Девушка слегка покраснела, улыбка с ее лица исчезла. И тем не менее она поднесла к его губам стакан с водой, аккуратно свернула сброшенный им плащ и только потом ушла. Все это происходило на глазах у пассажиров и членов команды корабля, собравшихся на единственной палубе, заваленной тюками, ящиками, мешками, снастями, сундучками с матросскими пожитками.

А тем временем «Огненный Дракон» медленно продвигался мимо соленых болот на бретонской границе, мимо устья Луары, мимо встречных купеческих судов и лодок береговой охраны.

Вскоре за кормой осталось Пуату, превратившееся в небольшое темное пятнышко где-то на горизонте.

— Сегодня ты выглядишь лучше, — сказал Гвионну штурман.

— Ты прав, дружок. Наверное, начинаю привыкать.

— Когда я впервые вышел в море, мне тоже пришлось несладко.

Гвионн неохотно вступал в разговоры с моряками из команды судна — в эти дни ему нужно было обдумать много важных вещей. Хотя почему бы не дать словоохотливому штурману выговориться, время от времени поддакивая и понимающе кивая.

— Понятно…

— Куда уж понятней. Ужас, одно слово. Вспомнить только мой первый рейс в Лондон. Волнение было куда сильнее сегодняшнего. В десять, нет, будь я проклят, в сто раз…

Вполуха слушая эту болтовню, Гвионн ощупывал взглядом палубу, отворачиваясь каждый раз, когда в поле его зрения попадали эта молодая ведьма, де Ронсье, и ее спутница. Девушки устроились спиной к нему на одной из поперечных скамей для гребцов.

Одномачтовый «Дракон» шел только под одним большим квадратным парусом, хотя и для весел в борту ниже планшира были проделаны отверстия с уключинами, сейчас закрытые заслонками.

— Эти дырки — для весел? — неожиданно прервал Гвионн многословное описание пенистых волн зеленоватого цвета в два раза выше колокольни.

— Эти-то? Ну да. Если будет надо, посадим четырнадцать гребцов.

— Вот здесь? — Гвионн указал на скамьи.

— Конечно. Где же еще?

В этот момент Клеменсия, сидящая рядом со своей госпожой, оглянулась. Поймав взгляды штурмана и оруженосца, она нагнулась и что-то прошептала подружке на ухо.

Арлетта не обернулась, но плечи ее напряглись, а белокурая головка вздернулась вверх.

Моряк откашлялся:

— К-хм, парень, а ведь она положила на тебя глаз.

— Кто? Служанка, что ли?

— Да нет, маленькая госпожа. Как только ты занедужил, мигом подскочила к тебе. — Моряк вздохнул. — Вот ведь какая жалость!..

— О чем ты?

— Да о том, что такая молодая девушка достанется этому старому хрычу Этьену Фавеллу.

— А он что, действительно старый? — До сих пор Гвионн как-то не удосужился навести справки о женихе Арлетты.

— Весь уже седой. — Штурман снова вздохнул. — Фавелл объявил, что возьмет ее только в том случае, если она окажется девственницей. Эти графья куда более разборчивы, чем простые французы, когда выбирают садовницу, чтобы поливать свои драгоценные родословные деревья. И все же какая жалость!

Штурман насупился и замолчал, а Гвионн отвернулся и уставился на море. Но время от времени он переводил взгляд на девушек, сидящих на лавке. Если бы штурман, человек, много повидавший в жизни, оказался прав и Арлетта де Ронсье была неравнодушна к его персоне, мысль о соблазнении невинной девушки становилась не столь фантастичной, как день тому назад.

На самом судне не было помещений для ночного отдыха. «Огненный Дракон» предназначался для каботажного плавания. С наступлением ночи он заходил в ближайший порт или какую-нибудь тихую гавань. Капитан платил портовым властям положенный сбор и бросал якорь. Оставив парочку матросов на вахте, все прочие, включая пассажиров, располагались в грязных портовых тавернах.

Гвионн решил, что этим вечером после высадки на берег сам заговорит с Арлеттой. Лучше всего это сделать во время вечерней трапезы. Хорошо, если удастся остаться с ней наедине. Он спрячет свою ненависть поглубже в израненной душе, будет мил и учтив. И попробует выяснить, какие чувства испытывает к нему на самом деле эта леди Арлетта. Если все пойдет, как нужно, он заставит ее влюбиться в себя. До той поры, как лицо его украсил шрам, девушки гроздями вешались ему на шею, но теперь — кто знает? С тех пор у него была одна лишь Анна, а она на самом деле любила его. Но остался ли он, несмотря на уродство, все так же притягателен для прочих женщин?

Если так, он отважится на новый вариант осуществления планов мести, занявшись Арлеттой де Ронсье, а не ее отцом. Но для этого надо задушить в зародыше любое чувство, которое может у него зародиться к этой изнеженной барышне.

Еще и еще раз обдумывал Гвионн, насколько его план имеет шансы на успех. Внезапно перед его мысленным взором предстало улыбающееся лицо Анны, но юноша решительно отогнал от себя наваждение. Пока ему придется забыть о своей любимой. Прежде, чем вернуться к своей будущей жене, ему надо было разобраться с дочерью ненавистного графа.

