Я со стоном говорю в трубку, когда через мгновение сажусь за свой стол:

— Что тебе нужно?

Бывшая жена шипит:

— Ты всегда так рад поговорить со мной.

— Хейвен в порядке?

Ее пауза посылает электрический разряд в мою грудь.

— Конечно, она в порядке, Дерек. — Она буквально выплевывает слова.

— Тогда почему ты беспокоишь меня в офисе в середине недели? Разве ты не должна быть на пилатесе? Или среда для барре? Нет, подожди. Горячая йога. Виноват.

Кайла вздыхает.

— Ты просто злишься, что мое тело теперь выглядит лучше, чем когда-либо, и в первую очередь тебе не нравится именно это.

— Да, да, — говорю я. — Я хорошо знаю, что твоя скульптурная задница — для нового мужчины в твоей жизни. Или я должен сказать, старика? Разве он не в два раза старше тебя?

Она не отвечает, и я широко усмехаюсь, воображая ее кипящей от злости на залитой солнцем кухне, белой кухне в каком-то скучном пригородном районе, расположенном в двух часах езды. Держу пари, что у нее самая большая кухня во всем районе, но ирония в том, что Кайла не готовит. Не может даже воду вскипятить.

— И что ты хочешь этим сказать? — отвечает она сквозь зубы тоном, который хуже, чем тупой нож для масла.

— Я думаю... ничего? — Я задыхаюсь от смеха. Боже, как я люблю ругаться с Кайлой. В некоторые дни лучше всего иметь ее в качестве бывшей жены. — Полагаю... наверное, я просто хотел напомнить тебе, что ты замужем за парнем с морщинистыми яйцами.

Я слышу, как она хлопает телефоном по столу. А потом замолкает. Но она все еще там. Я слышу, как она шумно дышит.

— Мы закончили? — Спрашивает она спустя мгновение. — Пожалуйста, побольше уважения к отчиму твоей дочери.

— Ты имеешь в виду, к приемному дедушке? — Я отодвигаю телефон, чтобы она не слышала, как я смеюсь. Когда возвращаюсь, она накидывается на меня. — В свою защиту спешу сказать, что это придумала Хейвен.

— Конечно. Я очень сомневаюсь, что Хейвен придумала все это сама.

— Ладно, возможно, мы придумали это вместе.

— Повзрослей, мать твою, Дерек. Серьезно. Повзрослей.

Большую часть времени я являюсь воплощением взрослого. Но иногда жизнь может быть настолько чертовски жестокой, что единственный способ справиться с ней, это иметь чувство юмора. Кто женится на любви всей своей жизни, и у них рождается великолепная девочка, кто творит эту красивую жизнь вместе, а потом рано приходит домой в пятницу перед Днем святого Валентина, чтобы найти шестидесятилетнего пластического хирурга, который поставил твоей возлюбленной грудные импланты, и который вколачивается в нее сзади, когда она наклонилась над спинкой дивана?

Чертовски весело.

К тому моменту импланты стояли у нее уже год. Я вспомнил, что в тот день, когда прекратила кормить грудью Хейвен, она сказала, что они стали ужасны, и потребовала, чтобы я заплатил за операцию, чтобы исправить и сделать их прежними. Все, что я знал, что их влечение зародилось в тот день, когда он положил свои руки на ее сиськи в смотровой комнате номер четыре.

Пять штук на новые импланты. Десятки тысяч, потерянных при разводе. А треть моего ежемесячного дохода направляется прямо в ее фонд поддержки ребенка, пока она играет в домохозяйку для доктора Герберта Ходжа Четвертого.

И благодаря замечательному судье по семейным делам, которая, очевидно, застряла в прошлом веке, Хейвен навещает меня каждые выходные, некоторые праздники и две недели каждое лето. Никакое количество адвокатов или затягивание дела не заставили бы старую бабу сдвинуться с места.

К концу процесса мы все были измотаны, и, в конце концов, пострадала Хейвен. Моя милая, невинная дочь попала в игру по перетягиванию каната между двумя людьми, которые с самого начала никогда не должны были быть вместе.

Я никогда не забуду первый год нашего брака и разочарование на лице Кайлы, когда она поняла, что юрист из маленького городка, за которого она вышла замуж, в конце концов, не собирался приносить домой полмиллиона в год.

Думаю, ей следовало провести исследование.

И я также никогда не забуду, каково это — смотреть, как Кайла переживает свой опыт материнства, когда, возвращаясь домой в шесть часов вечера, находишь полупустую бутылку вина на столе, а ребенок сидит в мокрой, пропитанной мочой пеленке.

Полагаю, можно сказать, что наши мечты были разрушены в эти первые несколько лет.

— Ты закончил? — спрашивает она. — Я слышу, как ты смеёшься.

— Хорошо, хорошо. Какого черта тебе нужно, Кайла?

— Герб берет меня в неожиданную поездку, и мы уезжаем кататься на лыжах в четверг и возвращаемся в воскресенье. Завтра тебе нужно забрать Хейвен.

— Это не мои выходные. Означает ли это, что я получаю два уик-энда подряд? — Я молюсь, чтобы она сказала «да». Выходные с дочерью — это то, ради чего я живу.

