Теперь Стас идёт ко мне. Такой же злой, мрачный и холодной. Не совсем вежливо берёт меня за руку, правда, не больно.

— Идём, — властно велит мне, так если бы я думала сопротивляться. А я даже не думала.

Так в итоге мы и идём домой. Он впереди, раздражённо вышагивает свои практически метровые шаги и тянет меня за собой, держа за руку, и я, послушно семенящая следом.

Глава 23

Стас подобен скале, такой огромной, каменной и дико разгневанной. Почти физически ощущаю волны недовольства, расходящиеся и вибрирующие вокруг него. Без особых церемоний он запихивает меня в подъезд, лифт, квартиру… А мне хочется сжаться или подобно черепашке обзавестись собственным панцирем, вот фиг бы кто вытащил меня оттуда. Я не то чтобы боюсь оставаться с ним наедине, это же Стас, мой Стас, но мне всё равно жутко. Цепляюсь за стыдливую надежду о том, что вдруг Александр Дмитриевич ещё не уехал.

Чернов закрывает дверь, а я жмусь от него к стене. Сама же понимаю, что так нельзя, что это неправильно. Но та мощь, которая сейчас бурлит в нём, буквально ставит меня в тупик.

— Прости, — шепчу я, когда Стас резко разворачивается ко мне. Брови сдвинуты, скулы очерчены, желваки напряжены. А глаза чернющие… — Прости. Я не знала, что он придёт… Он себя никогда так не вёл. Я даже не могла представить, что он способен…

Поднять руку? Ударить? Причинить вред? Дура, какая же я дура! Мне так хотелось перестать бояться Олега, что я просто-напросто игнорировала все сигналы беды, которые Першин оставлял буквально на каждом шагу. Слёзы досады и только сейчас подкатившего понимая того, что могло произойти, если бы не Стас или Дамир, просились наружу. Я жалобно шмыгнула носом, отворачиваясь от Чернова, который уже вовсю нависал надо мной. Это выходит непроизвольно, но Стас напрягается ещё больше, по крайней мере, воздух между нами становится в разы весомей.

— Про… — пытаюсь извиниться я ещё раз, но мне не дают. Чужие губы накрывают меня своим жёстким поцелуем. Стас как будто на какой-то грани, потому что даже губы у него… злые, но при этом нежные и чувственные. Как это вообще возможно?

Он отстраняется от меня, а я обескураженно смотрю ему в лицо, пытаясь понять, что происходит. Он тяжело выдыхает, а потом одним рывков обнимает за талию и отрывает от пола. Рефлекторно обхватываю руками его шею, хотя в куртках это очень неудобно. Мы как два дутых пингвина.

Пара неловких мгновений, и он несёт меня в сторону комнат, прямо так, в обуви и верхней одежде. Потом мы как-то грузно падаем на диван и… ничего. Стас прижимается к моей макушке и замирает. А я ещё какое-то время ёрзаю в его объятиях, пока не утыкаюсь своим носом в его шею. Так и лежим. Я даже думать не могу, да и не хочу. Всё остальное теряет всякий смысл, кроме того, что он здесь и он рядом.

Но надолго меня не хватает. В куртках жарко, особенно когда вот так, вплотную друг к другу. Я как шебутной ребёнок, сначала шевелюсь, а затем уже не выдерживаю и зову:

— Стас…

— Подожди, — хрипло просит он.

И я жду, правда, совсем немного, потому что жара, переживания и шок делают своё дело, и я засыпаю, подобно слепому котёнку ища носом его горячую кожу…

Когда просыпаюсь, то я уже без куртки и ботинок. Стас всё так же лежит рядом, но в джинсах и футболке. И как я только не проснулась? Обеспокоенно всматривается в моё лицо, а я легко провожу кончиками пальцев по его подбородку, чувствуя, как злость и напряжение отпустили его. Он тоже тот ещё кот, потому что, вторя моим движениям, трётся щекой о мою ладонь. И я наконец-то улыбаюсь.

— Привет, — выдыхаем одновременно, а потом оба же фыркаем.

Правда, вся наша лёгкость тут же улетучивается, когда глаза Чернова натыкаются на отчётливые синеватые следы чужих пальцев на моём запястье. Надо же, Першин даже через куртку умудрился мне синяков понаделать.

Своим телом чувствую, как мышцы Чернова опять начинают напрягаться, наливаясь тяжестью и чем-то ещё…

— Не злись, — прошу его. — Я, правда, не думала.

Он перекатывается на спину, накрывая свои глаза ладонью, видимо не желая, видеть ни меня, ни мои синяки. Мне становится тошно от той вины, что начинает заполнять каждую клеточку моего тела. А может быть, это вовсе и не вина, а какой-то стыд…

— Стас…

— Вера! — рычит он, нервно садясь на диване, теперь он всё-таки смотрит на меня. Впервые видела у него такие зрачки — огромные и бешенные. — Ты хоть понимаешь, что будь моя воля, то я пошёл и убил бы эту мразь? Просто взял бы и придушил.

Нет, этого я не понимаю, но головой на всякий случай киваю, чтобы ещё больше не драконить его.

— Да ни черта ты не понимаешь! А что мне с этим прикажешь делать?! — Стас берёт мою руку, разворачивая её так, чтобы мы оба могли видеть пять крупных отметен. — А если бы он действительно что-то с тобой сделал?! А если бы я не пришёл?!

