Тесса Дэр - Хотите быть герцогиней?

– Что ж, начнем. – Эш приготовился поразить какой-нибудь портрет предка на дальней стене бального зала.

Хан извлек из корзинки мяч, примерился, выступил на шаг вперед и бросил, вложив в бросок изрядную, как выяснилось, силу. Мяч резво отскочил от ковра. Эш замахнулся битой, только поймал не мяч, а воздух и обернулся, провожая взглядом улетевший мяч.

– Я пока только разогреваю мускулы, знаешь ли. – Герцог с равнодушным видом сделал несколько пробных замахов битой.

– Ну разумеется, ваша светлость.

Достав второй мяч, Хан провел подачу с неожиданным проворством и мастерством. На сей раз Эш достал мяч, но бита лишь задела его по касательной.

– Довольно метко, не так ли?

Следующий мяч, посланный дворецким, упал как раз под ноги хозяину, отрикошетил вверх и ударил в голень – чертовски точно и больно.

Охнув, Эш растер ушибленное место тыльной стороной ладони.

– В другой раз будь осторожнее, ладно?

Но не успел он поднять биту, как Хан атаковал опять. Мяч влетел точно в бедро. Теперь не оставалось сомнений, что Хан целил в хозяина нарочно.

– За что ты меня так?

– За то, что позволили ей уехать, осел вы эдакий!

Эш воздел руки.

– Она сама так захотела! Вынашивала свой план несколько месяцев. Хитростью вынуждала меня иметь ее во всех углах дома, вращаться в обществе и… И даже что-то там почувствовать!

Эш бегал по кругу, выгоняя из ноги пронзительную боль. И едва успел увернуться, когда следующий мяч просвистел возле его уха.

– Гром и молния! Что ты вытворяешь?

– Однажды снаряд выбил из вашей головы всякий разум. Может, вы образумитесь, если треснуть вас еще раз? – Хан изготовился к следующей подаче. – Вы дали клятву любить, оберегать и уважать свою жену. Это было в клятве. Я свидетель.

Подняв крикетную биту, Эш нацелил ее на слугу.

– Тогда тебе стоит вспомнить, что она поклялась повиноваться мне. А теперь смотри как оно обернулось.

Дворецкий отвел руку назад, готовясь выполнить бросок. Эш поморщился.

– Погоди. – Отбросив биту в сторону, он поднял вверх обе руки, признавая поражение. – Послушай-ка меня, ладно? Если ей угодно ехать в деревню, тем лучше. – Он провел ладонью по изуродованной стороне лица. – Я ей не нужен.

– Ну разумеется, вы ей не нужны. – Возмущенный голос Хана эхом разнесся по бальному залу. – Любому дураку ясно.

– И что же мне, по-твоему, делать?

Хан испустил долгий страдальческий выдох.

– Поезжайте. На бал. Согласны вы с ней или нет. Едет ли она в Суонли или нет. Вы же знаете, что мисс Уортинг пускает слюни, предвкушая, как разорвет ее на части. Если вы отправили ее одну и бросили на съедение, то вы ничем не лучше прочих. Сначала эта скотина Джайлз…

Эш нахмурил лоб.

– Кто это – Джайлз?

– Сын сквайра. В Хартфордшире. Не говорите, что она вам не…

– Да-да. Разумеется, она мне рассказала. Но я не запомнил, как зовут мерзавца.

Хан начал снова:

– Сначала Джайлз. Потом ее отец. Потом еще этот подлец Роберт.

– Погоди-погоди. Там был еще и Роберт?

Дворецкий отправил в полет последний мяч.

– Роберт! Тот самый, что притворялся, будто ухаживает за ней. Да только настоящей его целью было выведать насчет дам, которые приходили в мастерскую. Тот самый, что потом сбежал с каучуковой наследницей. Она наверняка вам рассказывала.

Эш не только не слыхивал про Роберта, но даже понятия не имел, кто такая каучуковая наследница.

Хан пошел по залу, подбирая разбросанные мячи и складывая в корзину.

– Все эти негодяи обошлись с ней одинаково гадко. Каждый предпочел тешить собственную гордыню, вместо того чтобы встать на ее сторону. Теперь и вы туда же. Вы предпочли бы скорее шататься по Лондону, изображая чудовище, чем поддержать ее хотя бы на один вечер и стать тем мужчиной, который ей так нужен. Вы ведете себя точно избалованный ребенок.

Эш зарычал.

– Вы ее потеряете! А потом и меня заодно. Я служил вашему семейству тридцать лет. Мне полагается пенсия, и я не хочу потакать вашей глупости, когда вы только и делаете, что плачетесь о своей драгоценной особе. Желаю вам самого что ни на есть счастья в одиночестве. И чтобы вы состарились в окружении двадцати кошек.

– Ничего другого я и не предполагал, – парировал Эшбери. – У нас с Эммой брак по расчету, а не по любви.

– Ваша светлость, вы бы не догадались, что это любовь, даже если бы она врезала вам под дых. – Дворецкий бросил корзину с мячами под ноги Эшу. – Уворачивайтесь.

– Что?..

Хан нанес ему основательный удар прямо в солнечное сплетение. Эш согнулся пополам.

Дворецкий схватил его за отвороты жилета.

– Вы должны были увернуться! – Низко поклонившись, он вышел из зала.

Эш остался один, оглушенный, согнувшийся пополам, хватая ртом воздух. Одной рукой он оперся о стену.

– Чтоб тебе провалиться, Хан!

Да, наверное, он это заслужил. И если подумать, что такое еще один удар по сравнению с теми, что судьба уже обрушила ему на голову?