— Очевидно.

— Герб на лыжах? Что, если он сломает бедро?

— Дерек.

— Ладно, я могу забрать ее, но разве у нее нет дошкольных занятий в пятницу?

— Она может пропустить.

— Шикарно расставляешь приоритеты, Кайла. Потрясающе. Просто мать года.

— Я могу себе позволить отправиться в поездку на лыжный курорт с моим мужем. В отличие от некоторых мужей, Герб на самом деле балует меня. Он любит меня. Он живет, чтобы сделать меня счастливой.

— Потому что все должно вращаться вокруг тебя. Естественно.

— Разве мы не можем хоть раз поговорить так, чтобы это не чувствовалось, будто мы делаем десять шагов назад? Я устала бороться с тобой.

— Мы не воюем. Это не бой.

— Ты ведешь себя враждебно.

— Плохой выбор слов. Откровенность, вот что подошло бы лучше. Я говорю откровенно.

— Ты грубишь. Я чувствую, что ты просто хочешь наказать меня за победу в праве опеки над Хейвен. Вот и все. Ты по-прежнему обижен.

— Она должна быть со мной, и ты знаешь это. Ты несколько раз говорила, что не хочешь быть матерью. Ты осталась дома, с постоянной няней для Хейвен. Что, черт возьми, это говорит о тебе? — Мои слова безжалостные, нервы натянуты до предела. — Судья должен был тебе присудить посещения в выходные дни, и ничего больше.

— Матери никогда не должны быть отделены от своих детей.

— Матери, которые, прежде всего, ставят своих детей в приоритет. — Я исправляю ее. — А ты не попадаешь в эту категорию.

— Ты хочешь сказать, что я не люблю нашу дочь? — Уровень недоверия в ее тоне вызывает беспокойство. Опять же, я всегда знал, что Кайла была сукой, которая верила только в собственные бредовые иллюзии.

— Именно это я и говорю.

— Дерек, мне действительно нужно, чтобы ты придерживался со мной единой родительской позиции, как учил нас доктор Сарра.

О да. Как я мог забыть сорок шесть чертовски дорогих часов, проведенных с нашим семейным психотерапевтом по решению суда в те славные недели после развода?

— Наши ссоры ничем не помогают, — говорит она. — Нам нужно достичь мирного разрешения и говорить друг с другом с уважением и любовью.

Я съеживаюсь. Я никогда не смогу уважать Кайлу, и уверен, что не люблю ее даже как мать моего ребенка. Уже нет.

— Пусть она будет готова к семи в четверг, — говорю я. — Я верну ее в воскресенье вечером. В обычное время.

Закончив звонок, я потихоньку вдыхаю и тянусь к фото на моем рабочем столе. На нем улыбающаяся светловолосая Хейвен держит воздушного змея с изображением Минни-Мауса на нем. Фото снято прошлым летом. Единственное, что можно исправить, это провести с ней больше времени.

Скрип двери привлекает мое внимание, и я вижу Глэдис, которая стоит, прижимая к груди ежедневник.

— Спутниковый интернет для мисс Рэндалл заказан. — Она бросает взгляд на свой блокнот. — Я умоляла менеджера сделать работу раньше, но установка будет в четверг — это единственный вариант. Они будут там с восьми до десяти утра.

— Отлично. Можешь позвонить в поместье Белькур и рассказать Серене?

— Сделаю.

Я хватаю свою куртку, ключи и направляюсь к выходу.

— Куда ты идешь?

— Мне нужно купить компьютер для мисс Рэндалл, и я планирую лично доставить его. Вернусь позже. Ты знаешь, как связаться со мной, если что-то понадобится.

Глава 8

Серена


— Мисс Рэндалл, вы кого-нибудь ждете?

В среду утром Эудора маячит в дверном проеме моей спальни, когда я, лежа на кровати, читаю ужасно скучный журнал «Вог».

— Нет. — Я поднимаюсь с кровати. — Кто там?

Эудора колеблется.

— Это... Мистер Роузвуд.

Я смотрю в окно и вижу его черный внедорожник на подъездной дорожке.

— Вы хоть представляете, что ему нужно? — спрашивает она. — Он был здесь только в субботу.

— Мы не до конца согласовали бюджет, — говорю я, вспоминая, что у меня осталась его ручка и блокнот. А потом я лгу: — Он упомянул, что вернется на этой неделе.

Эудора вздыхает.

— Он ждет вас в гостиной.

— Скажи ему, что я скоро приду. Пожалуйста, предложи ему напитки, пока он ждет.

Она уходит, закрывая за собой дверь, а я переодеваюсь и молюсь, чтобы от меня не пахло так, будто я весь день лежала в постели. А потом спрашиваю себя: почему это важно? Я здесь не для того, чтобы производить впечатление на Дерека Роузвуда.

* * *

— Привет, — я прячу волосы за уши, когда вижу его, и не позволяю себе улыбаться.

Прижимаю ручку и блокнот к груди.

Кожаный портфель Дерека покоится у его ног, выглядя сегодня полнее, чем обычно.

— Можем ли мы поговорить наедине?

Я вскидываю голову и с любопытством поглядываю на него.

— Это не о... — Он шепчет.