– О, – медленно говорит она. – Можешь показать?

– Конечно. Но мы же это исправим, да?

– Разве это возможно?

– Все можно исправить. – Я беру вязание и снимаю его со спицы.

Она ахает и хватается за сердце.

– Боже мой, ты в порядке?! – визжу я, совсем не как медсестра.

Девушка показывает трясущимся пальцем на вязание.

– Ты только что… это убила.

– Нет, не убила. – Я тяну за нить, и петли начинают исчезать.

– Черт… – Всхлипнув, она закрывает глаза ладонями. – Ты все распустишь. У меня недели на это ушли.

– Нет… слушай! Если хочешь хорошо вязать, надо научиться распускать.

Она выглядывает из-за ладони одним глазом.

– Не могу смотреть. Это как… жуть какая-то! Везде кровь и кишки.

– У тебя есть имя? – спрашиваю я, быстро двигая руками. Мне требуется около шестидесяти секунд, чтобы распустить все плохие петли и надеть оставшиеся обратно на спицу.

– Лейла, – говорит она из-под ладоней.

– Смотри, Лейла. Видишь? Ты потеряла только сантиметр вязания. – Я возвращаю его ей.

– Ого. – Девушка переворачивает его в своих руках. – Ладно. Прикольно. – Она берет другую спицу и провязывает две петли. – А теперь объясни мне, что значит «сдвигать нить».

Я ей показываю.

– А теперь, с нитью спереди, изнаночная вязка.

Она медлит.

– У тебя получится. – Я изображаю верное движение и произношу стихотворение, с помощью которого училась вязать: – Через дверь войди, шарф возьми…

Она продевает спицу в петлю и захватывает нить.

– И выйди обратно очень аккуратно.

– Гребаный мой бог, – говорит она, косясь на спицу. – Ничего хуже не слышала.

– Зато работает. Где благодарность? Теперь сдвинь нить назад и вяжи.

Так она и делает. Проходит несколько минут. Девушка поднимает к свету вязание и радуется.

– Как настоящий ребристый узор!

– Потому что это он и есть.

Мы еще какое-то время обсуждаем вязание, и я удивляюсь, когда сестра Хэйли похлопывает меня по плечу и говорит, что время вышло.

– Встречаемся в коридоре, – сообщает она.

– Спасибо, – говорит Лейла. – Я не узнала твое имя.

– Джесс. Удачи с… это будет свитер? – спрашиваю я, хотя по размеру маловато для этого предмета одежды.

– Шапка, – отвечает она, и форма приобретает смысл.

– Это для младшего брата. Он обожает Гарри Поттера, а это цвета Гриффиндора. Подарок на Рождество.

– О! Как здорово. Он будет в восторге. И ты почти закончила. Шапка будет готова задолго до Рождества.

Она поднимает на меня усталые глаза.

– Надеюсь, – говорит она, взглядом заставляя меня посмотреть в сторону. – С четвертой стадией могу и не дожить до праздника.

И вот так просто у меня внутри все рушится.

Тело продолжает двигаться по инерции. Я беру ее руку и мягко сжимаю. Называю по имени, смотрю в глаза и говорю, что буду думать о ней. Затем беру сумку с пластилином и выхожу за дверь.

В коридоре уже собралась половина студентов. Они склонились над планшетами, записывая наблюдения. Когда я встаю рядом с Вайолет, она указывает «кровоподтеки с внутренней стороны руки».

Она замечает, что я смотрю через плечо, и вскидывает голову, прижимая планшет к груди.

– Какого черта? Ты что, списываешь?

Конечно, нет. Но только сейчас я вспомнила, что должна была провести наблюдения.

Я облажалась. Опять.

Осознание этого – вторая бомба, взрывающаяся в моей груди. И хотя сестра Хэйли еще не вышла, я поворачиваюсь и иду по коридору, направляясь к лифтам.

– Куда ты пошла? – зовет меня Вайолет. – Занятие еще не закончилось.

Я даже не оборачиваюсь. Не могу, потому что по лицу бегут слезы.

Заходя в лифт, я не могу вспомнить, почему вообще захотела этим заниматься. Мало того, что в медшколе сложно, так еще и после ее окончания меня ждут печальные вещи. Все, кого я оставила в отделении, подготовлены лучше меня. Никто из них не сбегает отсюда.

Не изменяя привычке, я еду на метро к брату. Это мое убежище. Когда самодовольство Вайолет меня доводит, я прячусь в квартире на побережье.

В поезде я открываю перед лицом учебник и прячусь за ним, пока слезы не перестают течь.

Бедный ребенок, вяжущий братику шапку в октябре на случай, если она не доживет до декабря.

Почему?

Капризы можно понять

Джесс

Джейми еще не вернулся с работы. Я захожу в квартиру с помощью запасного ключа, который он мне дал. Он написал, что я могу начать готовить ужин, если хочется. Хотя я не горю желанием, все равно это делаю. Они с Уэсом любезно позволяют приходить к ним через день и есть их еду, так что я могла бы тоже внести посильный вклад.

Жить без денег хреново. Мой банковский счет похож на фильм ужасов: я не могу без крика смотреть на баланс. Студенческие кредиты, которые я взяла, позволяют тратить определенную сумму денег, но я очень экономно расходую эти средства, покупая только самое необходимое.