— Я должна была догадаться, — неожиданно для всех признаюсь я. — Должна была понять, что он не в себе, тогда на балконе…

— Да какой там на балконе! Ты должна была бить тревогу ещё в тот момент, когда он начал тебе названивать. Верка, это же не-нор-маль-но. Слышишь меня?

— Мне казалось, что ему просто нравится издеваться надо мной…

— Нравится, — кивает головой Стас. — Но как раз это первый признак того, что Олег твой — неуравновешенный садист. Какого хера ты столько лет терпела?!

Тоже принимаю вертикальное положение, с вызовом глядя на Стаса.

— Я хотела доказать себе, что у него больше нет власти надо мной.

— Доказала?

— Да! — упрямлюсь я.

Стас откидывает голову назад и издаёт нечленораздельный звук, похожий одновременно и на рык, и на смех.

Растерянно хлопаю глазами, но это проходит достаточно быстро, потому что одно мгновение, и Чернов дёргает меня на себя, ещё одно — и я уже лежу на нём сверху. Одну руку он кладёт мене на спину, а другой прижимает мою голову к своей щеке. Только тут меня отпускает… отпускает всё моё упрямство и бравада, и я реву. Некрасиво и неистово, чем сильнее моё тело сотрясают рыдания, тем сильнее он прижимает меня к себе. Странно, что ещё кости не хрустят, но мне в любом случае не больно.

— Всё позади, — как заведённый повторяет Стас, когда я начинаю успокаиваиться, — всё позади. Думаю, что он меня услышал. А не услышал, повторим.

— Я сааамааа хотелааа, — заикаясь, подвываю я.

— Ты и так всё сама сделала. Сама ушла от него, сама столько лет свою жизнь налаживала, сама его сегодня послала… Всё сама.

— А…

— А для остального есть я.

— Ты не уйдёшь? — поднимаю голову, преодолевая давление его руки и с надеждой заглядывая Чернову в глаза.

— Куда?

— Ты не звонил, — жалобно перечисляю я. — Ушёл спать в другую комнату, когда я тебе рассказала… И сейчас я тебя доконала.

Стас печально улыбается, после чего опять прижимает меня к себе.

— Это ты меня извини, — говорит мне в самое ухо. — Не смог справиться со своими эмоциями. Ты когда про Олега всю правду выдала, а потом ещё выяснилось, что он всё это время тебе названивал… Я чуть с ума не сошёл от злости на себя, что не заметил этого. Мне так тебя защитить хочется, ото всего, но я не знаю как это сделать… Чтобы ты не чувствовала себя обязанной или загнанной в угол. Понимаешь, мне необходимо, чтобы… тебе это самой надо было, а ни как сейчас… боем. И звонить боялся, вдруг опять не то скажу. Ты когда рядом, я же думать не могу нормально. Извини, что отгородился, но я, правда, не представлял, как сдержать себя… А то прорвало бы меня, что тогда?

— Твой папа разрешил мне тебя носом по батарее.

Рывок горячего воздуха проходит по моим волосам — это Стас усмехается.

— А мне сказал, что устроит процедуру отречения от меня, если я не начну головой думать.

— Не отрёкся бы.

— Думаешь? — подначивает меня.

— Он тобой гордится, — ничуть не сомневаясь в своих словах, заверяю я его.

На это Чернов почему-то ничего не отвечает, лишь подозрительно сглатывает. Но я старательно делаю вид, что не замечаю этого. У моего мужчины тоже должны быть свои слабости. Вместо слов целую его, сначала в щёку, висок, и очень медленно дохожу до губ.

— Ты ведь знаешь, что я тебе люблю? — уточняю я на всякий случай.

На что Стас лишь смеётся:

— Знаю.

Мы ещё какое-то время вместе лежим на диване. Он гладит меня по спине, прогоняя остатки всех сегодняшних трепыханий, а я вожу пальцами по его лицу, запоминая каждую его чёрточку и каждый изгиб. Иногда целую, то в нос, то в лоб, то в шею… Мы лежим в какой-то неясной неге, сами не сразу замечая, как наши ласки становятся более требовательными, более наглыми… Теряя свою прежнюю осторожность, Стас запускает свою ладонь под мою футболку, проходясь сначала по моему животу, а затем поднимаясь выше.

Сейчас непонятно кто кого целует, потому что это происходит как-то совсем обоюдно и синхронно. Смешно стукаемся носами, но опять-таки, никто этого не замечает. В теле начинает пульсировать разгорячённая кровь, а в ушах набатом стучит сердечный пульс…

Мы уже почти делаем следующий шаг, по крайней мере, руки сами тянутся к его ширинке, когда из коридора доносится звук захлопывающейся двери и громкий лай Бонифация, который всё это время учтиво прятался на кухне. А вот дальше, в отличие от культурного пса, когда-то внявшего грозные увещевания Чернова, к нам в комнату совсем не вовремя вваливаются не очень приличные братья Стаса. И если Дамир ещё вежливо отводит глаза в сторону, то Ромка издевательски присвистывает, восторженно заявляя:

— Дамчик, да мы с тобой вовремя, не дали людям до греха дойти!

Стасу только и остаётся рычать: «Чертиииии».


Ему нужно было время, чтобы совладать с собой, поэтому на кухне мы сидели втроём. Дамир сдержанно улыбается, наблюдая за моими несуразными попытками заварить всем нам чаю. Зато Рома веселится на славу.