Стадным счастье быть не могло, каждый переживает разочарования, проходит испытания, терпит, прощает, предает и возвращается, ссорится и любит по-своему, пропускает через личную мясорубку, которая сокращалась внутри, гоняя по жилам кровь. И усложнять этого не стоило.

Анна расположилась на кухне и наблюдая за хлопочущей Элен, которая по обыкновению месила с вечера тесто, для утреннего хлеба, и бессознательно трепала короткую шерстку Оди, который удобно устроился у девушки на коленях. В доме царил покой и уют. На подоконнике тихонько бренчало радио, родом с самого детства Анны и Энтони.

Пережив за четыре месяца надежду, разочарование, опустошенность, злость, ненависть, в общем больше чувств, чем Анна испытывала за всю свои спокойную жизнь, она все же была благодарна судьбе, что под сердцем носит ребенка от человека, которого любила вопреки всему и всем. Сейчас она затруднялась дать трезвую оценку своим возможностям и желаниям. Наступало время, когда нужно было выживать. Ее жизнь обнулялась и начиналась с пресловутого чистого листа. Вцепившись в ожидание ребенка, как за спасательный круг Анна нашла отдохновение в столь очевидной цели и запретила мозгу упрямо клянчить спутника жизни для всего остального тела.

"Перебьюсь", - сама себе огрызалась Анна.

Оди прищурив глаза забывался в неге, когда распахнулась дверь с заднего двора. На кухню ввалился Бейли, затащив с собой кипу холодного воздуха, потом ветром внесло Джапху. Улыбчивый парень с кожей цвета заваренного черного чая всегда прятал глаза, если рядом появлялся кто-нибудь их женщин Версдейл.

Бейли нахмурился, когда обнаружил главного технолога застывшим на пороге.

- Не робей. Ишь ты какой скромный! Как новшества вводить, так это ты первый... Еще бы ел, как нормальный работник. У нас коровы сытнее выглядят! А ну иди сюда!

Бейли подошел к жене и заглянув через плечо в надежде перехватить что-нибудь съестное поморщился. Тесто для нужд не годилось.

- Скоро ноги протянет на своем жмыхе.

- Что случилось?

- Чем опять тебе Джапха не угодил? - Элен грозно взглянула на мужа и перевела взгляд на парнишку.

В Чепкроуте всем было хорошо известно, что более преданного существа, чем молодой пакистанец, трудно было сыскать. Бен пошел на огромную сделку со своей интуицией, когда принял, тепленького выпускника Технологического колледжа в Суррее. Заикающийся от стеснительности, худой и как не посмотри, жалкий парнишка был принят, в качестве технолога на смену старому Фенимору Пиклтону. За четыре года работы у Версдейлов, Джапха врос в маленький коллектив сыроварни крепче английского плюща, заполонившего северную стену особняка. Юному пакистанцу выделили комнатку в гостевом домике, о чем он даже не мог мечтать. Окупая столь редкое доверие со стороны работодателя, Джапха окунулся в работу с головой, периодически огребая от Бена по полной программе за применение непроверенных технологических новшеств.

Рожденный в Британии, коренными пакистанцами, перебравшимися из Пенджаба в семидесятые годы, и осев в Лутоне, Джапха ревностно относился к культуре своего народа и слыл отпетым вегетарианцем, «травоядным» как его называл Бенджамин. И пока обитатели Чепкроута с годами обрастали жирком, Джапха не сдавался под натиском уговоров и насмешек.

Вот только рвение в работе, играло против парня и несколько раз его едва успевали подхватывать под руки, когда Джапха почти терял сознание. В таких случаях парня хорошенько обрабатывал Бенджамин, а потом и Генри подсыпал на десерт пороху, его вели на кухню и кормили до отвала. Разумеется не мясом, но масла и сыра, добавляли разве что не в чай.

- Еле успели оттащить от чана и закваской, так бы и свалился туда. Травоядное.

Бейли обнаружил свежую буханку хлеба и уже кромсал ее огромным ножом.

- Пс! - Анна попыталась привлечь внимание Джапхи.

Огромные черные глаза уставились на девушку.

Указав на стул, Анна жестом пригласила его присесть.

Как будто только заметив ее присутствие на кухне, Джапха густо покраснел и сложил руки в приветственном жесте намастэ.

- Мисс Версдейл! Доброго вечера.

Мягкий тихий голос поприветствовал Анну.

- И тебе доброго, присаживайся, сам знаешь, ты не уйдешь отсюда быстро.

Джапха с сожалением взглянул на хлопочущего управляющего и глубоко вздохнув, последовал просьбе Анны, только присел на противоположном краю стола.

- А руки!

Бейли словно затылком почувствовал перемещения хлипкого тельца технолога по кухне.

Оди, недовольный тем, что его перестали гладить приоткрыл глаза и коротко тявкнул в унисон хозяйскому голосу, дублируя недовольные интонации.

Джапха вздрогнул, безропотно поднялся со стула и подойдя к раковине два раза вымыл руки с мылом, после чего вернулся за стол.

Оторвавшись от своих прокисших мыслей, Анна на несколько минут забыла о тяготивших сердце переживаниях. Родной дом и царящая в нем суматоха медленно, но верно лечили израненную душу.

