе и лаская ее тело, поинтересовался Савва.

— Музыка у меня в голове, музыка! — Чуть отстранившись, Женя поднялась и встала во весь рост. — Музыка, от которой кружится голова!

— Не совсем так, — глядя на прекрасную девушку, которая казалась совершенством природы, произнес Савва. — Это и красота, и музыка, и хмель одновременно. То, чем можно и любоваться, и слушать, и пить, но никогда не налюбуешься, не наслушаешься, не выпьешь до дна! Это бесконечность!

— Как это — и музыка, и хмель? — в раздумье покачала головой Женя.

— Постой-постой. Ты мне название придумала: «Хмельная музыка любви»!

— Название к чему?

— Я сценарий фильма написал.

— Ты пишешь сценарии? — удивилась Женя.

— Да. Только никто их пока не взялся реализовать.

— Дашь почитать?

— А тебе интересно?

— У меня есть один знакомый режиссер… — Женя вспомнила о модном парне, который совсем недавно проявлял к ней интерес. — Если хочешь…

— Конечно, не хочу. — Савва гордо тряхнул темной головой. — Тот режиссер наверняка тебе роль в своем фильме предлагал? — В его голосе послышалась насмешка.

— Нет, — обидевшись на его тон, соврала Женя. — Просто познакомились с ним на деловом коктейле. И поговорили о кино.

— Ладно, ладно, — Савва примирительно притянул ее к себе, — я просто так, пошутил. Красивым девушкам всегда предлагают сниматься, в кино. Тем более таким! Тебе сам Бог велел свою красоту на показ выставлять. И кто только тебе такую дурацкую работу курьера предложил?

— Артур Серебряный.

— Ну да! Лично он? — Женя промолчала. — Он наверняка даже понятия не имеет, что у него такие люди трудятся! А?

— Возможно, — не желая обсуждать эту тему, коротко отозвалась Женя.

Как ни странно, первый раз Жене не хотелось думать о работе, а тем более об Артуре. И еще ей вовсе не хотелось ни руководить, ни вести кого-нибудь за собой.

Впервые в жизни она почувствовала, что ей хочется положиться на сильного мужчину, готового ее защитить. И что самое главное, она чувствовала, что ему этого хочется тоже. То есть он принимает ее в свою жизнь, безоговорочно отводит ей место рядом с собой, хочет подставить ей свое плечо и повести за собой.

От этого стало легко и хорошо, она даже не обижалась за то, что он сразу же объявил себя лидером в их только что завязавшемся союзе. Он перенес ее через реку на руках и готов был нести дальше!

Обнявшись, они добрели до его сказочного терема, который он ваял своими руками. Там впервые Женя еще раз почувствовала сладкое томление и настоящую страсть. Белые льняные простыни, подушки и вся постель пахли хвоей и свежим ветром, лютиками и васильками, которые росли прямо за окнами. Впервые мужчина вырвал из ее уст признание в том, что ей сладко, что ей хорошо, что она счастлива. Над ними витали ангелы из бабушкиной мечты.

А потом она до рассвета сидела на ступеньках свежеструганного сруба с человеком, который совсем недавно спас ей жизнь и которому она впервые отдалась вся. Босая и счастливая, она сама прижималась к нему, ощущая томление и притихшую на время, но, однако, постоянно напоминающую о себе и зовущую, ту самую, хмельную, музыку любви в голове.

— Хочешь, я почитаю тебе стихи про любовь? — спросил Савва.

Она слушала его до утра.

— Удивительно! За короткий срок ты стала совсем другая, — гладя ее по голове, заметил он.

— Какая?

— Не знаю. — Кончиком указательного пальца он щелкнул ее по носу. — Перестала его задирать. Спрятала гордыню. Холодное сердце ледяной леди подтаяло.

— Ледяная леди! — задумчиво повторила Женя. — Красиво!

— Все, что связано с чувствами, звучит всегда красиво.