Черт, кажется, я больше не смогу заправлять машину, не представляя, как трахаю Джесс. Видеть, как она наполняет бак «Хаммера», было так возбуждающе, что мне пришлось взять ее на том же месте и в то же время. Ну, мне хватило приличия отъехать на пустынную парковку и только потом на нее наброситься. Теперь мы снова на шоссе посреди двадцатиминутного пути до дома родителей, к которым едем на обед. Я знаю, что она волнуется: спутница не перестает ерзать на пассажирском сиденье. А я с нетерпением жду встречи с родными и домашнюю еду. Эта неделя выездных игр очень меня вымотала.

– Просто не говори всякие двусмысленности, пока мы там будем, – предупреждает Джесс, когда я поворачиваю на съезд с шоссе.

– А трехсмысленности можно?

– Такого не бывает.

– Односмысленности?

– Тоже не существует.

– Все бывает, если ты воплощаешь это в жизнь, – не соглашаюсь я.

Она вздыхает.

– Когда-нибудь я тебя брошу.

Я посылаю самую невинную улыбку.

– Нет. – И мой внутренний Блейк, которого мне нравится представлять с крошечной клюшкой в руках, делает счастливое сальто. Ее реплика подразумевает, что я наконец-то победил. Мы встречаемся, и она это знает. Нельзя бросить того, с кем ты не в отношениях.

– БЛЕЙКИ! – радостно кричит мама, когда мы с Джесс пять минут спустя входим в дом. Мы застали ее на пути в столовую, судя по двум покрытым фольгой блюдам в руках.

– Привет, ма. – Я подхожу к ней, чтобы поцеловать в щеку, а потом забираю оба блюда. – Дай помогу.

Она одобрительно щелкает языком.

– Какого хорошего мальчика я вырастила, помогает матери, как… ДЖЕССИКА! Я ТЕБЯ НЕ ЗАМЕТИЛА!

И вот так просто она переключается на Джесс, которая выглядит немного ошеломленной в ее медвежьих объятиях.

– Здравствуйте, миссис Райли, – смущенно говорит Джесс. – Как у вас дела?

– У меня все прекрасно, душенька! Готовила все утро, но кулинария хороша для души. – Мама смотрит на Джесс суровым взглядом. – И я НИКОГДА больше не хочу слышать из твоих уст эти слова!

Джесс моргает.

– Какие?

– «Миссис Райли». Пф-ф! – Она обнимает Джесс за плечи одной рукой. – Называй меня «ма», «мама» или Аннетт. ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ – НЕПРИЕМЛЕМО!

– Поняла, – говорит Джесс с нервным смешком. – Спасибо, что опять меня принимаете в своем доме, миссис… мама. В прошлый раз я уехала в пищевой коме. Жду не дождусь еще одной.

Мамино лицо так светлеет, что она могла бы зажечь «Эйр Канада Центр»[42]. Ей нравятся люди, которые любят поесть. Как и мне.

– Ты попробуешь все, – сообщает она Джесс. – Папа Райли сделал ребрышки!

– О-о-о, звучит круто.

Женщина поворачивается ко мне.

– Блейки, закрой, пожалуйста, входную дверь. Мы же не животное вырастили… – Внезапно она хмурится.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на причину ее беспокойства. Через дверной проем замечаю знакомый серебристый «Лексус», останавливающийся на подъездной дорожке. Стекла затонированы, поэтому водителя я не вижу, но… Твою ж мать. «Лексус» был тут и во время бебишауэра Бренны.

Я медленно поворачиваюсь к матери.

– Кайл обменял свой «БМВ» на «Лексус»? – с надеждой спрашиваю я.

Она качает головой.

– Он на кухне с Бет и Бритт. Они приехали вместе в машине Бети.

Черт. Черт-черт-черт.

– Привет всем, – слышится робкий голос Молли. Эти два слова колют острой иглой. Очевидно, что это дело рук Бренны. Сестра всегда приглашает подругу по любому случаю. Но это уже становится нелепым. Я даже не могу насладиться милым расслабляющим обедом со своей семьей без того, чтобы бывшая стояла поперек глотки?

– Повернись и поздоровайся, – шепчет мама едва слышно. – Она уже здесь. Нельзя быть грубыми.

А ей быть грубой можно? Какого хрена она продолжает вот так у нас появляться?

Я делаю вдох, чтобы успокоиться, и поворачиваюсь к гостье.

– Привет, – выдавливаю я.

Улыбка на ее лице кажется вымученной. Я даже не утруждаю себя тем, чтобы самому изобразить радость. Джесс старается быть дружелюбной, поэтому улыбается, но до глаз ее улыбка не доходит.

– Здравствуй, – говорит она Молли.

– Привет. Джанет, да ведь?

– Джесс.

– Ой, прости. У меня плохо с именами.

Она юрист и обладает цепкой памятью. Я хмурюсь и перевожу взгляд на свою спутницу.

– Пошли, малышка, давай я отнесу эти блюда, а потом найдем тебе что-нибудь выпить. – Мне тоже надо выпить. Раз десять.

Столовая пустует, но на кухне оживленно. Бет с мужем смотрят в углу что-то, похожее на буклет с пляжными курортами, а Бритт вставляет в их обсуждение свои пять копеек, прислонившись к холодильнику.

– Нет, не езжайте сюда, – советует она. – Еда там ужасная! Если вы точно отправляетесь в Мексику, то езжайте на курорт, на котором мы с девочками были весной. Там было прекрасно, и никто не отравился.