Глава тринадцатая

— Мама, я ненадолго схожу в порт, — вдруг заявила Анна, когда они возвращались домой со своего надела, где весь день пропалывали участок, обсаженный боярышниковыми кустиками. В руках у Анны была плетеная корзиночка, в которой лежало несколько луковиц и свежесрезанных вилков капусты на ужин. Сама Мархарид несла единственную в их хозяйстве мотыгу. — А муки намелю после ужина, хорошо?

Озорной огонек зажегся в карих глазах Мархарид. Она переложила мотыгу на другое плечо.

— Но ты ведь была там этим утром. Зачем тебе понадобилось идти туда снова? — Ее уже наполовину поседевшие брови нахмурились. — Не к Падригу ли ты собралась, дочка?

Падриг был зятем хозяина таверны «Якорь» и имел репутацию охотника до женских прелестей, не пропустившего ни одной девушки в поселке. Мархарид указала огрубевшим от полевой работы пальцем на живот Анны.

— Не этот ли балбес в ответе за создание в твоей утробе? Я же сколько раз тебя предупреждала, чтобы ты гнала его, как только он к тебе полезет. Он ни на что не годен, настоящий негодяй, но заливается соловушкой. Надо было покрепче закрывать ушки на все эти его любезности и обходительности.

— Нет, мамочка, ты ошибаешься. Это не Падриг.

— Кто же тогда?

Анна поджала губы.

— Клянусь своей верой, Анна, я никогда не думала, что у меня такая скрытная дочь. Ну-ка, отвечай. Кто, в конце концов, отец ребенка?

Девушка продолжала хранить молчание.

— Пожалуйста, милая доченька. Я сделаю все, что возможно, чтобы помочь тебе. Отец ведь скоро тоже узнает правду. Вчера, когда тебя не было дома, он сказал, что ты раздалась в бедрах, становишься настоящей женщиной. Твоему животу надо распухнуть еще лишь самую чуточку, и тогда он поймет, что с тобою творится на самом деле — догадается, что ты не порожняя.

— Мамочка, прости! Я не могу сказать никому, даже тебе. Я поклялась Богом.

— Перед кем?

— Больше я не скажу ни слова. Прости, если можешь.

— Но этот мерзавец женат, не так ли?

Анна отвернулась от испытующего взгляда матери и принялась пристально рассматривать голыши на каменистой дороге.

Мархарид повысила голос:

— Анна, я ведь знаю тебя как облупленную. Раз ты прячешь глаза, значит, я угадала. Хорошенькие делишки! Выходит, ты приблудила с женатым мужиком, у которого таких, как ты…

Анна вздохнула и взглянула на мать.

— Нет, мамочка, ты ошибаешься.

— Тогда почему же, разрази меня гром, ты не хочешь назвать имя этого подонка?

— Не имею права. Я дала клятву.

— Кто бы он ни был, ты его больше не увидишь. Он бросил тебя, как старую половую тряпку.

— Нет, я знаю, он вернется. Он любит меня.

Мархарид подняла взгляд к небесам, на лбу ее проступили морщины не менее глубокие, чем борозды на крестьянских полях.

— Господи, помоги мне! Ну что с нею делать?! — Сделав над собой усилие, она продолжила более спокойным тоном: — Не расстраивайся, Самсон возьмет тебя даже с чужим ребенком. Я с ним уже поговорила об этом.

— Ну зачем, мама? Я же сколько раз говорила тебе, что не пойду за Самсона!

К этому времени они уже дошли до дома. Все еще немного рассерженная, Мархарид прислонила мотыгу к стенке и отворила дверь.

— В конце концов все этим и закончится.

— Никогда!

Мать и дочь несколько минут молча смотрели друг на друга, затем Анна вошла внутрь и поставила корзинку овощей на стол.

— Я схожу ненадолго в порт. Ужин приготовлю, когда вернусь.

Мать поймала уходящую дочь за рукав.

— С кем ты собираешься там увидеться? Я твоя мать, мне-то ты сказать можешь?

Анна улыбнулась.

— На этот раз с отцом Ианом. Сегодня он должен вернуться из Ванна, Эдуард обещал подбросить его до деревни на лодке.

Лоб Мархарид разгладился.

— Отец Иан? Он что, знает о… ну, о твоем состоянии?

— Конечно, мама. Он знает всю правду, я как раз обратилась к нему за помощью.

— Спасибо небу и на этом. Я уж начала думать, что у тебя и от священника тайны появились. — Мархарид немного помедлила. — А если… если отец Иан тоже посоветует тебе выйти за Самсона?

Анна посмотрела на мать долгим пристальным взглядом, затем сказала:

— Насчет этого, матушка, поживем — увидим.


Большой каменный кельтский крест деревни Локмариакер стоял на набережной, где рыбаки разгружали свой улов прямо под окнами таверны «Якорь». Анна присела у подножия креста и стала смотреть на белые облачка, проплывающие над головой. Крачки парами пролетали над спокойными водами залива в поисках рыбы, их клювы были опущены вниз Так как Анна хотела поговорить с отцом Ианом с глазу на глаз, она набралась смелости зайти без спросу в его развалюху и взять из-под подушки большой кованый ключ от церкви. Она нетерпеливо вертела его в руках, пока отец Иан разгружал привезенный скарб и благодарил простодушного Эдуарда.