— Начинай копать вот здесь, — распорядился Хаммонд, ставя фонарь футах в двух от камня. — И будь осторожен, копай на глубину не больше двух футов.

При неверном свете свечи в фонаре Драмжер вонзил лопату в податливый песок. Он вырыл приличную яму. Наконец его орудие звякнуло обо что-то железное.

— Готово, — сказал Хаммонд. — Дальше рой руками. Не торопись.

Драмжер вынул из ямы еще несколько горстей земли, и тогда появилась железная крышка большого старого чайника. Поковыряв землю пальцем, он раскопал дужку. Он потянул за дужку изо всех сил и вырвал чайник из слежавшейся земли, однако не смог поднять его из ямы, как ни тужился. Пришлось звать на помощь Хаммонда.

— Какая тяжесть, масса Хаммонд, сэр! — Драмжер отер тыльной стороной ладони пот со лба. — Что же лежит в этом чайнике?

За этот вопрос он был награжден ударом по лицу.

— Будешь задавать вопросы — окажешься в петле, как Нерон. — Хаммонд с трудом оторвал чайник от земли. — Лучше не болтай, а помоги мне отнести эту тяжесть домой.

Обиженный пощечиной, которой он, по его мнению, не заслужил, Драмжер резво схватился за дужку. Он действовал резвее, чем Хаммонд, поэтому чайник накренился, — тяжелая крышка упала на землю. Внутри чайника поблескивали золотые монеты.

— Проклятый неуклюжий ниггер! — Хаммонд ударил бы раба еще разок, но ему было важнее выровнять чайник. — Что-то ты нынче много болтаешь и ничего не можешь сделать толком. Посмотрим, как ты поможешь дотащить это до дому. Мне уже хочется проучить тебя поутру за нерадивость. Иди со мной в ногу, чтобы чайник не бил нас по коленям.

По дороге к дому им пришлось несколько раз останавливаться, чтобы перевести дух. Пока они добрались до кухонной двери, дужка чайника сильно врезалась Драмжеру в ладонь. Задняя дверь была распахнута настежь, на ее фоне вырисовывался внушительный силуэт Лукреции Борджиа в бесформенной ночной сорочке.

— Чего это вам понадобился отцовский чайник? Перед смертью он взял с меня слово, что я никому не скажу ни про этот чайник, ни про три других. Он твердил, что они нужны только на самый крайний случай. Он приказал мне наказать вам, чтобы вы никогда их не брали.

— Еще один болтливый рот! Что у нас за любопытные негры! — Хаммонд пребывал в дурном расположении духа после недавних возлияний и непривычных физических усилий. — Кто здесь хозяин, хотелось бы мне знать? Сначала Драмжер болтает без умолку, теперь ты. Если в Фалконхерсте теперь заправляют ниггеры, то хотя бы поставили меня в известность! А если хозяин пока что я, то извольте держать язык за зубами. Чтобы не смели мне огрызаться! Я и так сегодня наработался, как раб на плантации.

— Я как раз сварила вам чашечку кофе. — Лукреция Борджиа придерживалась мнения, что с белыми надо действовать лаской. — Весь дом встал на дыбы. Миссис Августа сама вскочила и подняла Кэнди, миссис Софи проснулась и разбудила детей, они расплакались, пришлось звать Джубала, чтобы он их успокоил. Суматошная выдалась ночка! Вот я и решила сварить кофе и всех вас напоить. Драмжер, бери поднос, фарфоровый кофейный сервиз и поднимайся наверх. Пускай масса Хаммонд, и миссис Августа, и Софи побалуются кофейком. Пусть Кэнди и Джубал спустятся вниз и тоже выпьют кофе, если хотят. Лучше всем успокоиться и попробовать уснуть.

