Тесса Дэр - Хотите быть герцогиней?

– Вы что-то едите? – спросил он.

– Нет, – ответила она.

Еще несколько минут тишины.

И вот опять! Шуршание, затем чмоканье.

– Вы что-то едите. Я знаю.

«Ничего я не ем». Ему показалось, что именно эти слова хотела произнести Эмма, потому что у нее вышло что вроде «ням-ням».

– Вы маленькая обманщица. Поделитесь.

– Нет.

– Хорошо. Я оставлю вас здесь. – Он встал. – Одну. В темноте. Наедине со всякими звуками.

– Погодите. Так и быть, я с вами поделюсь.

Эш сел.

Эмма дотронулась до его плеча, спустила ладонь по рукаву и вложила в его ладонь маленький пакетик.

– Это всего-навсего карамельки. Я купила их, когда мы останавливались напоить лошадей.

Эш развернул конфету.

– Царапающий звук – это всего-навсего ветка дуба, растущего на заднем дворе. Она скребет по подоконнику в моей детской спальне. Частенько по ночам я удирал из дому, спустившись вниз по этому дубу, чтобы найти массу приключений на свою голову. – Он сунул карамельку в рот. – Вам не стоит отдавать эту комнату моему наследнику.

– Я отдам ее вам.

– Мне не нужна комната, – отрезал он. – Это ваш дом.

– Разумеется, но, полагаю, вы будете нас навещать.

– Я не планирую этого делать.

Она замолчала, явно обиженная до глубины души.

– Неужели вы не захотите видеть свое дитя?

Благослови, Боже, эту женщину. Она не поняла. Неважно, захочет ли Эш видеть своего ребенка. Вопрос в том, захочет ли ребенок видеть Эша!

Во время ночных скитаний по Лондону он видел, как его воспринимают дети. Обычно они убегали, вопя от страха. Смутное ощущение ужаса так и тянулось за ним как шлейф. Безумная Герцогиня не могла тягаться с Кошмарным Герцогом.

Он разгрыз конфету.

– Разумеется, я хочу получать регулярные отчеты о его здоровье и успехах в учебе в ваших письмах.

– Вы станете воспитывать сына по почте?

– Я буду занят. В Лондоне и в загородных поместьях. Кроме того, вы имеете чрезмерную склонность командовать, а также говорить о чувствах. Не думаю, что вам понадобится моя помощь в его воспитании. Мой наследник…

– Ваш сын.

– Ему будет гораздо лучше с вами.

– А если я не соглашусь? – спросила Эмма. – Что, если я захочу, чтобы он узнал своего отца? Что, если он захочет не только узнать вас, но и полюбить так же, как вы любили своего отца?

Невозможно.

Его сын никогда не сможет так же восхищаться своим отцом, как восхищался своим Эш. Его отца неизменно отмечали мудрость, доброта и терпение, а не злоба и горечь, которые стали теперь его уделом.

Его отец был сильным мужчиной. Он мог посадить сына себе на плечи, не морщась от боли.

У отца было красивое, с благородными чертами лицо, при взгляде на которое Эш всегда чувствовал себя как за каменной стеной. Если он не может дать сыну того же прочного ощущения защищенности, тогда лучше уж вовсе не показываться ему на глаза.

– Довольно разговоров. Пора спать.

Однако уже через несколько минут Эмма снова нарушила тишину, только на сей раз не голосом, а стуком зубов. Вскоре затрясся диван. Она дрожала как осиновый лист.

– Эмма? – Он передвинулся на ее сторону дивана. Она подобрала ноги и накрыла их юбками, упираясь коленями в грудь.

– П-простит-те, эт-то п-прекрат-тится через м-минут-ту.

– Не так уж тут холодно, – удивился Эш, словно пытаясь ее образумить.

– Мне всегд-да холод-дно. Тут уж ничего не под-делаешь.

Да, он вспомнил те пять одеял и крепко обнял Эмму, чтобы поделиться с ней своим теплом. Боже милостивый, ее трясло точно в ознобе. Погода явно была тут ни при чем. Эш потрогал ее лоб – это не лихорадка.

Оставалось одно объяснение: страх. Его жена, которая не боялась ни герцогов, ни разбойников, была напугана до потери сознания.

– Это из-за темноты? – спросил Эш.

– Н-нет. – Эмма вцепилась в ткань его жилета. – Это б-бывает со мной иногда.

Он крепче сжал ее в объятиях и прошептал:

– Я здесь.

Он не стал расспрашивать ее дальше, но вопросы остались, и он не мог не задуматься. Чутье подсказывало, есть кто-то или что-то в основе причины ее болезненного состояния и страха.

Эмма, Эмма! Что с вами приключилось?

И кого придушить, чтобы покончить с этим?

Через несколько минут Эмма начала успокаиваться. Она уже не так дрожала, и тревога Эша тоже понемногу улеглась. Ведь он уже хотел нести Эмму в деревню и искать помощи.

Хотя со своим раненым плечом и с Эммой на руках он не преодолел бы и половины пути до деревни. Это приводило его в бешенство. Как же он проклинал себя! Ни на что не годен…

– Мне уже лучше. Благодарю.

Эмма попыталась отодвинуться, но Эш не собирался ее отпускать, только крепче обхватил здоровой рукой. По крайней мере на это был способен.

– Спите.

