Закрутила головой в поисках творца. Оказывается, кто-то уже давно отключил динамики, из которых в начале вечера разносилась попсовая музычка.

Он сидел у противоположной стены. Играл на акустике, без всяких примочек и усилителей. Получалось слишком тихо для такого помещения полного разговаривающих людей. Но то ли люди притихли заворожённые красотой звучащей мелодии, то ли просто моё фанатичное сознание игнорировало весь посторонний шум.

Он играл, а я во все глаза пялилась на то, как чужие пальцы проворно бегали по струнам, извлекая звуки аккордов один за другим. Даже моргать перестала.

Я так давно не играла. Вообще никак и ни на чём, запрещала себе думать об этом, но желание всё равно пропало гораздо раньше. Музыка и люди сотворили со мной настолько злую шутку, что последний раз, когда я попыталась сесть за инструмент, меня вырвало. Но пристальный взгляд стальных глаз продолжал требовать от меня невозможного. И вот тогда, захлёбываясь собственным отчаяньем и желчью, я поняла, что надо уходить.

Помню, в первый год своей обретённой свободы каждый раз сталкиваясь с уличными музыкантами, я в панике убегала в любом доступном направлении, лишь бы не слышать, лишь бы не помнить. Севка, видя мои мучения, перестал в присутствии меня доставать свою гитару, хотя в юности мы часто развлекались тем, что вместе распевали песни под её аккомпанемент, даже что-то там сочинять пытались.

За два года сформировалась твёрдая убеждённость, что таинственный мир музыки утерян для меня навсегда.

А тут… что-то пошло не так. Не знаю, в музыке ли было дело, парень у стены играл вполне неплохо, или же я сама изменилась, но мне вдруг до безумия захотелось точно так же. Играть. Ощущала себя запойным алкоголиком, перед которым в момент сильнейшего похмелья вдруг выставили бутылку — во рту пересохло, глаза слезятся, а руки дрожат.

Парень всё играл и играл, а я сидела и слушала, сдерживая в себе рвущиеся наружу рыдания.

Наверное, я оттаяла. Даже догадывалась, кому следовало сказать за это спасибо. Стасу. В очередной раз мне захотелось жить, а не выживать. Рядом с ним иначе не получалось.

Поискала его взглядом, они с Дамиром стояли со Светой и ещё парой девиц и о чём-то с упоением болтали. Рассматривала Черновский затылок, мечтая лишь об одном, чтобы он повернулся ко мне, но он не умел читать моих мыслей.

Вздох вырвался сам собой. У нас с ним ещё будет время… а если повезёт, то и целая вечность.

— Привет, — голос раздался настолько неожиданно, что я подпрыгнула на месте, чем вызвала лёгкую улыбку на лице незнакомого парня. Вернее он был знаком, но только издалека. Ещё пару минут назад он сидел напротив и играл на гитаре, теперь же успел перебраться на мой пуф. Правда, если бы не гитара в его руках, я бы вряд ли признала в нём того самого музыканта. И когда он только играть перестал? Видимо мысли о Стасе вконец вынесли меня из реальности.

Вопросительно посмотрела на незнакомца, а тот ещё шире разулыбался.

— Ты просто так смотрела, что я решил, попытать удачу.

— И в чём же здесь удача на твой взгляд?

— Ну, тут одно из двух. Либо ты что-то смыслишь в музыке, либо я просто понравился тебе.

Пришлось присмотреться, ну да, вроде как симпатичный. Тёмненький, с ямочкой на щеке, улыбка широкая, да и в одежде такой же полный неформат как и я — джинсы и цветастая рубашка. Ещё и гитара эта. Вот только флирт явно не входил в мои планы. Во-первых, Стас, а во-вторых… третьих… десятых и тысячных тоже Стас.

Покачала головой и отвернулась, в поисках родного затылка. Ребят на прежнем месте не нашлось. Думала уже встать и уйти, парень успел задать свой следующий вопрос, которым поставил меня в тупик.

— Так ты будешь играть?

— Что? — почти онемевшими губами произношу я.

— Игра, — кивает головой в сторону своего инструмента. — Ты же хотела.

— Я больше по клавишным.

— Ну, извини, рояль в кустах не припас, — легко пожимает плечами. — Придётся на гитаре.

— Я же сказала, что…

— …больше по клавишным, да-да, я услышал. Но ты и не сказала, что только на клавишных. Значит, струнные нам тоже не чужды.

Парень не то чтобы напирал на меня, скорее всего ему просто было скучно, так же как и мне, только если я на сегодняшний вечер выбрала тихое уединение, этому явно горело пошалить.

Покачала головой, мол, извини, не мой вариант. Уже начала вставать, когда мне в руки сунули гитару, а пальцы сами сжались на её лакированном боку.

— Вот видишь, — заметил он моё движение. — Ты же хочешь?

— Почему мне кажется, что ты пытаешься быть искусителем?

— А у меня получается? — шевеля бровями вверх-вниз, дурачится мой новый почти-знакомый.

