Крепко держа ловушку одной рукой — сегодня у нее слегка кружилась голова, — она решила, что отнесет пойманную рыбу прямо Джоэлю, и повернулась, чтобы идти назад. И в этот момент она услышала звук. Сперва еле заметный, скорее существовавший в ее воображении, чем наяву. Словно шелест ветра в ветвях берез, эолова арфа, нежно раздающаяся в холодном ноябрьском воздухе.

Затем он прозвучал снова, похожий теперь на легкое журчанье, подобное тому, с которым вода перекатывается через угловатые камушки на стремнине.

Анна осмотрелась. Впереди нее были заросли ольхи. Рядом с деревьями тянул свои ветви-пальцы к темным небесам куст крушины. Шелестели камыши, по чистой, гладкой, как шелк, воде проскользил, шлепая своими перепончатыми лапами, селезень. Анна вглядывалась в переплетение ольховых кустов, у корней которых лежала глубокая тень.

Звук еще раз взлетел над болотом. Легкий и солнечный, он странно гармонировал с холодной сыростью пасмурного дня. Девушка направилась в ольшаник. Теперь темная тень была ясно различима: под пятнистым холстом, натянутым на два шеста, на расстеленном одеяле сидел, словно в палатке, молодой человек. Скрестив ноги, он тихо перебирал струны арфы. От костерка вился серый дымок.

Звуки музыки привлекали, манили ее. Она забыла о всякой осторожности и спохватилась только в нескольких шагах от странного болотного арфиста. Тот настолько углубился в свое занятие, что пока не заметил ее.

Его растрепанные волосы были каштанового цвета, а длинные пальцы так и сновали вверх-вниз по арфе, словно лаская ее. Инструмент был окрашен в алый цвет, цвет крови. Взгляд музыканта был устремлен в бесконечность.

— День добрый, — поздоровалась Анна, сама удивляясь собственной неосторожности. Обычно она не заговаривала первой с незнакомцами. Но почему арфист должен причинить ей вред или боль? К тому же, стоя на холмике, она ясно видела за деревьями верхушки домов Кермарии. Если что, она будет кричать, и на крик прибегут Джоэль или Жафрез.

Арфист вздрогнул и прекратил игру, скользнув взглядом по животу Анны, словно спелый арбуз выпиравшему из-под одежды. Она поплотнее закуталась в плащ, и музыкант улыбнулся. Глаза его были голубыми, словно летнее небо. Одет он был в овчинный полушубок и кожаные шаровары, на голове — побитая молью бархатная тюбетейка.

— Добрый день. — Голос был приятный и дружелюбный, а пальцы его вновь пробежали по струнам арфы, так, что музыка сопровождала его слова. — Откуда ты?

Анна махнула рукой в сторону тропы, ведущей к усадьбе.

— Местная. Живу в господском доме в Кермарии. Мне нравится твоя игра.

— Ты из усадьбы? Хозяйка, что ли?

Анна засмеялась.

— Если бы.

Арфист вздохнул и поднял ласковые голубые глаза на собеседницу. Его пальцы тем временем извлекали из красной деревяшки волшебные звуки.

— Как жаль, милая госпожа. А я собирался попросить у тебя немного денег, ты бы дала их мне, и я бы славил твою щедрость до конца зимы.

Музыка прервалась на середине аккорда, и незнакомец положил свой инструмент на траву. Гостеприимным жестом он пригласил Анну сесть подле него.

— Умоляю вас, присядьте, ягодка моя.

— Благодарю. — Анне польстила учтивость встреченного, его шутливый тон, непринужденный разговор. Она сморщилась от внезапной боли где-то внутри, которая, правда, тут же исчезла. — Нелегко таскаться с этаким грузом.

Он взглянул на вентерь в ее руках.

— Что наловила? Угрей?

Анна кивнула и, с интересом разглядывая арфу, попробовала пальчиком струну.

— Скажи мне, господин, что бы ты попросил у меня, если бы я была хозяйкой усадьбы Кермарии?

— Сперва спросил бы, есть ли у вас свой менестрель. А затем — нужен ли вам шут. Да что там, ради такой дамы, как ты — я хочу сказать, столь прекрасной, как ты, — он склонил голову набок, лукаво поглядывая на Анну, — я бы согласился быть даже рабом. Преданным рабом, я не шучу. Но я уверен, что у такой леди, как ты, уже навалом рабов, и ей не нужен еще один бездомный бедняга.

— А как тебя зовут?

— Бартелеми. Бартелеми ле Харпур, к вашим услугам. — Незнакомец низко поклонился. — А тебя как?

— Меня? Анна.

— Анна?.. А дальше?

Девушка смутилась.

— Просто Анна.

Бартелеми подмигнул.

— Хорошо, просто Анна, как ты думаешь, твоя госпожа захочет приютить на зиму бедного менестреля, если я провожу тебя до усадьбы?

— Ну… не совсем так. — Острая боль пронизала все ее существо. Она охнула и схватилась за низ живота.

— Что случилось?

— Ничего… сейчас пройдет. — Боль немного отступила и Анна попыталась подняться. Правой рукой она взялась за вентерь с угрями.

— Мне пора идти, Бартелеми ле Харпур.

— Ребеночек, не правда ли? — осведомился он с улыбкой. — Похоже, он просится на свет?

