— Ты сделаешь так, как тебе велят! — крикнул Блэз. — Радовалась бы, что масса доктор продал тебя Максвеллам! Драмжер — славный паренек, к тому же твоя родня. Лучше будь с ним ласкова, не то я сам сдеру с тебя одежду и попрошу у массы Максвелла разрешения тебя выпороть!

После этих слов Блэз снова появился в двери, разводя руками.

— Ишь, раскапризничалась! Ничего, девушки всегда сперва отбиваются, а потом берутся за ум. Если тебе понадобится помощь, позови меня. Уж я ее утихомирю!

Драмжер благодарно кивнул, но не смог скрыть самодовольства.

— Скорее всего, я и сам управлюсь. Приказ массы Хаммонда для меня закон. Без его распоряжения я ничего не делаю. Раз залез на одну в Фалконхерсте, не спросив его разрешения, так он мне надрал задницу по первое число! А теперь разрешил — что ж, придется подчиниться. Подождите, утром сами увидите.

— Как ты похож на Драма, своего деда! Просто вылитый! Помнится, подцепили мы с ним как-то на Конго-сквер двух квартероночек. Так он всю ночь напролет с ними барахтался, когда я давно сдался. Он с ума сходил по светлокожим девчонкам! Из-за них и помер. — Лицо Блэза стало печальным. — Драм был славным малым. Мне его сильно недостает. А ты на него очень похож. Но все равно, будь внимателен к Кэнди. Она молодая, нежная. Не причини ей боль.

— Не причиню, — улыбнулся Драмжер. — Она мне слишком нравится, чтобы сделать ей больно. Какая она хорошенькая! Я буду с ней очень ласковым.

— А ей все равно будет больно. Ведь у Кэнди еще никогда не было мужчины. Так что запасись терпением, парень. Не кидайся на нее, как разъяренный бык. Действуй спокойно. Калинда выдаст тебе сала. Это помогает.

Дверь каморки распахнулась, и Калинда вытолкнула в кухню распухшую от слез Кэнди. На девушке была белая батистовая рубашка до самого пола, с длинными рукавами и высоким воротом. В волосах ее блестели капельки влаги, она источала пьянящий запах свежевымытого тела. Волосы ее были распущены. Она не смела поднять на Драмжера глаза. Калинда вывела ее на середину кухни, Блэз взял со стола зажженную свечу.

— Чтоб никаких глупостей, слышишь, дочка? Это — твой мужчина. Он хороший парень и твой троюродный брат, так что тебе надо радоваться, что тебе достался именно он. Масса Максвелл — хороший человек, он будет тебе добрым хозяином, если ты проявишь послушание. Он велел Драмжеру спать с тобой, а Драмжер — послушный слуга. Веди его в свою комнату. — Он сунул ей подсвечник. — Ступай!

Девушка, по-прежнему не поднимая головы, медленно побрела к двери. Драмжер засеменил за ней. Услышав всхлипы, он обернулся и увидел, что это рыдает Калинда. Однако Блэз, заговорщически подмигнув, вручил ему склянку с салом. Драмжер вышел за Кэнди во дворик, а потом поднялся по дощатым ступенькам в деревянную пристройку, где ютились рабы. Она поднималась первой, и при каждом ее шаге пола рубашки немного задиралась, маня Драмжера видом шоколадной ножки, позволявшей представить, что ждет его дальше. Потом, пробежав по узкой галерее, она открыла одну из дверей. Не прибавь он шагу, она захлопнула бы дверь перед самым его носом. Войдя, он аккуратно затворил за собой дверь. Она поставила подсвечник на стул и повернулась к нему.

— Если ты воображаешь, что будешь со мной спать, то тебя ждет разочарование, мистер Ниггер. Я тебе не дамся, понял?

— Раз масса Хаммонд приказал мне с тобой развлечься, то я так и поступлю.

— Какое мне дело, что тебе приказал твой масса Хаммонд? Мне он ничего не приказывал, вот я и не буду.

— Теперь он твой хозяин. Если он отдал мне такой приказ, то это относится и к тебе. Иначе он велит раздеть тебя и выпороть. Знаешь, как он наказывает фалконхерстских девок? Привязывает за ноги, вздергивает вниз головой и обдирает всю шкуру со спины.

— Со мной он этого не сделает. И ни в какой Фалконхерст я не поеду. Я сбегу! У меня тут есть парень — светлокожий, а не такой черномазый, как ты. Он в меня влюблен. Он мне обязательно поможет. Так что лучше тебе устроиться на полу, а не пытаться залезть ко мне в постель. Я все равно не собираюсь с тобой якшаться. — Она откинула простыню и юркнула в постель, постаравшись не высунуть из-под рубашки ни кусочка тела. — И не вздумай раздеваться! Я не желаю любоваться голыми черномазыми!

Словечко «черномазый» оскорбило Драмжера, а упоминание о другом парне разбудило в нем ревность.

— Кто этот парень, который, как ты говоришь, тебя любит? — Он не собирался ни с кем делить свою Кэнди.

— Думаешь, я такая дурочка, что все тебе разболтаю? — Она помотала головой, рассыпав по подушке пышные волосы. — Ни в коем случае! Иначе ты узнаешь, куда я собираюсь сбежать. — Она показала ему язык и презрительно фыркнула. — Он — настоящий красавец и почти белый. И волосы у него светлые и курчавые.

— Он с тобой спал?

Драмжер шагнул к кровати, и Кэнди поежилась, увидев, как он стиснул зубы. Она испуганно сглотнула и выпучила глаза.

— Конечно, нет! За кого ты меня принимаешь?

