Тесса Дэр - Хотите быть герцогиней?

– Простите, – одними губами проговорила девушка.

– Кто здесь? – Герцог поспешно обернулся, сжимая в руке бритву.

Эмма скривилась. Ну что тут поделаешь?

– Это я. – Она выбралась из своего укрытия, улыбнулась и весело помахала рукой. – Всего-навсего я. И больше никого.

Он смотрел на нее со смешанным выражением гнева и недоверия.

– Эмма?

Она дала Александре мягкий тычок, прежде чем выбраться из-за дивана и подойти к мужу.

– Я думала, вы внизу, в бальном зале.

– Я и был там, потом поднялся сюда.

– Да, конечно.

У нее за спиной Александра вылезла из-за дивана и ползком на четвереньках торопливо двинулась к спасительному выходу. К счастью, герцог смотрел только на Эмму, иначе неминуемо увидел бы Александру, и положение, и без того неудобное, уподобилось бы… пусть не девятому кругу ада, но менее известному изобретению Данте, а именно: шестому восьмиугольнику стыда. Эмма только и смогла произнести:

– Опять бадминтон?

– Фехтование.

– Ах да. Фехтование. – Она дотронулась до мочки уха.

Теперь понятно, почему в бальном зале лязгал металл.

Краем глаза Эмма видела, как Александра, стоя с другой стороны двери, машет ей рукой на прощание. Теперь можно было облегченно перевести дух.

– Теперь моя очередь задавать вопросы, – сказал Эшбери. – Кой черт дернул вас сюда пробраться и подглядывать за мной?

– Прежде чем я продолжу, не могли бы вы… убрать бритву подальше?

Кажется, он сам удивился тому обстоятельству, что по-прежнему держит в руке эту острую штуковину. Сложив бритву, он бросил ее на туалетный столик, и та звонко опустилась на поднос.

– Теперь объясните, что вы делали, прячась за диваном.

Эмма гордо вскинула подбородок, поскольку уже придумала безупречный предлог.

– Я искала кошку.

– Кошку?

– Да. Кошку.

– Хотите сказать, вот эту кошку? – Кивком герцог указал на тот самый диван, за которым пряталась Эмма.

Эмма обернулась. На мягких подушках дивана, свернувшись калачиком, сладко спала Штанина.

Как такое могло произойти?

Кошка подняла голову, как будто поняла, что говорят о ней. Потянулась и устремила на них вопросительный и невинный взгляд.

Эмму никто так подло не предавал, с тех пор как ей исполнилось шестнадцать.

«Ты, пушистая бестия. Я подобрала тебя, когда ты умирала с голоду, взяла в дом с промозглой улицы, и вот как ты мне отплатила?»

– Достаточно, – сказал герцог. – Просто признайтесь, что забрались сюда, чтобы на меня поглазеть. Нарушить мое уединение, против моего желания, чтобы удовлетворить свое любопытство.

– Нет. – Эмма энергично затрясла головой, готовая все отрицать. – Нет, я бы никогда…

– Не лгите мне! – взревел он.

Она проглотила стоявший в горле ком. Тогда, разведя руки в стороны, он медленно повернулся.

– Хорошо. Тогда получайте то, зачем пришли. Глядите хорошенько. А потом уходите.

Эмма взглянула ему в лицо, изо всех сил стараясь не отводить глаз.

– Я пришла не для того, чтобы за вами подглядывать. Клянусь. Хотя не стану отрицать: оказавшись здесь, я смотрела – ничего не могла с собой поделать.

– Разумеется, вы смотрели. Кто бы отказался? В Лондоне бывают представления цирка уродов, только там вам бы пришлось заплатить шестипенсовик, да и зрелище далеко не такое впечатляющее.

– Не говорите так, – взмолилась Эмма. – Неужели вы столь низкого обо мне мнения?

– Я знаю человеческую природу. – Герцог ударил кулаком себя в грудь. – Я хочу, чтобы вы сказали правду. Уже не в первый раз я ловлю вас на том, что вы меня разглядываете, хотя сегодняшнее вторжение перешло все границы. Вы будете отрицать?

– Нет. Не могу.

Он наступал.

– Вы явились сюда, спрятались за диваном, чтобы удовлетворить свое страстное, но болезненное любопытство.

Эмма покачала головой, отрицая.

– Признайтесь же!

– Я не могу признаться! Это неправда! Я… – Ее голос дрогнул. – Да, я на вас смотрю. Но не потому, что нахожу вас уродливым. И дело не в моем болезненном любопытстве.

– Тогда в чем?

Ее сердце явно собиралось выскочить из груди. Хватит ли ей смелости признать правду?

– Это… моя одержимая влюбленность.

– Влюбленность? – Он встал как вкопанный, сверля ее взглядом. Можно подумать, у нее во лбу выросли рога, а на рогах появились фиалки и пирожные к чаю.

Эмма не знала, что сказать, что сделать. Она и так наделала и наговорила хоть отбавляй. Ни слова больше не говоря, она пулей вылетела из комнаты.

В этот вечер обед прошел без обычных шуток и неумолчной болтовни Эммы. Эш предположил, что его жена просто пристыжена, – и поделом ей! Жаль только, что он не может перестать думать о ней – о ее сегодняшнем вторжении и бесстыдной лжи.

И о том, что она ничего не ест и не пьет вина.

