Я принял единственно верное решение. Нанял специального человека, из тех, чьими услугами по рекомендации пользуются многие в верхах. Он был удобен, незаметен и умел открывать рты прислуге, запуганной хозяевами под страхом увольнения. Никакого насилия, лишь пара помощников и деньги.

Большие деньги, если речь шла о срочном заказе. Как было и в моём случае.

Прошло уже три дня, но я пока не получал от него вестей. Фрэнк, дворецкий Старицких, конечно, ничего не скажет. Их постоянная горничная тоже, но невозможно утаить шила в мешке. Всегда кто-то из приходящей прислуги слышал то или иное, люди любопытны, отъезд дочери хозяина не мог быть рядовым событием, ведь он более напоминал бегство.

От меня? Скорее всего.

Я не мог усидеть на месте и принялся ходить по гостиной. Все дни по приезде я проводил здесь, включал электрический камин и старался забыться в работе. Просматривал интересующие политические сводки, иногда беседовал с тем или иным приятелем, выходил куда-нибудь, но никогда не переступал порог спальни.

Там всё ещё витал её дух. Марго бросила меня? Вероятно, что так, но должно же быть какое-то объяснение! Люди не срываются с места без причины. И не меняют номер телефона. Не прячутся так, словно боятся новой встречи и того, что будет на ней сказано.

И эти слухи о клинике неврозов. Слишком экзотично, чтобы быть ложью. Я был уверен, что Старицкий надавил на неё, заставил раскрыть карты, воззвал к гипертрофированному чувству долга. Сломал мою Марго.

Но я не дам ему отнять её силой! Не позволю разделить нас, заставить по отдельности переживать, перемалывать свою боль, не смея даже перемолвиться словом с тем, кто был так близок, а теперь стал невероятно далёк.

Я сходил с ума от неизвестности и однажды, выпив немного виски, понял, что если мой человек завтра с утра не даст о себе вестей, если не скажет, куда понесла свои слёзы Марго, то я приду к Старицкому и выведаю правду. Если бы я ворвался со скандалом, это бы ничего не решило, нажать кнопку и вызвать охрану проще простого, а я заведу разговор исподволь.

И когда мы останемся одни, тогда уже заставлю старика сказать правду. Конечно, он кремень и адрес не назовёт, но и я не тот, кого можно обвести вокруг пальца. Некоторые зацепки мне это даст, он выйдет из себя, скажет, чтобы я держался от неё подальше, но невольно выдаст правду. Какую-то её часть.

Я хотя бы буду знать, в каком направлении искать его дочь.

Но наутро детектив объявился. Более того, он принёс мне не только информацию о городе, в котором от меня спрятали Марго, но и район, в котором она поселилась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Не теряя ни секунды, я заказал билет на поезд. И через три часа был на перроне вокзала города Тулы.

На сердце было легко, я чувствовал себя гончей, идущей по следу и настигающей цель. Домой к ней я не поехал, знал, что Марго будет на работе, сейчас как раз наступит перерыв, и она захочет пойти перекусить. Наверное, или я придумаю что-то ещё.

Я стоял напротив её офисного здания и ждал. При других обстоятельствах подошёл бы к концу рабочего дня и спокойно дождался, пока она выйдет. Свободная и полностью моя.

А что если она уже нашла кого-нибудь другого? Эту мысль я старательно прятал за прочими, чтобы не упасть духом. Я видел, как смотрела, как говорила со мной Марго при нашей последней встрече. Это не могло вот так просто исчезнуть! Раствориться в прошлом, ведь минуло всего несколько месяцев. Даже не год!

И вот я увидел её. Увидел и почти не узнал. Так она изменилась, похудела и осунулась. В этот миг я понял, что никто не стоит между нами, кроме недоразумений. Но их я развею немедленно.

Не думая ни секунды, я пошёл ей навстречу.

* * *

Марго


— Зачем ты меня нашёл? — спросила я первым делом, когда он подошёл и стал таким близким, что протяни руку — и расплачешься.

Я сдержалась, привычка прятать эмоции помогла не разрыдаться, уткнувшись в его грудь. Минута слабости, которая иногда значит так много для будущего. Для моего будущего и нашего общего.

Которого нет и больше не может быть. Я всегда должна это помнить.

И всё же на какой-то миг мне показалось, что всё можно исправить, что никакая боль не длится вечно, что пора перешагнуть через неё и жить дальше. Так, будто я действительно могу изменить своё будущее, если очень захочу.

По взмаху ресниц, по соприкосновению рук и тел.

— Потому что ты обещала выйти за меня замуж. Я пришёл, чтобы ты исполнила своё слово. Я своё сдержал, я вернулся к тебе.

Мы стояли чуть поодаль у прохода, и мне захотелось, чтобы никто больше не помешал беседе. Возможно, стоит сходить с ним в кафе, просто поговорить, сев напротив друг друга. Как бывшие.

Вспомнить то, что нельзя повторить. И покаяться.

Нет, я не собиралась рассказывать правду. Михаил сразу станет настаивать на своём, тогда он не отпустит меня, не потому, что любил когда-то, а из чувства долга. Скажет, что раз я пострадала по его вине, то он должен быть теперь рядом.