Не удостоив ее ответом, Драмжер снял пиджак, развязал узкий галстук, расстегнул рубашку и аккуратно повесил ее на спинку стула. Потом он сбросил туфли и наклонился, чтобы снять черные хлопковые носки. Кэнди закрыла лицо ладонями, но Драмжеру показалось, что она раздвинула пальчики, когда он, сняв брюки, взялся за подштанники. Он не ошибся: она подглядывала за ним! Что ж, пускай смотрит! Пусть у него не светлые волосы, пусть он не бледнокожий полукровка, зато у него есть кое-что получше! На это не грех посмотреть. Он не стал задувать свечу, а снял ее со стула и поставил на пол, после чего, окончательно разоблачившись, сложил одежду на полу. Потом он подпер стулом дверь. Отражение огонька свечи в ее глазах свидетельствовало о том, что она продолжает за ним подглядывать. От этого его желание только усилилось, возбуждение возросло. Неторопливо, чтобы дать ей полюбоваться им как следует, он вернулся к кровати и, встав прямо над ней, убрал пальцы с ее лица. Она резко отвернулась и зарылась лицом в подушку.

— Ты боишься на меня смотреть? — спросил он.

Она покрутила головой, еще глубже зарываясь лицом в подушку. Он взял ее за плечо и другой рукой повернул ее голову.

— А я говорю, смотри!

Она крепко зажмурилась.

Он отпустил ее, и она упала на подушку. Все оборачивалось не так, как он предполагал, и он был в замешательстве. Его желание становилось все нестерпимее, одновременно его подстегивал страх: что скажет масса Хаммонд, узнав, что он не выполнил его приказание? Отчаяние сменилось гневом. Слишком долго он предвкушал этот момент, чтобы так сразу ретироваться. Он рванул у нее из рук край простыни и бросил ее в изножье кровати. Теперь ее тело скрывала только длинная сорочка. Силой принудив ее приподнять подбородок, он вцепился в ворот сорочки и разорвал ее сверху донизу.

— Сними эту дрянь! — Он приблизил свое лицо к ее, ощутив на щеке ее дыхание.

Дальнейшего он никак не мог предвидеть: ее зубы сомкнулись на мочке его уха. Острая боль заставила его отпрянуть. Он разжал ей челюсти. Ей на лицо закапала его кровь.

— Не пойму я тебя! Зачем ты упрямишься? Я не сделаю тебе больно, разве что самую малость. Ты теперь моя. Я хочу тебя больше, чем любой мулат на свете. — Он прилег рядом с ней, прижавшись ногами к ее ногам и ощущая ее тепло. Она старалась отодвинуться, но он крепко прижал ее к себе.

— У тебя ничего не выйдет! — твердила она, стараясь вырваться.

— Надоела мне эта возня! — С этими словами он, стиснув зубы, вскарабкался на нее. Она заерзала, но он поймал ее за запястья и прижал их к кровати, после чего приподнялся на одном колене. — Я совсем не хочу делать тебе больно, но ты сама себе навредишь, если не одумаешься.

Он надеялся хоть на какой-нибудь ответ, но она словно окаменела. Ее молчание разъярило его. Он наотмашь ударил ее по щеке, она вскрикнула, но этот испуганный крик его не охладил. Он нанес ей второй, еще более сильный удар. Потом, схватив ее за плечи, он приподнял ее и принялся трясти, да так сильно, что ее голова отчаянно замоталась, грозя оторваться от тела. Притомившись, он бросил ее на подушку. Его тяжелое дыхание не смогло заглушить ее стонов. Он увидел, как по ее лицу в ушибленных местах расплывается краснота. Она прекратила борьбу, однако по-прежнему отворачивалась от него и усиленно жмурилась, словно пыталась прогнать его хотя бы таким способом. Из-под ее века выползла слезинка, которая теперь медленно скатывалась по щеке, оставляя мокрую полоску. До него постепенно дошло, что она впервые в жизни столкнулась с доказательством своей несвободы: ей не принадлежало даже ее собственное тело. За первой слезой последовала вторая. Драмжер уже испытывал к ней жалость, а не злость. Аккуратно, не произнося ни слова, он выпустил ее и прилег рядом, приобняв одной рукой и положив ее голову себе на плечо.

Лица их были теперь так близко, что губы могли бы соприкоснуться, если бы она не поспешила отодвинуться; к тому же в ее поведении не было признаков того, что ей хоть немного нравится его близость. Он запустил пальцы свободной руки ей в волосы и прижал ее лицо к своему. Губы его раздвинулись, обхватив ее губы, но язык наткнулся на преграду из стиснутых зубов. Впрочем, совсем скоро и ее губы, как бы уже не подчиняясь ее воле, разомкнулись и позволили его языку проникнуть в ее теплый рот. Ее язык уже возбужденно подрагивал. С трудом сдерживая нетерпение, он оторвался от ее рта, чтобы прошептать:

— Ты чувствуешь мои поцелуи, Кэнди? Тебе нравится? Наверняка они лучше, чем поцелуи какого-то мулата.

Она ничего не ответила, но ее ладони, до того сжатые в кулаки и упиравшиеся ему в грудь, разжались; от их тепла его пронзило током. Ее пальцы пробежались по его потной коже и задержались на его соске, который она через секунду-другую сжала так крепко, что он едва не вскрикнул. Ее рот раскрылся еще шире, и она еще глубже погрузила затылок в мягкое лоно подушки — на сей раз с целью сделать ему удобнее. Он теснее прижал ее к себе, одной рукой поглаживая ей спину, а другой лаская ее грудь.