Он провел годы в страданиях. Как, кстати, и Эмма. И ни он, ни она не могли упредить раны друг друга. Он не мог отправиться в прошлое и предупредить ее, чтобы не растрачивала любовь на никчемных людишек, один другого хуже.

Но самым неудачным ее выбором стал он, герцог Эшбери. Предполагалось ведь, что он станет тем единственным в ее жизни мужчиной, который ее не обидит.

Невозможно. Теперь слишком поздно.

Но гром и молния! Вдруг его дворецкий прав? Сегодняшний вечер – нечто особенное. Лондонские сплетницы съедят ее живьем. А он по крайней мере может предложить им себя как кусок мяса пожирнее. Уж что-что, а привлечь всеобщее внимание к своей особе он отлично умеет.

– Хан! – Эшбери выскочил в коридор. – Приготовь мой черный фрак и начисти сапоги, чтоб блестели.

Дворецкий, стоя у дальней стены, ответил хозяину скучающим взглядом.

– Уже сделано, ваша светлость.

– Ты не в меру дерзкий и самонадеянный болван.

– К вашим услугам.

Но времени на дальнейшие препирательства не осталось – ему нужно было одеваться к балу.

Наверху Эш прыгал по спальне на одной ноге, натягивая сапог на другую. Размахивал руками, описывая круги за спиной, пытаясь отыскать рукава. Узел шейного платка напоминал вареную картофелину. Наконец он решил, что навертел на свою особу достаточно шерсти, шелка и всего остального, пусть и самым беспорядочным образом. Как безумный, сбежал по ступенькам, распахнул дверь бокового входа, чтобы выйти из дому, и тут…

Чертова кошка прошмыгнула между ног и исчезла в переулке за конюшнями.

Маленькая дрянь!

Эш пустился в погоню. Он не мог допустить, чтобы треклятое животное сбежало. Хоть кто-то или что-то должно остаться в доме, чтобы напоминать об Эмме, даже если все прочее полетит к чертям.

– Штанина! – позвал он, бросаясь за угол, а потом забирая влево. – Вернись, Штанина. Вернись! – Эш свистел, щелкал пальцами, увещевал, заглядывал в каждую щель, в каждую дыру. – Кис-кис!

Герцог пытался не думать, как все это может выглядеть со стороны. Сумасшедший, с обезображенным шрамами лицом мужчина бегает по темным улицам Мейфэра, выкрикивая бессмысленные слова, и при этом чмокает. Растрепанные волосы, кое-как застегнутый сюртук…

Превосходно!

Когда в глухом переулке трое мужчин оттеснили Эшбери в угол, повалили на землю и набросили на голову мешок, он даже не особенно удивился. Эш не сомневался, что его отвезут в сумасшедший дом.

Но, к несчастью, он ошибался.

Жестоко ошибался.

Эш мерил шагами тюремную камеру, бормоча себе под нос слова, которые не произносил уже много лет. Все те, что отец запрещал ему употреблять. Отлично. Вот и пригодились для такого случая. Теперь самый раз.

– Дерьмо! Твою мать! Ублюдки! Чертовы мерзавцы!

Его пьяный сокамерник, сидя в углу, следил за каждым его движением остекленевшим взглядом.

– Придержи язык, эй!

– Пошел ты. – Эш пнул стену камеры. – Твою мать!

Это был крах.

Эш подошел к двери и заорал, обращаясь к стражникам:

– Эй, вы там! Выпустите меня немедленно! Я герцог Эшбери!

Тюремщики только засмеялись.

– Слышали, ребята? – сказал один. – У нас тут завелся герцог! Чудовище из Мейфэра, которое не один месяц пугает женщин и детей, оказывается, герцог. Ничего себе.

– Я не чудовище, – возмутился Эшбери. – Я… Это недоразумение! Я раздал целое состояние вдовам военных и осыпал конфетами сирот!

– Ни за что не поверю, – сказал второй стражник.

Первый согласился:

– Я так думаю, вранье это все. Газетам верить нельзя.

Эшбери застонал. «Если вы не верите газетам, почему тогда я здесь?»

– Щенки! – кричал он, припомнив кое-что. – Я вынес щенков из горящего дома!

– Вынес, это точно. А потом, наверное, выпил их кровь.

Еще несколько кругов по камере. Теперь он решил применить другую тактику.

– Это похищение. Похищение знатной особы – серьезное преступление. Вас повесят, если вы меня не отпустите.

Но они подняли его на смех.

– За чудовище объявлена награда! Мы только станем на двадцать фунтов богаче, вот и все.

Эшбери с тихим стоном прислонился лбом к прутьям решетки, потом начал ее трясти.

– Бесполезно. Они мне не верят.

Его пьяного товарища по несчастью стошнило.

– Я вам верю, ваша светлость, – пробормотал он нечленораздельно.

– Много мне в том проку. – Эшбери привалился спиной к стене. – Ты слышал дикие истории, которые они повторяют! Моя легенда явно превзошла правду.

– Нужно было думать раньше, приятель.

– Благодарю за мудрый совет.

Эмма оказалась права. Он слишком увлекся игрой в чудовище и теперь за это расплачивался. Давным-давно следовало объявить о себе. Было исключительно глупо думать, что он может оставаться в тени целую вечность.

Эмма заслуживала другого. Каждая минута в тюремных стенах означала: он потерял еще минуту, которую мог бы провести рядом с Эммой, когда она так в нем нуждалась, и приблизился к тому, чтобы потерять ее навсегда.