Хаммонд моментально остыл. Одарив Лукрецию Борджиа улыбкой, он жестом позвал Драмжера помочь ему отнести чайник в кабинет. К тому моменту, когда Драмжер появился с подносом наверху, спокойствие уже успело восстановиться. Он пристроил поднос с кофе в большой спальне, на круглом столе черного дерева. Кэнди снова стелила постели. Джубал утихомирил детей и спустился вниз вместе с Драмжером. Они сидели за столом вместе с Лукрецией Борджиа и пили кофе, когда в кухню со стороны хозяйского кабинета вошла Кэнди.

— Я еще глаз не сомкнула, проворчала она.

— Этой девке очень нравится, когда ты с ней валандаешься, — усмехнулась Лукреция Борджиа, указывая на Драмжера. — Без тебя к ней не идет сон.

— И ко мне без нее тоже, — сказал Драмжер. — Масса Хаммонд собирается дать женщину и Джубалу. Он сам мне об этом сказал. От Джубала тоже должны пойти дети.

— Не хочу я женщину! — Джубал был застигнут новостью врасплох. — Я хочу спать на конюшне, с Аяксом.

— Будешь спать с Аяксом — не подаришь массе Хаммонду детенышей. Пора понять, в чем твоя задача. Ладно, можно и на боковую. — Лукреция Борджиа вылила остаток кофе в блюдце, выпила его, потянулась и зевнула. — Скоро пять утра! Я бы сама показала Джубалу, что к чему, вот только устала, как собака. А вообще-то я еще не так стара, чтобы не научить его, что делать с женщиной…

Джубал, боясь, как бы она не осуществила свою угрозу, бросился вверх по лестнице и заперся в своей комнате. Остальные разошлись без спешки. Лукреция Борджиа побрела в свой закуток, Драмжер с Кэнди поднялись наверх. Оказавшись в темноте, Драмжер привлек Кэнди к себе. Торопясь на зов Августы, она натянула только платье, и он чувствовал под тонкой материей тепло ее тела.

— Ты по мне соскучилась, Кэнди? — Он без устали целовал ее, расстегивая на ней платье и спуская его с плеч. Платье упало на пол, но вместо шороха материи он услышал металлический звон и звук катящегося по полу предмета.

— Что это?

— Ничего. — Она поспешила ответить на его поцелуи, не сомневаясь, что сумеет заставить его забыть обо всем на свете.

— Нет, тут что-то не то. Что у тебя в карманах?

— Ничего, ничего! — Теперь она расстегивала его одежду.

Он оттолкнул ее руки и нагнулся, чтобы вытащить из кармана штанов, лежащих на полу, трутницу. Он высек искру, зажег трут, а от него свечу на полу. У самой кровати лежала золотая монета с орлом. Схватив платье Кэнди, он нашел в кармане еще три монеты.

— Где ты это взяла? — грозно спросил он.

— Не знаю. — Она покрутила головой. — Никогда раньше их не видела.

— Не видела? Выходит, у них выросли ножки, и они сами забрались к тебе в карман? Ты отлично знаешь, где ты их взяла: из чайника в кабинете массы Хаммонда. Отвечай, там?

Она опять отрицательно закрутила головой.

— Воровка! Воров здесь терпеть не станут. Если масса Хаммонд поймает тебя, знаешь, как он тебя отделает? Всю шкуру со спины спустит! Кэнди, детка, зачем ты это сделала? Зачем тебе это? — Он немного поразмыслил. — Что, готовишься к побегу? Тебе здесь плохо? — Он толкнул ее на кровать. — Да что с тобой?

Она попыталась подняться, но он снова толкнул ее, на этот раз не пощадив.

— Я не позволю тебе воровать! Не хочу, чтобы тебя наказали кнутом! — Он стал отвешивать ей пощечину за пощечиной, то слева, то справа. — Ничего, я тебя проучу! Я не хочу, чтобы тебе было больно, но это даже не сравнится с болью, которую я почувствовал, когда Олли в первый раз огрел меня своим кнутом по заднице. Я не выдержу, если то же самое случится с тобой.

