Сарина Боуэн - Хороший мальчик

Мама вздыхает, и этот звук режет слух. Я именно тот ребенок, для которого она копит вздохи.

– Но прошло три месяца с тех пор, как ты объявила, что это твое будущее.

– Четыре, – поправляю я, хотя это не поможет. – И я бы продолжила этим заниматься. Я хороший организатор праздников. Это не похоже на дизайн египетских украшений, мам! Но, когда болел Джейми, я все поняла. Понадобилась пара месяцев, чтобы все обдумать, но я наконец-то в себе разобралась.

Мама сует в рот печенье. Понимаю, что вывела ее из себя. Обычно она избегает белую муку и сахар.

– Так расскажи мне. – Она кивает, призывая с этим покончить.

– Я хочу пойти в медицинскую школу. Знаю, что будет сложно, но я очень хочу этим заняться.

Она жует. Сглатывает.

Она сует в рот еще одно печенье.

Ох.

Наконец она берет меня за руку.

– Учиться в медшколе дорого, солнышко. И сложно. Если ты начнешь, то должна закончить.

– Закончу, – настаиваю я. – Уже подала заявки в четыре школы.

У нее расширяются глаза.

– Это много.

– Они, эм, дорогие, как ты и сказала. И там большой конкурс. Но я справлюсь. У меня «четыре» по органической химии. Для них это важно. Я достаточно умна, чтобы поступить.

– Я никогда в этом не сомневалась. – Она гладит меня по запястью. – Ты можешь справиться со всем, за что возьмешься. Но вот со старательностью проблемы: ты сдаешься, когда становится сложно.

Мне требуется вся сила воли, чтобы не начать спорить. Это не совсем правда, но так меня видит семья.

– Я хочу быть медсестрой, мама. Как сестра Берта. – Она ухаживала за Джейми, когда он лежал с пневмонией в больнице в Торонто. Мы с матерью ее боготворили. – Я всегда говорила, что хочу заниматься чем-то связанным с искусством, но ошибалась. Есть много способов привносить в мир красоту. Я хочу помогать людям, которые больны и напуганы. Это самое лучшее, что я могу сделать со своей жизнью.

Выражение на лице матери говорит, что я на верном пути. Она смотрит на меня так же, как на Тамми, словно я стою ее усилий.

– Сколько стоит учеба в медшколе? – мягко спрашивает она.

– Ну… – Я прочищаю горло. – Калифорнийский университет в Сан-Франциско, к сожалению, самый дорогой. Первый год стоит пятьдесят пять тысяч.

– Пятьдесят… – Мама издает такой звук, точно задыхается. – Солнышко, у нас нет таких денег.

Я уменьшаюсь в размере, когда это слышу. Конечно, это сумасшедшая сумма денег. Ни у кого в семье нет машины, которая столько стоит. Но в голове возникает вопрос: была бы реакция менее бурной, если бы то же самое нужно было другому ее ребенку?

– Это… я… – Мое достоинство сегодня принимает удары со всех сторон. – Я найду способ. – Это делает меня похожей на капризного ребенка, но я серьезно. Даже если родители не помогут, должен быть какой-то выход.

– Наверняка есть другие программы. – говорит мама, отходя от шока. – Дешевле. Я помогу тебе с поиском.

– Ладно, – медленно соглашаюсь я. Но я уже искала. Магистерские программы дорогие. А я все хочу сделать правильно. – Есть кредиты.

Она морщится. Мать не верит, что я доведу дело до конца.

– Мы что-нибудь придумаем.

– Нет, я со всем разберусь. Я должна все сделать сама. – Я не могу продолжать бегать к мамочке за финансированием всех моих начинаний. Не в этот раз. Знаю, что с советами Дайсона я смогу с этим справиться. И быть независимой – единственный способ показать матери, что я серьезна.

– Джесс?

Я поднимаю взгляд и встречаюсь глазами с самым несерьезным человеком на Земле. А затем дрожу, потому что Блейк Райли в этом костюме слишком привлекателен. Его широкие плечи – выступ, на котором девушка может удобно расположить голову. На его гладком лбу лежит прядь непослушных волос.

Мужчина привлекателен, но мне совершенно не подходит. Он большой игривый парень. А в следующем году мне будет не до игр: жизнь будет крутиться вокруг достижения целей.

– Ты готова вернуться в свою квартиру? – Он смотрит с широкой ухмылкой, которая совсем не невинна.

– Давай я дам тебе ключ, – наконец, принимаю решение я. – Вот. – Я хватаю со стола клатч. Мой ключ от дома расположен на отдельном кольце, требуется несколько лишних секунд, чтобы его снять. – Будь как дома, – твердо говорю я. – Приеду попозже.

Он склоняет голову набок.

– Уверена? Я могу тебе помочь?

– Спасибо, все под контролем.

Он подбрасывает ключ в воздух.

– Ладно. Я оставлю свет включенным. Спокойной ночи, Синди. Клевая вечеринка.

Моя мать широко улыбается, обнимает его и желает спокойной ночи.

Когда он уходит, я не смотрю ему вслед. Позже я буду настаивать, чтобы переночевать у родителей. Так удобнее завтра утром проводить Джейми и Уэса в аэропорт.

