— И мне здесь нравится, — признался Джубал. — Хороший дом, добрый хозяин, верный друг — Драмжер.

Аякс подмигнул Бруту, Брут подмигнул Аяксу.

— Мы с Брутом — тоже твои добрые друзья, разве нет, Джубал?

Джубал улыбнулся.

— Все вы мои друзья. Я вас всех люблю.

— Не хочу быть свободным негром! — подытожил Драмжер.

— А я хочу!

Все обернулись на Кэнди, которая, стоя в дверях кладовой, размахивала найденной Драмжером листовкой.

— Невежественные ниггеры, вот вы кто! А мне не хочется здесь оставаться! Что тут, медом намазано? Я, скажем, мечтаю о свободе, мечтаю возвратиться в Новый Орлеан. Там у меня было бы желтое атласное платье, большая карета, запряженная четверкой. Я бы ездила в оперу, по магазинам. Купила бы себе бриллиантовые серьги! Роскошно одевалась бы, жила в большом доме, где мне прислуживала бы толпа негров. Они бы обращались ко мне: «Мисс Кэнди, мэм», — а тех, кто не мог бы этого выговорить, я бы учила плеткой. Они все попробовали бы у меня плетки, просто для острастки. Моей каретой правил бы молодой негр, за столом мне прислуживал бы высокий мулат, негритянка помогала бы краситься. Лопала бы трижды на дню с белого фарфора с розочками, серебряными приборами. И туфельки у меня были бы атласные, алые, на высоком каблучке. Хочу быть свободной, а как же! Не всю же жизнь гнуться перед белыми. Я ничуть не хуже их!

Лукреция Борджиа неуклюже встала из-за стола, медленно прошлась по кухне с обманчивой улыбкой. Подойдя к Кэнди, она с наслаждением занесла руку. Годы не лишили Лукрецию Борджиа силы: она отвесила девушке такую звонкую оплеуху, что та рухнула на пол. Драмжеру пришлось ее поднимать.

— Пускай мечтает о свободе, что тут такого? — крикнул он Лукреции Борджиа.

— Лучше пускай держит за зубами свой дерзкий язык! Здесь не место болтать о таких вещах! В моей кухне!.. Желтое атласное платье? Как бы не так! Скоро она станет брюхатой. Уж я слышу, как скрипят по ночам пружины в вашей кровати — уснуть нельзя! Хороша же она будет в желтом атласном платье поверх здоровенного брюха!

Кэнди рыдала, Драмжер утешал ее, как мог:

— Кэнди, детка, никто не помешает тебе мечтать о свободе. Только не говори об этом Лукреции Борджиа.

— Обязательно нажалуюсь на нее миссис Августе! — Лукреция Борджиа занесла руку для новой оплеухи. — Она расскажет все массе Хаммонду, а уж тот ее взгреет! Всю шкуру со спины спустит! Вот попробует кнута — тогда не будет кричать о бриллиантовых серьгах.

Кэнди стало страшно. Она поняла, что наболтала лишнего. Вырвавшись из объятий Драмжера, она бросилась к Лукреции Борджиа, обняла ее, стала целовать, заискивающе приговаривая:

— Я просто пошутила, мисс Лукреция Борджиа. Я просто так, ради смеха! Кто же захочет отсюда сбежать? У меня здесь славный парнишка. С ним мне так хорошо, что не нужен мне никакой лакей-мулат!

Драмжер насторожился: снова она о мулате! А он-то полагал, что она уже забыла типа, который ухлестывал за ней в Новом Орлеане. Впрочем, Лукреция Борджиа удовлетворилась объяснениями Кэнди. Рука, только что едва не выбившая ей зубы, теперь утешающе гладила ее по голове.

— Я рада, что это была шутка. Напрасно я тебя ударила. Но за такие слова — поделом.

Однако Драмжера Кэнди было не провести. Он-то знал, что она говорила серьезно. Она стремилась к свободе, и в этой свободе для него не было места. Она грезила о щеголеватом мулате, который будет разъезжать с ней в карете и делить с ней ложе…

Но стоило ей перейти из объятий Лукреции Борджиа в его объятия, и он тут же забыл о мулате и возжелал одного — затащить ее наверх и опрокинуть на свежую постель. Она теснее прижалась к нему и соблазнительно улыбнулась.

— Пойду наверх, приведу себя в порядок. Надо переодеться, прежде чем идти к миссис Августе. Ты не поднимешься со мной на минутку, Драмжер?

17

Домой Хаммонд возвратился за полночь и не один. Его сопровождали человек двадцать, все до одного в сильном подпитии. Августа наказала Драмжеру бодрствовать до приезда Хаммонда, и он подремывал в большом кресле вестибюля, переживая, что Кэнди легла одна, а он застрял внизу. Услышав шум, он очнулся и с помощью одной предусмотрительно не загашенной свечки зажег все свечи в вестибюле, после чего успел распахнуть дверь в тот самый момент, когда Хаммонд и его свита, спешившись, вползли на крыльцо. В дом ввалились обнявшиеся Хаммонд и Льюис Гейзавей, которые подпирали друг друга не столько из нежной любви, сколько ради сохранения собственного вертикального положения. Хаммонд, изображая гостеприимного хозяина, простер руки, приглашая в дом всю нетрезвую братию, и Льюис, лишившись опоры, плюхнулся на пол. Он сидел на полу, тупо уставившись в стену, пока приехавшие толпились в дверях.

— Эй, Драмжер! — Хаммонд попытался сделать шаг и тоже упал бы, не поддержи его слуга. — Живо в кухню, черномазый лентяй! Приготовь джентльменам пунш! Для желающих принеси портвейна и мадеры и прихвати графин водки — вдруг кто-нибудь не выносит мешанину!