– Я не уверена, что хочу в Мексику, – размышляет Бет. – Что думаешь, Кайл? Не хочешь поехать куда-нибудь, где экзотично, вроде Бора-Бора?

– Никогда не доверяйте месту с двойным названием, – объявляю я из дверного проема. – Там всегда высокая преступность.

– Блейки! – Бритт крепко меня обнимает, а потом с теплой улыбкой здоровается с девушкой. – Привет, Джесс. Рада тебя видеть. Прости, мы тут обсуждаем поездку.

– Понимашки, – отвечает Джесс, а потом хлопает себя по рту и пригвождает меня к месту смертельным взглядом. – Боже мой. Я начинаю говорить твоими тупыми словечками. Ты меня испортил. – Я усмехаюсь, но она прерывает меня до того, как я успеваю сделать грязное замечание о ее испорченности. – И назови еще одно место, как Бора-Бора, – требует она.

Я задумываюсь.

– Нью-Йорк, штат Нью-Йорк. Ясен пень.

Все смеются.

– Хочешь пиво, чувак? – спрашивает зять, вставая с табуретки.

– Давай. Джесси?

– Просто воды, спасибо. – Она подходит к шкафчикам и открывает тот, в котором стоят стаканы. Видимо, она помнит их расположение с прошлого раза.

Я слежу за каждым ее движением, пока она использует встроенный в холодильник генератор льда, а потом нажимает кнопку, чтобы налить воду. В груди у меня теплеет. Она кажется такой уверенной на кухне моих родителей. Как будто ее место здесь.

Шаги в коридоре высасывают из тела всю теплоту. Появляются Бренна и Молли. Несложно догадаться, почему Брен сердито на меня смотрит: у подруги мокрые глаза.

Ну конечно. Не удивлюсь, если узнаю, что она включает свои фонтаны в суде, чтобы добиться сочувствия. Присяжных двенадцать… да, как минимум половина из них поверит в эти крокодильи слезы. Она умеет убеждать.

Пора переключить внимание.

– Слушай, – говорю я, кивая и сестре, и дьявольской бывшей. – Как дела у Харли?

Молли медлит.

– О. Эм.

– Он случайно не в машине? – Сильно хочу увидеть этого маленького мохнатого зверя. Он вспомнит меня даже спустя пять лет. Я уверен.

Она медленно качает головой.

– Блейк, мне жаль, но…

Мать твою. Только не говори, что он умер. Тело покалывает от дискомфорта.

– Я отдала его друзьям в Ванкувере. Сложно бывать дома достаточно часто, чтобы его выгуливать.

– Ты… – Я уверен, что не ослышался. – Ты отдала моего пса? Ничего не сказав?

Ее рот открывается, закрывается и снова открывается.

– Ты не отвечал на звонки. – На ее лице появляется обида. – Но, наверное, взял бы трубку, если бы звонок был о псе.

Да, ответил бы. Потому что он хотя бы меня любил, ты, лживая ведьма!

Воротник рубашки внезапно становится слишком тугим, а сестры смотрят на меня, как на вулкан, который вот-вот начнет извергаться.

– ЕДА! – слышится оглушительный крик матери. – НАЛЕТАЙТЕ!

– Хвала Иисусу, – шепчу я. Надо сменить обстановку, даже если это просто столовая.

Мы шеренгой подходим к столу, и я веду Джесс к противоположному от Молли концу. Когда мы усаживаемся, то соединяем руки для молитвы. Джесс сжимает мою ладонь. Я кладу руку на ширинку, чтобы подразнить ее.

Она старается ущипнуть меня прямо над причиндалами. Сильно. Приходится закусить губу, чтобы сдержать улыбку.

– Господь всемогущий, – начинает мать, – спасибо за эти блага, которые мы сейчас примем. Мы благодарны за еще одно воскресенье вместе с семьей и за хорошее настроение Бренны, пусть она и похожа на выброшенного на берег кита.

– Мам! – ахает Бренна.

Мама открывает глаза и подмигивает дочери.

– Мы возносим молитву о благополучном рождении нашего внука, пока он прокладывает себе дорогу в этот мир, и о завтрашней победе над Кэнаксом[43], который ВООБЩЕ НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ В ПРОШЛЫЙ РАЗ ПОБЕДИТЬ! АМИНЬ!

Я слышу, как Джесс подавляет смешок.

Вторая молитва закончена, все передают друг другу блюда. Я предлагаю своей девушке тарелку с ветчиной, а потом здоровую порцию копченых ребрышек.

– Выглядит потрясающе, – хвалит она.

Пока поднос движется вокруг стола, я смотрю, как Бренна кладет себе на тарелку крошечную порцию картофельного салата, а потом передает его дальше.

– Ты в порядке? – Райли любят покушать, и если сестра отказывается от жратвы, то я начинаю переживать. Взгляд опускается на огромный опухший баскетбольный мяч под рубашкой. – И как долго я был в отъезде? Ты выглядишь килограммов на двадцать тяжелее.

У нее отваливается челюсть.

– Кто говорит такое беременной женщине?

– Ой, перестань. Ты прекрасна, и ты это знаешь. Но ты выглядишь крупнее.

После долгого молчания она устало вздыхает.

– Да, – признает она. – За последние пару дней я набрала несколько килограммов. – Она потирает правую сторону живота и откидывается на спинку стула. – У меня опухли ладони и ноги. На этой неделе у меня каждый день болел живот. И, по-моему, вернулся токсикоз: меня стошнило сегодня утром два раза.