Почувствовав, как ребенок внутри шевельнулся, Анна положила руку на живот. Водоворот мыслей закружил, снова унося из реальности.

Как ошиблась Анна со своим представлением о самостоятельном взращивании ребенка, так она ошиблась и с представлением о материнстве. Яркие буклеты со счастливыми пузатыми мамочками, оказались красивой выдумкой или если угодно, другой вселенной. В той вселенной, в которой обитала Анна, ее материнские чувства даже не собирались просыпаться. Прием витаминов по часам выводил из себя, живот тяготил, спина болела, измучивая по ночам, подбор полезного рациона лишал последней капли радости. Признаваясь самой себе со стыдом, Анна несколько раз ловила себя на том, что с грустью посматривает на отцовскую бутылку бренди в баре.

Ребенок это святое! Разумеется! Может после родов, все резко обретет смысл? Появится трепещущая нежность и любовь к крохотульке.

"Наверняка так и будет", - утешала сама себя Анна, в тайне мечтая напиться до потери памяти.

Расстроившись от очередного пережевывания событий, которые привели Анну к ее истокам, она спустила с колен Оди и пожелав всем спокойной ночи, отправилась спать. Ну, спать, это громко сказано.

Перед сном будет минимум часовая дуэль в голове, на тему "если бы, да кабы".

Лестница, ступеньки, тяжелые шаги, дверь и ...

Комната с кружевными занавесками, деревянные балки под потолком, афганские коврики, высокая кровать с чистыми простынями. Четыре стены, с навеки заключенным в них детством, безропотно выслушают плач уже не детского голоса и заберут часть тревог и страхов себе.

Воспоминания накрыли с головой.

Декабрь….остался в прошлом.

Прошел… Как прошла и надежда после звонка Маркуса, который выбил из под ног Анны землю, что в ее жизни скоро воцарится долгожданное счастье. Она ни на секунду не поверила его словам, потому что помнила выражение его глаз в тот последний вечер, перед его внезапным отъездом...

Тогда в декабре Эксетер засыпало снегом. Детвора носилась с санками, стихийно начинались снежные бои и как следствие повальные простуды; коренные жители грелись глинтвейном, молодежь – пивом. Из большинства труб на крышах валил белесый дым – топили камины. Снег будто уплотнял мир и связывал людей, передавая то заразительное настроение, которое бывает в преддверии самого любимого всеми праздника – Рождества.

Анна стояла у окна, наблюдая за снежной уличной суматоxой. Стекла снаружи заметала изморозь. Она с отсутствующим видом водила пальцем по деревянному штакетнику, не обращая внимания на то, что замерзли ноги и плечо, которым она прислонилась к гладкой, холодной поверхности. Пальцы на стекле замерли, Анна поклялась бы сейчас, что почувствовала не холод окна, а покалывание короткой щетины и прикосновение мягкой прохладной кожи, от которой приятно пахло одеколоном.

Прошло всего две недели, с того момента как Маркус уехал, не оставив даже короткой записки. Почти каждый день, ближе к ночи, когда отвлекающая суета в ресторане уступала место тишине и пустоте, Анна ложилась спать со слезами на глазах. Она ясно осознавала, что такое поведение – нечто из ряда вон выходящее, но поделать с собой ничего не могла. Аппетит стал пропадать, на еду глаза не смотрели.

На этой почве исхудали и она, и Серж, который едва не срывался на крик, когда простояв над плитой немало времени, изощряясь для Анны, на которую он уже не мог смотреть без жалости – слышал отказ даже на просьбу попробовать еду.

Атмосфера на кухне заметно изменилась. По большей части все молчали и лишний раз боялись обратиться к шефу с вопросом. Снег и мороз уничтожали тепло снаружи, а тоска и боль, поселившаяся в сердце Анны, заморозила тех, кто работал в ресторане.

Только это утро, отличалось от всех остальных дней. По лицу Анны катились безмолвные слезы, на губах то и дело вспыхивала рассеянная улыбка. Она была одна. Не с кем было поделиться радостью, которая казалось, вот-вот, казалось, разорвет ее изнутри.

Всему причиной были четыре пластмассовые палочки, которые лежали на полке в ванной. На всех четырех ярко горели по две красные полоски.

Анна ждала ребенка.

Внезапно ее охватила паника. Она едва не подпрыгнула, когда ощутила свои ледяные ноги, бросившись к комоду, она нашла толстые носки из мягкой шерсти и поспешно их натянула, закуталась в одеяло с головой и прихватила в этот кокон телефон.

Единственный человек, которому не нужна какая-либо причина или объяснение для того, чтобы срочно приехать к ней – через четверть часа уже топал по лестнице.

Серж похолодел от ужаса, представив себе в голове все самые кошмарные сценарии развития событий, из-за которых Анна сидела в гнезде из толстого одеяла и от души рыдала.

Даже когда Анна слово в слово передавала ему содержание телефонного разговора с Маркусом, ее глаза были неподвижны и сухи. Она только отрицая мотала головой и приговаривала, что что-то случилось. Воплощение спокойствия и уверенность в своей правоте Анны, тогда крайне поразили Сержа, которого мелко трясло от ярости. Выслушав, какие оскорбления и унижение вылил Дэнвуд на голову Анны, под каким- угодно предлогом и даже во имя ее блага, он был готово разорвать его голыми руками. Его останавливало только одно...