– Вы не притронулись к супу, – не выдержав, сказал Эшбери. – Из-за вас и мне не хочется есть.

– Не беспокойтесь. – Эмма с мрачной решимостью проглотила ложку супа.

Он возвел глаза к потолку.

– Тогда выплевывайте.

Эмма замерла, и ее ложка замерла на полпути.

– Да не суп! Что вы хотите мне сказать?

Эмма положила ложку.

– Да. Нам нужно поговорить. Насчет сегодняшнего. Про то, что я испытываю к вам чувства.

Эш быстро взглянул на лакеев.

Слуги вышли.

Он снова уставился на свою бестолковую жену.

– Почему вы все время твердите об этом?

– Потому что вы постоянно спрашиваете! Потому что я должна кому-то сказать, но я не знаю, как говорить такое кому-то другому! – Она уставилась в свою тарелку. – Я влюбилась в вас, сама того не желая. Вот в чем беда.

– Была бы беда, – усмехнулся он, – не будь ваша влюбленность плодом вашего же воображения.

– Мое воображение тут ни при чем.

Герцог пожал плечами.

– Может быть, у вас скоро месячные? Слышал, что в такой период женщины сходят с ума и им мерещится то, чего нет.

– Хорошо. Значит, я сошла с ума. – Она бросила на него сердитый взгляд. – Вы такой же, как все мужчины! А я имела глупость влюбиться в вас, несмотря ни на что. Я уверена, что это влюбленность. Уверена, потому что со мной это уже было.

Теперь настала очередь Эшбери сходить с ума. И ему померещилось то, чего нет, а результатом были ревность и гнев.

– Кто это был?

– Разве это важно?

– Потому что, – сурово сказал он, – мне нравится знать имена людей, которых я презираю. Я записываю их в книжку, время от времени перечитываю, попивая бренди, и при этом меня разбирает зловещий смех.

– Это был один молодой человек, еще дома, вечность назад. Конечно, вам известно ощущение безумной влюбленности. Это не просто восхищение физическими качествами. Вы только и думаете что об одном-единственном человеке. Вы словно плывете сквозь время и распеваете песню, состоящую из единственного имени. И думаете лишь о том, когда же снова увидите предмет своего обожания.

– И вы говорите, что чувствуете себя именно так. Парите в небесах. Распеваете песни. Про меня.

Эмма вздохнула:

– Да.

– Глупость.

– Знаю, но, похоже, не могу справиться. У меня есть несчастливая привычка видеть в человеке только лучшее, поэтому я слепа к его недостаткам.

– А я состою исключительно из недостатков. Не представляю, какие вам еще нужны доказательства.

– И я тоже. Вот что меня тревожит. – Эмма комкала льняную салфетку. – Правда, такие чувства долго не живут. Человек или очнется от чар, или полюбит по-настоящему.

– А как вышло с парнем там, дома?

– Я думала, что моя влюбленность перерастет в любовь, но он ясно дал мне понять, что не испытывает ко мне подобных чувств. Иллюзия лопнула как мыльный пузырь, и я увидела своего героя в истинном свете.

Герцог откинулся на спинку стула.

– Вот, значит, каков ваш ответ. Мы можем решить этот вопрос прямо сейчас, раз и навсегда. Я все время твержу, что не испытываю к вам ответных чувств. Это правда.

– А я вам не верю! – Эмма помолчала. – Мне кажется, вы тоже в меня влюблены.

Эш взял нож, чтобы разделать на блюде жареного фазана, и с остервенением начал пилить ни в чем не повинную птицу. Положил кусок ей на тарелку.

– Не возьму в толк, с чего вы так решили?

– Каждую ночь вы приходите ко мне чуть раньше, чем в предыдущую.

– Возможно. Мне не терпится выполнить то, что требуется.

– Дело не только в ранних визитах. Вы задерживаетесь у меня все дольше.

Эш вонзил вилку в фазанью грудку.

– И что с того? У вас что, книга учета в комоде? Вы рисуете графики? Засекаете, надолго ли меня хватает?

Эмма слегка улыбнулась, глядя в бокал с вином.

– Не притворяйтесь, что вам бы не польстило, если бы я в самом деле вела такой учет.

– Прекратите глупо улыбаться. Есть только одна причина, отчего я прихожу в вашу спальню когда захочу. Вам полагается забеременеть. И для достижения этой цели я настаиваю на том, чтобы вы правильно питались и пребывали в добром здравии. Ешьте свой обед!

Эмма взяла вилку.

– Как скажете, сокровище мое.

– Да, я так и скажу, моя маленькая плутовка.

Герцог сердито уставился на серебряный подсвечник. Действительно, это проблема. Все это замечательно, что они доставляют друг другу удовольствие в постели. Однако за пределами спальни необходимо держать дистанцию. Нельзя поощрять глупые сантименты с ее стороны, даже если жена действительно им восхищается… Но ведь этого не может быть!

Правда проста, напомнил себе Эшбери. Эмма придумывала оправдания сегодняшнему происшествию, когда он застукал ее в своей спальне, а она потом умчалась так, будто ее черти кусали за пятки. Раздувая его гордость, она просто надеялась усмирить его гнев.

Влюблена безоглядно, вот как она сказала. Немыслимо.

И если она думает, будто и он в нее влюблен, она не оставила ему выбора. Теперь он обязан доказать ей, что она ошибается. Сегодня ночью, решил Эш, он вообще не пойдет к ней в спальню.