Он не понимает, что мне не нужно такое «рядом»! Ловить на себе жалостливый взгляд каждый раз, как я внезапно обернусь или посмотрю в тот момент, когда он не будет этого ожидать.

Это разобьёт сердце. Не мне, моё давно разбито, растоптано в прах и пыль, и я сделала это сама. Не пожалев, потому что жалеть может живой, а я умерла. Осталось только истаять, раствориться в тумане для тех, кто ещё меня помнит.

Исчезнуть физически.

Уничтожила всю нашу с Михаилом переписку, заставила себя не вспоминать о нас, вычеркнула эту страницу из дневника памяти. Сожгла себя, превратив душу в пепел.

И вот он стоит передо мной как ни в чём не бывало и смотрит с лёгкой укоризной. А мне не хватает воздуха, я задыхаюсь, я снова почувствовала, что умерла не вся.

Да что же это такое за наказание: отсутствие смерти! Я бы дорого отдала за возможность больше ничего не чувствовать, глядя на него, слушая его спокойную речь. Стоит протянуть руку, но она до боли впилась ногтями в ладонь, чтобы этого не сделать.

Михаил — гордый, он не станет бесконечно молить о любви, когда поймёт, что ему не рады. И я сумею это до него донести. Я ему не рада.

Я его боюсь. И себя боюсь. Себя даже больше, потому что слаба.

Потому что он будил то, что следовало похоронить. Надежду. Нет никакой надежды, не надо себя мучить, отрезая хвост по частям.

— Я не хочу выходить за тебя замуж, — сказала я, почувствовав, как в глубине души поднимается вопль возмущения: «Врёшь!» — И не выйду. Нам не о чем говорить.

Я хотела пройти мимо или повернуть назад. Какого чёрта вообще вышла на обед, я ведь разучилась получать удовольствие от пищи за последние несколько месяцев!

А тут отправилась просто подышать свежим воздухом, и на тебе! Влипла, как утопающий, уже смирившийся с гибелью, уже простившийся с земными заботами и людьми, с ними связанными, и тут ему кидают спасательный круг.

Ещё не спасение, но уже путь к нему. Путь, который появился слишком поздно, чтобы вызвать радость.

— Тогда пойдём поговорим.

Он преградил мне дорогу назад. Я повернулась, заставила себе посмотреть в глаза и чётко произнесла:

— Я разлюбила тебя. А, может, и не любила никогда. Зачем ты заставляешь меня это произносить вслух? Разве моё бегство не говорило само за себя? Я сбежала от тебя.

Повернувшись, чтобы уйти и на этот раз, я почувствовала его руку на своём запястье. Хватка не была железной, она не принуждала остаться. Скорее это были оковы, разорвать которые при желании мне не составило труда.

И всё же именно это прикосновение, почти просящее и в то же время требующее обратить на себя внимание, заставило обернутся.

— Я с тобой никуда не пойду. Пусти! — твёрдо сказала я, черпая на дне отчаяния и мрачных мыслей о том, что я испорчу ему жизнь, силы.

Да, именно испорчу! Он мечтал о сыне, у меня не будет никого. И ЭКО противопоказано. Яйцеклетку не получить без риска сдохнуть от рака.

Выход только один: оставить его в покое. Не быть оковами на ногах, ножницами, подрезающими крылья.

— Пойдёшь, Марго. Всегда шла и теперь пойдёшь!

Хватка усилилась, теперь это были оковы, цепи, приковывающие нас друг к другу.

— Мне надо на работу. Перерыв скоро закончится.

— Не сегодня. У меня мало времени, и я не собираюсь тратить его на ожидание.

Когда Михаил говорил вот так, твёрдо и прямо, безо всяких расшаркиваний и заботе о желании других, это означало, что он всё равно своего добьётся.

Но я боялась нашего предстоящего разговора, поэтому сделала последнюю попытку, похожую на писк выпавшего из гнезда птенца.

— Пусти! — почти прошептала я, чувствуя, как задыхаюсь. Как ноги делают шаг навстречу тому, кого я ждала.

Неправда, что я о нём забыла. Неправдой были все клятвы, принесённые отцу в том, что мы с Михаилом никогда не останемся больше наедине. Всё оказалось ложью и фальшей.

Всё, кроме моей любви к нему.

К тому, кто сейчас смотрел на меня так, что хотелось вжать голову в плечи и говорить тихо, почти без голоса, одними губами шептать заранее придуманные, лживые фразы.

— Неужели ты думал, что я всерьёз полюблю тебя? Это была моя прихоть. Ты столько лет не замечал меня, вот я и решила доказать, что могу обратить на тебя своё внимание.

Он молчал и просто повёл меня за собой.

— Куда мы идём?

— К тебе, — ответил он кратко и не обернулся.

— Я не хочу быть с тобой.

Я чувствовала, что причиняю ему боль. Она отзывалась и в моём сердце, была готова пролиться слезами, которые я тщательно сдерживала, перейдя почти на истеричный тон.