Ее не пришлось долго уговаривать. Несомненно, дрожь, сотрясавшая тело, отняла у Эммы последние силы. И Эш остался в темноте наедине со своими мрачными мыслями.

Поездка не удалась. Он предполагал, что жена будет рада перспективе идиллической сельской жизни без него, а он напомнит себе о первоначальном плане: жениться, сделать ей ребенка, устроить в дальней деревне и через добрый десяток лет воссоединиться со своим наследником.

Но вместо того Эмма надежно устроилась в его объятиях, и он не испытывал ни малейшего желания отпускать ее от себя. Хуже того, он невольно ловил аромат ее волос, благоухавших жимолостью. И презирал себя за это.

Ему бы следовало проклинать Иону, как и весь штат своей прислуги, но он признавал: это ведь его вина.

Как все в его жизни, намерения герцога дали прямо противоположный результат. Да еще с каким впечатляющим эффектом!

Эмма проснулась как будто от толчка. Где она? Ах да. Ее обнимает рука мужа. И он, муж, стал свидетелем ее приступа.

Молодая женщина болезненно поморщилась, вспомнив, как трясло ее накануне вечером. За последние несколько лет у нее было всего пара-тройка приступов этой ужасной дрожи, и последний – несколько месяцев назад. Она-то надеялась, что болезнь наконец отступила. Но, очевидно, ошибалась.

Эмма осторожно повернула голову и бросила взгляд на герцога. Он еще спал, слава богу. Свободная рука уютно устроилась на груди. Вытянутые вперед ноги скрещены в лодыжках. Отдых воина на привале. А вот она, Эмма, лежит в очень неуклюжей позе. Ей стало стыдно, и не только из-за позы. Почему мужчина просыпается таким же красавцем, каким был перед тем, как заснуть? Или даже еще лучше. Взъерошенные волосы, милая глазу щетинка на щеках… Несправедливо.

Выскользнув из-под его руки, она поспешила, насколько это было возможно, привести себя в порядок. Вынула шпильки, пальцами разобрала пряди и, слегка пощипав себя за щеки, вернула им румянец.

Когда Эш пошевелился, Эмма поспешно опустилась на свою сторону дивана и притворилась спящей. Решив, что прошло достаточно времени, чтобы герцог успел окончательно проснуться, она похлопала ресницами и открыла глаза. Поднялась и села, деликатно потянулась, простирая руки к розовеющему за окном утреннему солнцу, тряхнула волосами, чтобы упали на плечи волнами.

Смущенно улыбнулась мужу и заправила за ухо прядь.

– Доброе утро.

«Ну да, я каждое утро просыпаюсь такой красавицей. Вы всякий раз уходите от меня, так вот посмотрите, что теряете».

Он почесал у себя за ухом, как собака, которую одолели блохи, и громко зевнул, протягивая руку за сапогом.

– Сдохнуть можно, как хочется отлить.

Эмма разочарованно вздохнула. Значит, это не сказка про Красавицу и Чудовище. Отлично. Тогда и ей притворяться незачем.

– Такой ужасной ночи и представить себе невозможно.

Он натянул сапог.

– Если, по-вашему, худшей ночи невозможно себе представить, значит, вам не хватает воображения.

– Это гипербола, – возразила Эмма. – Вы знаете, что я хотела сказать. Ночь была ужасная.

– Возможно. Но мы хотя бы остались живы, не так ли?

Герцог встал и протянул жене руку. Она подала свою. Эш помог ей подняться с дивана.

– Вы правы. – Эмма попыталась разгладить смятую юбку. – В прошлом мне выпадали ночевки и похуже. Я знаю, что и вам тоже. По крайней мере этой ночью мы были вместе.

Его взгляд изменился, как случалось в очень редкие моменты. Синий лед растаял, согретый глубоким, невысказанным чувством. Манящий, опасный взгляд. Влекущий. Эмме хотелось бы утонуть в этих глазах.

– Эмма, вы… – Он замолчал, потом начал снова: – Просто не вздумайте к этому привыкать. Вот и все.

– Мне и в голову не приходило, – солгала она.

– Хорошо.

Логика подсказывала Эмме, что у нее нет причин обижаться на эти слова. Тем не менее ей стало больно.

Грохот колес кареты на подъездной дороге нарушил напряженное молчание. Герцог одернул жилет.

– Теперь, с вашего позволения, мне нужно выйти.

– Заходите, заходите же. Я очень рада, что вы здесь. – Эмма передала служанке забрызганную дождем накидку Александры. – Не верится, что вы шли сюда в такой ливень.

– Я всегда пунктуальна, – ответила Александра, приглаживая закудрявившиеся под дождем черные волосы.

– Да, наверное, это ваша обязанность.

– Я принесла хронометр. – Александра поставила свой саквояж на ближайшую скамью, открыла его и достала медный инструмент, похожий на гигантские карманные часы. – Уверяю вас, этот аппарат показывает время с точностью до секунды. Я ношу его в Гринвич раз в две недели, чтобы синхронизировать с меридианом, а раз в год его калибруют.

– Вам не нужно убеждать меня в качестве своих услуг, Алекс. Я доверяю вам и так.

Александра улыбнулась:

– Благодарю.

Эмма повела ее в гостиную.

– Сначала чай. Вам нужно согреться – вы ведь попали под дождь. Потом мы обойдем дом и проверим все наши часы.

– Вам необязательно делать это самой. Меня может проводить ваша экономка.