В колледже у меня была подруга. У нее осталась от кредита куча денег (потому что ей было лень покупать учебники), и она тратила их на маникюр и парикмахерские. Мы все не переставали ей говорить, что деньги нужно будет когда-то вернуть. Но она не слушала, а теперь расплачивается за это абсолютно сумасшедшими процентами. Я же буду подходить к этому с умом. Не бывает халявы. Все лишнее я оставляю на сберегательном счету и использую, чтобы платить этим банковским акулам.

Хотя, наверное, если бы время от времени покупала еду для Джейми и Уэса, я не была бы такой обжирающей их сволочью.

Я режу зеленый перец, когда распахивается входная дверь.

– Я здесь! – приветливо кричу я. – Как насчет фахитос?

– Фахитос – это офигенно!

Я замираю, не опустив нож. Это голос не Джейми. И не Уэса. Не-а, это…

– Малышка Джей! – Блейк, входящий на кухню, явно рад меня видеть.

– Привет, – говорю я, надеясь, что на моем лице незаметно нежелание с ним общаться. Не знаю, насколько я в состоянии справиться с энергией этого человека сейчас, когда подавлена.

За последний месяц я виделась с этим мужчиной чересчур часто. Неизбежно, учитывая, что я стала постоянно здесь прятаться от невыносимой соседки. А Блейк чуть ли не живет в этой квартире (не знаю, как Уэс с братом его не убили), поэтому мы вчетвером часто проводим время вместе. Как ни странно, он ни разу ко мне не подкатывал. Похоже, он говорил серьезно, что будет ждать первого шага с моей стороны. Или, может быть, это из-за того, что Джейми и Уэс всегда рядом.

– Ты сейчас такая горячая, что хочется трахнуть.

Этот олух не посмел бы сказать такое перед моими родными.

– Тебе надо поработать над навыками ведения беседы, – говорю я ему.

– Не-а, я прекрасно веду разговоры.

Он подходит к столу и прислоняется к нему бедром. Даже ссутулившись, он все равно нависает надо мной. Я не могу не смотреть, как низко его треники висят на бедрах, и не любоваться каждым бугорком пресса на его груди под выцветшей серой футболкой.

– И я серьезно, – добавляет он. – Ты очень возбуждаешь. Может, вернемся к нашему креслу?

Я не могу сдержать смешок, и его зеленые глаза загораются.

– Смех? О да, сегодня у меня точно что-то будет.

Я возвращаюсь к нарезке.

– С прискорбием сообщаю, что нет. Я пришла сюда, просто чтобы поесть.

– Я тоже. Люблю есть. Я ненасытный, Джесси.

Вновь хихикаю.

– Ничегошеньки себе! Опять смех? Я сегодня в ударе.

Он ведет себя так по-дурацки, что невозможно не улыбнуться. Но моего хорошего чувства юмора надолго не хватает. Я порезала достаточно перца, и теперь пора заняться луком. Но вызванные им фальшивые слезы сбивают с толку расстроенный разум, и вот я уже моргаю, чтобы сдержать настоящие.

– Я пропустила занятие, – выпаливаю я.

– Неожиданная смена темы, – замечает Блейк.

Я моргаю быстрее.

– Ну, я не полностью пропустила. Просто раньше ушла. – До того, как сестра Хэйли успела отчитать меня за ошибку перед всеми сокурсниками.

– Ясно… Надо позвонить копам и сдать тебя?

Подавляя вздох, я кладу нож и смотрю в его озадаченные глаза.

– Я не наблюдала.

– Хоспади. Ты всегда говоришь загадками?

Я быстро все объясняю.

– Мы были в отделении детской онкологии.

– Ой.

– Именно. И мы должны были сесть рядом с одним из пациентов и пообщаться с ним, но при этом наблюдая, понимаешь? Искать симптомы. – Я все-таки вздыхаю. – С первым я справилась отлично, но полностью облажалась с наблюдением. Я ничего не записала. Потом мы должны были сообщить сестре Хэйли о выводах, но… я свалила. Было стыдно, чувствовала себя идиоткой.

Я не отрываю взгляд от разделочной доски. Поверить не могу, что изливаю душу этому человеку.

На щеку ложится теплая ладонь, и я дергаюсь от удивления. Я поднимаю голову и вижу направленный на меня мрачный взгляд Блейка.

– Ты не идиотка, Джесс, – тихо говорит он. – Ты одна из самых умных девушек, которых я только знаю.

– Ага, я такая умная, что потратила двадцать минут на обучение вязанию, вместо того чтобы делать работу, которую должна.

– Какой она была?

Вопрос возникает из ниоткуда.

– Что ты имеешь в виду?

– Девочка, с которой ты общалась. Какой она была?

– Расстроенной, – признаюсь я. – Она вязала шапку для брата и не могла разобраться с петлями.

– Почему не могла? Она не умела вязать или у нее были слабые руки?

Я задумываюсь.

– Нет, у нее были уверенные руки. Правда, на запястьях и внутренней стороне локтей были синяки от игл, но хватка была сильной. – Я жую нижнюю губу. – Однако у нее под глазами были темные круги, поэтому, возможно, она все-таки была слишком уставшей, чтобы вязать. – Я улыбаюсь. – И она была немного капризной.