Тесса Дэр - Хотите быть герцогиней?

– Для чего?

– Для того, чтобы подготовиться, прежде чем я приду в вашу спальню и уложу вас в постель.

– О-о!

Он потянулся к звонку.

– Поспешите, Эмма! У вас осталось две с половиной минуты.

Эмма ахнула – и припустила бегом.

Она даже не стала тратить время на то, чтобы отыскать туфельки. В чулках, как была, бросилась вверх по лестнице, обеими руками подхватив юбки, чтобы не мешали.

Добежав до своей половины, Эмма выпроводила горничную и направилась прямо в спальню, на бегу одной рукой расстегивая пуговицы платья, другой – гася свечи пальцами, которые пришлось облизывать. Теперь спальню освещал только тусклый огонек камина. Она не видела оснований устраивать полную темноту, но не хотела тратить время на споры.

Только не сегодня!

Она едва успела расстегнуть корсаж, когда герцог распахнул дверь. Ни стука, ни приветствия – он был верен своему слову.

Подошел, схватил Эмму за талию, приподнял и опрокинул на постель. Воздух покинул ее легкие. Когда ее руки снова обрели способность двигаться, она нащупала очередную пуговицу и продолжила раздеваться.

– Не трудитесь, – сердито приказал Эш.

Что ж, хорошо.

Эмма никак не предполагала, что найдет подобное грубое обращение возбуждающим, но оказалось именно так. О, это очень ее возбуждало! Герцог умел быть нежным и терпеливым. Он доказал это в случае с кошкой. Поэтому Эмма чувствовала себя в безопасности, хотя сейчас он ей приказывал и подавлял ее. Кроме того, Эмма уже по опыту знала, что он остановится, стоит хотя бы намекнуть, что ей неудобно, а она не хотела, чтобы он останавливался.

Эш встал перед кроватью, возвышаясь над ней темным силуэтом. Сначала возня с застежками, потом шорох сбрасываемых брюк. К тому времени, как он лег рядом с ней, Эмма уже задыхалась от нетерпения.

Раздвинув ее бедра, он схватился за ее корсаж и рванул вниз. Эмма услышала, как треснул шов. Ничего страшного: завтра она корсаж починит, – но прежде, чем она успела прикинуть, есть ли у нее нитки нужного цвета, герцог обнажил и обхватил ладонями ее груди, поглаживая и дразня. Эмма задрожала от нахлынувшего желания. Соски отвердели, и он коснулся их большими пальцами. Под его искусными ласками она была готова воспарить в небеса.

– Это вам нравится, – то ли спросил, то ли утвердительно сказал супруг.

Эмма кивнула, но спохватилась, что он, быть может, не увидит ее кивка в темноте.

– Да! – выпалила она.

– А вот так?

Он ущипнул сосок, и она лишилась способности мыслить. Пришлось собираться с ответом.

– Да.

– Просто хочу убедиться, прежде чем сделаю так.

– Как?

Он сжал в ладони и приподнял одну грудь. Она почувствовала прикосновение прохладной влаги. Он лизнул ее сосок. Новое, острое ощущение привело ее в восторг.

– Я думала, вы взяли за правило, – прошептала Эмма, задыхаясь. – Никаких поцелуев!

– Это не поцелуй. Можно просто лизнуть. – Следующее скользящее прикосновение, на этот раз теплое, сводящими с ума кругами. – Сосать. – Он взял сосок в рот.

Эмма вскрикнула, инстинктивно протянула руки, чтобы схватить его за плечи. Слишком поздно она вспомнила, что он не хотел, чтобы она до него дотрагивалась.

Эш сел, схватил ее руки и прижал к постели.

– Мы об этом уже говорили.

– Простите, я забыла. Мысли путаются, когда вы дотрагиваетесь до меня вот так. Или вот здесь.

Его жесткая манера хватать за руки только разожгла ее пыл. Под его ладонями жарко бился пульс на ее запястьях. Удары собственного сердца казались Эмме оглушающими.

– Так не забывайте же впредь, – велел ее муж тихим волнующим голосом. – Иначе я привяжу вас к кровати.

Эмма представила себе эту картину – и новая волна возбуждения пронзила потайные мышцы ее тела.

– Предполагается, что это угроза? Потому что мне… эта мысль не кажется такой уж отталкивающей.

– Разве?

Эмма облизнула нижнюю губу.

– Ну ясно же, вы умеете делать это очень хорошо. Да еще темнота… очень возбуждает. Я словно в одном из тех волнующих снов, что бывают в жаркие летние ночи.

– Вот о чем, значит, вы мечтаете: отдаться в темноте незнакомцу.

Эмма ответила наугад:

– Может быть, кто знает…

Последовал момент невыносимого для нее молчания.

– Вы неподражаемы.

Было ли это в его устах похвалой или порицанием, она не разобрала, а спросить не было времени. Эш отпустил ее запястья и занялся ногами, поднимая до талии юбки. Когда его пальцы стали ласкать ее между ног, она услышала его довольный возглас:

– Уже влажная.

Он надавил сильнее, и Эмме пришлось постараться, чтобы лежать смирно. Как же это было нелегко! Но если он сейчас остановится, она умрет от крушения надежд. Он пронзил ее пальцами. Господи! Может быть, она умрет не от огорчения, а от блаженства?

Вместо того чтобы навалиться на нее своим весом, он приподнялся на локте и склонил голову. Она снова почувствовала прикосновение языка, но не на груди.