Блейк проведет ночь в моей кровати. Но меня там не будет.

Блейк

Я вваливаюсь в раздевалку после тренировки, возбужденный до предела. Сегодня мы отожгли. Все отлично сработались. Катались как чемпионы. Даже тренер под конец стал улыбаться, а этот чувак всегда хмурый.

Мы выиграем чемпионат в этом сезоне. Помяните мое слово. Черт, мы могли бы это сделать и в прошлом году, если бы нам не помешали травмы во время первой серии плей-оффа. Я никогда раньше не побеждал в чемпионате. Интересно, такой ли тяжелый кубок, какой он на вид? Форсберг победил однажды с Чикаго несколько сезонов назад. Говорит, что трофей весит тонну, но, мне кажется, он просто смеется.

У соседнего шкафчика Уэсли стягивает с себя потные джерси и наколенники и валится на скамейку в одних хоккейных шортах. Его грудь блестит от пота, а в волосах полный беспорядок. Он проводит по ним левой рукой, и я хохочу, когда замечаю его безымянный палец.

– Чувак, когда ты это сделал? – Я хватаю его ладонь, где теперь у него свадебное кольцо-тату.

– Ай, – восклицает он, отталкивая мою руку. – Оно еще болит, придурок. Я сделал это вчера вечером.

– Слишком крут, чтобы носить настоящее?

– Нет, просто я устал постоянно снимать его перед тренировками, а не снимать не могу, потому что неудобно носить его под перчаткой.

– Плохой ход, чувак, – слышится голос Эриксона по другую сторону от меня. Я поворачиваюсь и вижу выражение ужаса на его лице. – Ты набил свадебное кольцо? Господи! Удачи с объяснениями перед тем человеком, с которым будешь встречаться после развода.

У меня отвисает челюсть.

– Братан, – предупреждающе говорю я. Это было совершенно не к месту. Понимаю, что у Эриксона тяжелый период, но Уэсли с мужем – все еще молодожены. И этот гаденыш только что проклял их брак?

Но Уэсли невозмутим.

– Этого слова не существует в моем словарном запасе, – весело отвечает он. – Мы с Каннингом вместе навеки. – Он выскальзывает из шорт и абсолютно голый уходит в душевую.

Я хмуро смотрю на Эриксона.

– Совсем не круто.

– Знаю. – Он потирает ладонью отросшую бороду, при этом ему хватает приличия выглядеть раскаивающимся. Он что, не брился с самой свадьбы? Очень похоже на то. – Мать твою. Пойду извинюсь. Просто… Кара сегодня утром подала заявление на право единоличной опеки.

– Блин, – реагирую я вслух.

– Я все понимаю. График не особо позволяет мне быть полноценным папой, но единоличная опека? Девочки могли бы останавливаться у меня, когда… – Он замолкает, чтобы подумать. Его мыслительный процесс ясен как божий день.

Когда бы близняшки с ним останавливались? Пару ночей в неделю, когда у него нет игр? Или когда команда играет дома? Возможно, но тогда ему пришлось бы оставлять их с няней в те вечера, когда он на стадионе. Или вне сезона? Несколько недель летом?

Я очень не хочу это говорить, но, может быть, его без пяти минут бывшая жена в чем-то права.

– Неважно, – резко говорит он. – Юрист с этим разберется. Нужно в душ: я воняю.

Он скрывается до того, как я успеваю ответить. Боже, мне его жалко. Иметь дело с разводом в начале сезона тяжело. Хотя сейчас еще предсезонный период, поэтому, возможно, к октябрю он будет со свободной головой.

– Серьезно? Никто не может ее подцепить? Тогда я это сделаю, – слышится самодовольный голос с другого конца раздевалки. – Эта девка – горячая штучка. Потрахаться с ней – это будет совсем другой уровень.

– Кончай с этим, – бормочет кто-то другой.

– Если тебя услышит Лемминг, получишь кулаком в челюсть, – предупреждает наш капитан Люко. Он говорит о другом нашем товарище по команде, который сейчас тоже проходит через разрыв. – Бывшие – вне зоны доступа, новичок.

Новичок, Уилл О’Коннор, только фыркает.

– Я не собираюсь держать рот на замке только из-за какого-то устаревшего кодекса мужской дружбы. Я трахнул двух бывших товарищей по команде в Нэшвилле, и смотрите, – он хлопает себя по точеной челюсти, – все еще цела.

«Ага, тогда почему ты теперь не в Нэшвилле?» – хочу ответить я, но держу свою пасть на замке, потому что уже успел пару раз поцапаться с этим подонком. Я чуть не давал ему в морду. Я – пацифист! Не бью людей вне льда. Я даже не думаю о том, чтобы их побить.

Но этот парень… О’Коннор молод и самодоволен. Он – заноза в заднице. Парень говорит хрень, не подумав, и однажды это обернется против него. Черт, уже обернулось. Не зря он переходит из клуба в клуб, это не из-за того, что его предыдущие команды хотят набрать новых игроков.

– Поддержи меня, Райли, – говорит О’Коннор, когда ловит мой взгляд. – Бывшая Лемминга. Ты бы ей вдул, да?

– Не-а, мне нравится, когда нос находится на месте – на моем хорошеньком лице.