— Выходит, что так. Но это не бывает так скоро, роды могут продлиться много часов. Сейчас только первая схватка, предвестница, так сказать. Но сколько бы это ни продлилось, для меня лучше всего будет немедленно попрощаться с тобой и отправиться домой…

Но тут Анна запнулась, хватая раскрытым ртом воздух. Лицо ее посерело.

— Ох, мамочка! Бартелеми! Как больно!

— Помолись-ка Господу, подружка. Думаю, на всякий случай мне следует проводить тебя до дома. Если тебя совсем скрутит, ты не далеко уйдешь на собственных ногах.

Боль в очередной раз отпустила, и с помощью менестреля Анна кое-как поднялась на ноги.

— Благодарю тебя. Давай поторопимся. Я не знала, что боли могут быть такими внезапными и резкими уже в самом начале. Господи, нет! Только не это! Добрый человек, помоги мне! — и со стоном она снова рухнула наземь.

Бартелеми ощутил, как холодный пот выступил у него на лбу. Что-то подсказывало ему, что донести роженицу до ее дома он не успеет. Младенец появится на свет здесь, на болоте, в его шатре, и не в его силах приостановить естественный ход событий. Менестрель не знал, удастся ли ему с этим справиться; он и представить себе не мог, что когда-нибудь может оказаться в таком положении. Однако у него было трое сестер, которые все были старше его, и ему нередко приходилось слышать, как они обсуждают свои женские проблемы. Так что он имел какое-то элементарное представление о родах. Но хватит ли ему этих знаний, чтобы помочь незнакомке разрешиться от бремени?

Лицо Анны лоснилось от пота, в ее зрачках застыло какое-то отрешенное выражение. И он решился. Нужно попытаться.

Опустившись на корточки, он прикоснулся к ее теплой руке.

— Анна, Анна, ты меня слышишь?

— Что?..

На него глядели испуганные, округлившиеся от боли глаза.

— Сейчас ты родишь. Тебе придется принять мою помощь. Согласна ли ты довериться мне?

Она улыбнулась. Ее сотрясала крупная дрожь; схватившись рукой за запястье Бартелеми, она сжала его, словно тисками. Анна была ближе к природе и здоровее, чем любая из его сестер. Бартелеми надеялся, что это облегчит дело и для нее, и для него.

— Да, — простонала роженица. — Я доверюсь тебе. И я тоже кое-что об этом знаю. Однажды я видела, как рождается ребенок. Мы должны суметь сделать все, как нужно. О, Бартелеми! Как раскаленное копье…

— Я уверен, это добрый знак, — произнес он, стискивая ее пальцы в ответном пожатии. — Схватки такие сильные, потому что ты сама сильная.

— Я думала, что сперва бывает просто недомогание, или какой-нибудь другой признак, — задыхалась она. — А теперь я не успею добраться до дому.

— Все происходит так стремительно, потому что время уже пришло.

— Я боюсь…

— Не бойся. Если хочешь, я могу сбегать на усадьбу за помощью.

Он почувствовал, как ее пальцы задрожали. Ее напряжение передалось менестрелю.

— Нет, не покидай меня, останься со мной! Если понадобится, сделаешь это позже.

— Я здесь. Попытайся расслабиться. И отпусти ненадолго мою руку — я хочу расстелить плащ, чтобы тебе было удобнее лежать.

У Анны началась очередная схватка, и она заскрипела зубами. Он не понял, то ли она кивнула в знак согласия, то ли просто содрогнулась.

— Поставь… воды… вскипятить.

Арфист залез в свой шатер и какое-то время возился там, а потом помог ей забраться под полог. Он скатал свою запасную одежду и обмотал узел ее плащом — получилась подушка. Анна опустилась на импровизированную постель и попыталась лечь на спину.

Очередная схватка сотрясла все ее тело. Она кусала губы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не завопить, но так казалось еще больнее. У нее было такое чувство, будто ее кишки вытягивают из нее через пупок.

Бартелеми поставил на огонь котелок с водой.

Анна наконец не выдержала мук и страшный крик сорвался с ее бледных губ.

— Мамочка! — орала она. — Больно!! Словно крысы грызут мне нутро! — Она корчилась и пыталась подняться.

И тотчас он оказался рядом с ней — мягкая ласковая рука легла на ее плечо. Рука была такой нежной и белой, что показалась несчастной девушке рукой ее Раймонда, не загрубелой от лопаты, мотыги или серпа для резки тростника.

— Ляг на спину, Анна. Не противься природе. Скоро конец твоим мучениям. Можно, я посмотрю?

Одной частью своего существа Анна устыдилась этого предложения, другой же, которую, казалось, терзала тысяча ножей, восприняла его как здравое и естественное. И все же она нашла в себе силы отрицательно потрясти головой.

— Нет. Ты все равно ничего не поймешь. И я нисколько не противлюсь. Просто на спине лежать нельзя. Это замедляет роды, и становится только хуже. Подними меня… Боже!

Он не пытался помешать ей встать, и за это Анна была ему благодарна, так как женский инстинкт подсказывал ей, что нужно делать. В промежутках, когда боли давали ей вздохнуть, она пыталась рассмотреть его лицо. Скуластый, щеки белые, как мрамор, темно-каштановые брови озабоченно приподняты. Руки добровольного помощника тряслись мелкой дрожью.