Он в очередной раз занес руку, но, не дотронувшись до нее, присел рядом.

— Придется положить монеты обратно, прежде чем масса Хаммонд их хватится.

Он зажал монеты в кулаке и на цыпочках подошел к двери. Бесшумно откинув задвижку, он вышел, спустился по лестнице, прошел через кухню, пробрался в кабинет и положил монеты на место. Вернулся он тем же путем. Свеча еще не потухла, Кэнди рыдала на кровати. Драмжер стянул рубаху, задул свечу и улегся рядом с ней.

Она подползла к нему и прижалась мокрым лицом к его груди.

— Ты мне нравишься, Драмжер, — прошептала она. — Мне нравится с тобой спать, но я так скучаю по дому! Раньше я никогда не жила на плантации. Здесь, в тишине, мне неймется. Мне так хочется назад, в Новый Орлеан! Как же мне поступить, Драмжер?

Впервые Кэнди предстала перед ним в новом свете. Раньше он воспринимал ее только как лакомый кусок плоти, предназначенный для удовлетворения его желания. Только сейчас до него дошло, что у нее есть собственная жизнь, которая не исчерпывается их постельными упражнениями, а имеет прошлое, настоящее, будущее. У нее есть свои мечты, желания, мысли. Она — самостоятельный человек. Поняв это, он простил ей кражу, тем более что с самого начала не винил ее всерьез. Одного он боялся — как бы ее не наказали. Рука, недавно обрушивавшаяся на нее без всякой жалости, теперь нежно погладила ее по щеке.

— Кэнди, детка, что означает «любовь»?

— Наверное, это бывает только у белых. Раньше я думала, что люблю того парня в Новом Орлеане, который говорил мне, что любит меня, но теперь не знаю… Я люблю тебя, Драмжер, когда ты доставляешь мне удовольствие, но потом, когда это кончается, я хочу к матери и отцу. Наверное, я их люблю.

— По-моему, я люблю тебя, Кэнди, — признался Драмжер. — И не только в постели, а все время. Я даже не злюсь на тебя за кражу. Просто я не вынес бы, если бы тебя стали стегать. Это бы меня убило. Не воруй больше, Кэнди. И перестань мечтать о Новом Орлеане. Ты здесь, со мной. Драмжер тебя любит.

В эту ночь их страсть перестала быть дикой — они с нежностью одаривали друг друга своей любовью; потом, когда все кончилось, они не отвернулись друг от друга, а остались лежать, обнявшись. Кэнди, впрочем, не спала. Ей не хватало городского шума, света фонарей, просачивающегося через занавески, снисходительных порядков, присущих дому Мастерсона. Но больше всего она скучала по уличной толчее, по потоку прохожих. Там всегда находился паренек, светлокожий рассыльный, с которым можно было полюбезничать и подурачиться в проходе за домом… Недоставало ей и воскресных походов с дедушкой Блэзом на Конго-сквер. Она со вздохом прижалась к Драмжеру. Тепло его тела было ее единственным утешением.

18

Суматоха сборов, последовавшая за образованием Фалконхерстского уланского эскадрона, оказалась посильнее той, что предшествовала отправке невольничьего каравана в Новый Орлеан. Когда Драмжер оглядывался на последние несколько месяцев своей жизни, то ему казалось, что он в последнее время только и делал, что безуспешно догонял собственную тень. Путешествие в Новый Орлеан готовилось по определенным правилам, успевшим устояться за долгие годы; новые же сборы приходилось вести наугад, по наитию. Никто не знал толком, кому и что делать. В итоге почти все время уходило на отдачу распоряжений и последующую их отмену. Хаммонд, будучи майором, и Льюис Гейзавей в качестве его адъютанта располагали номинальной властью, однако это не мешало прочим выборным начальникам и любым подчиненным поступать по собственному усмотрению, пусть это и расходилось с действиями остальных.