— Я на чужих инструментах не играю, — протягиваю обратно ему гитару, хотя собственные пальцы явно против.

— Да ладно тебе, какой он тебе чужой?

Я не понимаю.

— Окей, давай пойдём другим путём. Меня Жан зовут, а это Изабель, — он опять указывает на гитару, которая всё ещё покоится у меня в руках.

Тут я не выдержала и прыснула.

— Изабель, серьёзно?

— Тсссс, говори тише, вдруг она услышит? Моя дама, знаешь ли, обидчивая. Потом успокаивай и перенастраивай её полдня.

На это мне нечего было возразить.

— Теперь она тебе не чужая, — продолжает Жан. — Ведь, ты знаешь её имя.

— Я, правда, не особо хорошо играю… так пара аккордов и песен.

Последнее я сказала зря, потому что лицо Жана восторженно вытянулось.

— Так ты ещё и поёшь.

— Неееет, — испугалась я, выдавая себя с головой.

— Да! Я знал! — указал он на меня пальцем, словно беря на прицел. — Давай, я жду.

— С чего это вдруг?

— Просто тебе хочется, я же вижу.

Надо начинать делать что-то со своим лицом, а то походу все вокруг лучше меня понимают мои желания. Но если честно, то он был прав, ужасно хотелось сыграть. И дело даже не в гитаре. Дайте мне ксилофон, гобой или тот же треугольник, я бы не удержалась и попыталась бы выжать из них те отголоски прежней магии, которые когда-то рождались под моими пальцами. Только за фортепьяно бы не села, не осмелилась. А тут гитара. Такая родная, такая знакомая, было в ней что-то ещё от прежней меня, ещё не знавшей разочарования; от наших с Севкой уютных вечеров на пропахшей табаком кухне Веры Григорьевны; от мамы с папой там тоже что-то было.

Я сильнее сжала гитарный гриф и не своим голосом спросила:

— Что играть-то?

— Что хочешь. Только давай не батарейку…

— …и не изгиб гитары жёлтой?

— Знал, что в тебе не ошибся, — ещё шире заулыбался Жан.

И я сдалась, закинув ногу на ногу и расположив выемку в гитарной деки на своём бедре. Наверное, в моём коротковатом сарафане это смотрелось не очень прилично, но вдруг стало всё равно. Я вообще отключилась от реальности, чувствуя лишь подушечки своих пальцев, застывшие в привычном жесте на струнах. Пальцы встали сами собой. Нет, мышечная память всё-таки удивительная вещь. А вот дальше я испугалась, совершенно не понимая, что собираюсь делать. Правая рука сама скользнула по струнам, высекая первые звуки, мало похожие хоть на что-то приличное.

— Ну же… — подбадривает меня сосед по пуфу.

Решаюсь. Хуже всего было то, что я не планировала петь. Но пальцы сами нашли им нужную мелодию, по окончанию проигрыша которой я поняла, что пришло время подключать и голос. С первого раза пропустила, пришлось повторить вступление, а дальше всё пошло само по себе.

В том порту меня встречали,

Там на руках меня качали.

Первые звуки собственного голоса пугают, получается хрипловато и от этого напряжно.

Потом на землю уронили

И тихо так похоронили.

Затем становится легче, протяжно и печально. Песни Юты всегда неплохо ложились на мой голос, при условии, что не надо было брать высоких нот. Впрочем, любая техническая сторона теряет своё значение, когда Стас возвращается в гостиную. Я его не вижу, потому что не смотрю, я вообще на людей глаз не поднимаю, лишь пальцы по струнам. Но он где-то здесь, чувствую это кожей. Я даже могу точно определить траекторию на своём теле, по которой скользит его взгляд.

Пара слов,

Капелька нежности.

Начиная с пальцев, кисти, руки, его глаза прожигают меня сквозь деку, касаются ног, коленей и останавливаются на лице, словно требуя, чтобы я подняла голову.

Я тебя,

Я тебя

Одного…

Здесь мой голос немного дрожит, но я вытягиваю, будто клянясь.

До бесконечности

Понятно, что песню выбрала я не случайно. Пока ещё не знаю почему, ещё не знаю для чего или как, пока что просто…

Как огня,

Как огня.

Во время проигрыша я осмеливаюсь поднять глаза на Стаса, мне даже искать его не надо. Стоит напротив, привалившись к стене и спрятав руки в карманы. Может быть, даже на том самом месте, где до этого был Жан. Это почти страшно, смотреть на него, потому что он опять растерян.

В том порту меня так ждали,

Там по-мужски мне руку жали,

Там так тепло меня любили,

Зачем они меня убили.

Вроде как пою, даже в голос, даже громко… А у самой такое чувство, что шепчу. Ему. Свою историю, которую он ещё не знает, но однажды я расскажу ему всё. И про Олега, и про себя, и про ошибки… про то как музыка однажды ушла от меня. И Стас поймёт. Он уже слышит меня, ещё не знает, что именно, но разве это имеет хоть какое-то значение? Песня — это моя история, моя гарантия, моё откровение.