Драмжер заботливо опустил хозяина в кресло и побежал через столовую в кухню, где на плите, на затухающем огне, еще грелся чайник. Он расставил рюмки на большом столовом подносе, отмерил необходимое количество кукурузной водки для пунша, подсластил по вкусу Хаммонда и долил горячей воды. Тяжелый поднос пришлось нести обеими руками. Каждый взял по рюмке, и необходимость возвращаться в кухню за вином отпала.

Гейзавей умудрился подняться с пола и теперь был одним из тех, кто, образовав вокруг Хаммонда круг, поднимал рюмки и кричал:

— За майора фалконхерстских улан Хаммонда Максвелла!

— За майора армии конфедератов!

— Весьма похвально с его стороны, весьма…

— Трижды ура майору Максвеллу!

От дружного рева зазвенели хрустальные подвески на люстрах. На крик и звон явилась Августа: она стояла на лестнице в длинном, стелющемся по полу синем бархатном платье. Медленно спустившись, она приблизилась к Хаммонду.

— За миссис Хаммонд, воплощение южной женственности! — Учтивый пьянчуга поднял рюмку.

— Ура! — грянули пьяные глотки.

— Она прекраснее цветка магнолии!

— Она чиста и изумительна!

— Мы приветствуем вас, миссис Максвелл!

Она наклонила голову в знак признательности, однако ее присутствие стало для компании сигналом, что пора расходиться. Мужчины поодиночке потянулись к дверям. Дольше остальных задержался некий мужлан, который, схватившись за живот и согнувшись в три погибели, расстался со всем, что только что выпил. Приятели вытолкали его на воздух. После того как вестибюль опустел и затих стук копыт, Августа взяла Хаммонда под руку, чтобы помочь ему подняться по лестнице. Он мигом протрезвел.

— Возвращайся одна, Августа, — распорядился он. — У нас с Драмжером есть еще одно дельце на сон грядущий.

— Но ты совершенно обессилен, дорогой! Не лучше ли подождать до утра?

— Для такого дела ночь — самое удобное время, — заверил ее Хаммонд. — Нельзя, чтобы меня застали за этим занятием негры. Мы будем копать.

Она остановилась в недоумении, но Хаммонд ничего не объяснил, поэтому она спросила:

— Что копать?

Он наклонился к ней и взял за руку.

— Кое о чем тебе лучше не знать, иначе тебе может грозить опасность. Идет война, Августа. Не знаю, докатится ли она до Алабамы, но лучше поостеречься. Если ты чего-то не знаешь, то тебя не смогут заставить об этом рассказать.

— А Драмжеру ты доверяешь?

— Он всего лишь ниггер. Его эти вещи не касаются. К тому же ему известно, что я его убью, если он посмеет открыть рот. — Он повернулся к Драмжеру. — Ты меня слышал? Сейчас мы займемся одним дельцем. Только посмей проболтаться — и тебе конец. Понял? Даже если меня не будет рядом. Я оставлю наказ, чтобы тебя за болтливость вздернули так же, как Нерона. Помнишь, что с ним стало?

— Да, сэр, масса Хаммонд, сэр. — Драмжер вспомнил страшное зрелище: безжизненное тело, раскачиваемое ветром.

— Петлю на шею — и прощай, жизнь! Хочешь, чтобы с тобой поступили так же?

— Нет, сэр, масса Хаммонд, сэр! С чего вы взяли, что я проболтаюсь? Пока я никому ничего не разболтал. И не разболтаю!

— Иди ложись, Августа. — Хаммонд проводил жену вверх по ступенькам. — Я вернусь примерно через час. Понимаешь, мне понадобились деньги, а на то, чтобы послать за ними в Новый Орлеан, не остается времени. Меня избрали командиром здешнего кавалерийского эскадрона, и я пообещал экипировать его за свой счет. Мне предстоит купить коней и обмундирование для целой сотни людей, которые не могут сделать этого сами. Так что нам с Драмжером придется вырыть деньги из земли. Никто не должен знать, где они зарыты.

Теперь она все поняла. Опершись о перила, она поцеловала мужа, поднялась по лестнице и не уходила, пока за Хаммондом и Драмжером не закрылась дверь.

Их встретила такая кромешная тьма, что Хаммонд едва не свалился с крыльца. Он удержался на ногах только благодаря Драмжеру.

— Перебор, — пробормотал он.

— Нам нужен фонарь. — Драмжер винил не хозяина, а темноту. — Ни зги не видно.

Они обошли дом, изрядно поспотыкавшись о клумбы и поцарапавшись о кусты, и приблизились к конюшне. Из щели в воротах просачивался свет. Аякс чистил хозяйского коня. Он с удивлением поднял на Хаммонда глаза.

— Все еще не спишь? — Вопрос прозвучал грубо, но было понятно, что Хаммонд доволен столь ревностной службой конюха.

— Нельзя ставить коня в стойло, когда он весь в мыле. Я уже почти управился.

Хаммонд снял со стены фонарь. Аякс привязал коня и полез по лесенке на сеновал над конюшней. Хаммонд указал Драмжеру на лопату. Взяв ее, Драмжер вышел за хозяином из конюшни. Путь их лежал по тропинке вниз, через речку, мимо невольничьего поселка, где не горел ни один огонек и отсутствовало всякое движение. Все давно уснули. Неподалеку от стоящей на отшибе хижины, в которой родился Драмжер и в которой обитали теперь Жемчужина и старуха Люси, Хаммонд остановился. Тут, под кустом сирени, лежал большой камень, весь оплетенный вьюнком и ползучими побегами. Драмжер хорошо помнил этот куст и этот камень: в детстве это было излюбленное место игр. Камень исполнял в них главную роль: кто-то один залезал на него, другие изо всех сил старались стащить его на землю.