Там.

И Эмма не сумела сдержаться. Ее тело содрогалось от удовольствия, изгибаясь и извиваясь под его губами. Неторопливые, уверенные прикосновения его языка снова и снова посылали ее в страну неведомого доселе удовольствия. Все это время он не сбавлял темпа умелых движений пальцев, прикасаясь к потайным местам ее тела, отчего ей пришлось судорожно вцепиться руками в простыни.

Эмма не знала, сколько еще сможет выдержать. Но, вздумай она молить о пощаде, как ей его назвать в этом горячечном бреду? «Герцог»? «Эшбери»? Нет. Это неправильно. Интимные моменты требовали особых слов, но она опасалась его гнева, назови она его дорогим, милым или драгоценным ангелом.

Нет, она не будет умолять о пощаде. Эмма сдалась под натиском наслаждения, позволив ему увлечь себя к тому пределу, за которым начинается безумие, и прошептала:

– Не останавливайтесь.

«Не останавливайтесь».

Она что, боится, что он остановится?

Но Эш не остановился бы ни за какие сокровища. Даже если бы на него напала кровожадная кошка. Даже если бы весь королевский зверинец ввалился в спальню через каминную трубу, он не поднял бы головы, поглощенный важной задачей.

Эмма была на грани. Он это чувствовал. Ловил вкус языком. Его жена жаждала достичь вершины. Но еще сильнее он жаждал привести ее на эту вершину.

Ему всегда доставляло особое удовольствие доводить женщин до пика наслаждения. С большинством женщин, которых он знавал, даже при отсутствии глубокого чувства, для достижения цели нужно было нечто большее, нежели виртуозное владение языком и пальцами: симпатия, доверие, близость… Нужно было чувствовать, как женщина восходит на вершину блаженства под его руками, губами, телом. Тогда он ощущал себя владыкой целого мира, но еще лучше, когда ему давалось ощущение сопричастности. Тогда он чувствовал себя Человеком.

А теперь он стал чудовищем. Послушайте, эта газетенка, «Праттлер», так и заявила.

Эш полагал – даже боялся, если уж начистоту, – что такой доверительной женской близости ему отныне не добиться. Разве это возможно? Какая женщина захочет видеть над собой лицо в отвратительных шрамах?

Но, очевидно, Эмма и была такой женщиной. Кто она – умалишенная или просто дурочка, Эш разберется позже. Наверное, и то и другое. В конце концов, он ведь уговорил ее выйти за него.

Приподняв ее бедра, он застонал от ее невыносимой сладости. Она первой должна достичь блаженства. Возбужденный до предела, он сгорал от нетерпения. Сейчас. Ради бога, пусть это случится прямо сейчас.

Эмма вскрикнула, ее тело напряглось, охваченное экстазом. Жаркая влага сомкнулась вокруг его пальцев. Он наслаждался каждым содроганием, каждым тихим вскриком. Когда ее тело обмякло, он убрал руку и вытер о себя шелковистый сок. Она раздвинула бедра, и он встал на колени, заставив ее обвить ногами его бедра, напрягся и ринулся вперед.

Он был внутри ее. Господи, так восхитительно глубоко, но ему хотелось большего. Он застонал. Потом начал действовать, вгоняя себя все глубже в это узкое жаркое средоточие. Оставалось надеяться, что все болезненные ощущения остались для Эммы во вчерашнем опыте, потому что сейчас ему было не до обходительности.

Эш продвигался к цели, исполненный решимости пронзить жену насквозь, почувствовать, как ее тело обволакивает его целиком. Она выгнула спину, приподнимая бедра, чтобы облегчить контакт.

– Правильно, – шепнул он, хватая ртом воздух. – Именно так.

Обхватил ладонями ее ягодицы, приподнял. Ее тело отозвалось, прижимаясь к нему.

Это было прекрасно.

Стоя на коленях и обхватив руками ее бедра, Эш ускорил ритм. В смутном мерцании тлеющих углей в камине он различал тугие округлости ее грудей, которые ритмично вздымались в такт его ударам. Боже, ему нестерпимо хотелось увидеть эти груди при свете дня. Он бы узнал цвет сосков, коснулся их пальцами, потом очертил языком. Насладился бы их нежной мягкостью у своей щеки.

Эш должен был признать, что воображаемой картины было достаточно, чтобы распалиться еще сильнее. Да, это действовало, да еще как. Ему вспомнились времена юности, когда ему хватало собственной руки и воображения. Но эта женщина не была фантазией. Она была из плоти и крови. У нее были формы, она источала тепло и аромат. И у нее было имя.

– Эмма!

Когда он произнес ее имя, ее великолепная плоть сомкнулась вокруг него, и тогда он позвал ее снова и снова:

– Эмма!

Наслаждение было острым, вонзаясь в него подобно ножу. Он стиснул зубы.

– Эмма.

Потом слова оказались в недостижимой дали от него. Обеими руками он сжал ее маленькие ягодицы и взял ее быстро и жестко, в неумолимом стремлении достичь своей вершины. Казалось, проливаясь яростной радостью, экстаз будет длиться вечно. Но и бесконечности ему было недостаточно.

Эш рухнул на постель, опустошенный и обессилевший. Знай он раньше, что супружеская постель может быть такой, он женился бы много лет назад. Но женись он много лет назад, жена у него была бы другая. Но разве такие жены, как Эмма, встречаются часто?