- Как же я ждала, Маркус! Доказывала всем, что они неправы... Потом в один миг, поверила твоим словам и попала, словно в ад. А потом опять, эта проклятая надежда, когда увидела свое кольцо на твоей руке... Зачем же надо было этот балаган устраивать?


Маркус осторожно отстранил от себя Анну, когда понял, что слишком сильно прижал ее к себе.

- Этот балаган, спас тебя и ребенка. Моего ребенка. Ты не знаешь на что способна моя жена. Она страшный человек и обладает чудовищной властью. Нам надо торопиться.

Анна замерла, не в силах возразить.


Куда?

- Меня отпустили всего на месяц.

- Что значит «отпустили»? - Анна недоуменно посмотрела на Маркуса.

Не в силах подобрать слова, чтобы описать свое состояние, Дэнвуд сцепил зубы.

- Не было дня, чтобы я не думал о тебе, Анна. Да, я поступил с тобой по-свински, как последняя тварь, но только ради твоего счастья и безопасности. Тем более, что тогда я не понимал, что ты для меня значишь. Не хочу показаться жестоким... Хотя о чем это я? Полуправда между нами не приживается...

По прежнему пребывая в странном оцепенении, Анна производила впечатление глухой, но на самом деле ее иссушенные страданиями мозги, получили пищу для размышления, в данный момент со скрипом запуская механизм мышления. Она вглядывалась в его изможденное лицо, под серыми глазами пролегли темные тени. Не сказав ничего конкретного, Маркус не пустился в оправдания, не рассказал, какие муки выпали на его долю за эти месяца, но Анна читала это в его облике. Как бы не было больно ей, ничего фатального с ее жизнью не произошло. В худшем случае, она снова откроет ресторан через три года. Это будет своего рода декретный отпуск, ее беременность родня приняла более чем благосклонно, заявив, что они одна семья и первый внук, это повод для гордости.

Анна ждала мальчика.

Но то, что происходило в жизни Маркуса, пугало ее больше. Анна нутром чувствовала, как ему тяжело.

- Пойми, то что я оставил во Франции было смыслом моей жизни и целью, к которой я шел слишком долго и делал страшные вещи, ради ее достижения... Деньги определяли самую мою суть. Я поклялся себе, что никогда больше не вернусь пока не покончу со своей прежней жизнью. Но все обернуло по-другому, - он словно прочитал ее мысли.

Маркус смягчился в лице и тяжело вздохнув, медленно подошел к Анне, полностью игнорируя ее смятение и мечущуюся в глазах панику.

Заключив лицо Анны в ладони, он порывисто прижался губами к ее губам, чувствуя, как жаркая волна выливается из груди и накрывает с головой, отключая воспоминания и пережитые муки. Поглощая с жадностью, каждое мгновение поцелуя, Анна ощущала полную безвольность и счастье, которое трудно было перенести на слова и описать.

Неимоверными усилиями сдерживая руки, которые хотели вцепиться в столь страстно обожаемое тело, Анна впитывала в память каждую секунду, каждое движение губ Дэнвуда, отказывая себе в удовольствии ответить на поцелуй. Или она все же ответила? Ее разрывало множество вопросов.

Вдруг Маркус замер и отстранился. Его глаза вглядывались в лицо, добираясь до самых потайных уголков души Анны, ища отклик.

Цепляясь за остатки разума, Анна отняла от своего лица руки Маркуса, проклиная все на свете, что наслаждается этим прикосновением, которое выбивало из нее саму способность здраво рассуждать

Тишину нарушали только едва слышное дыхание.

Маркус шептал слова, которые потоком лились, вместе с радостью, распиравшей его грудь. Тонкие руки Анны намертво вцепились в куртку Дэнвуда, боясь отпустить его.

По ее лицу текли слезы, которые Маркус безустанно вытирал, не подпуская противную соленую влагу к своим глазам. Казалось стоило только моргнуть и ...


Ну, успокойся. Милая... Скоро все уладится.

Врешь! Совсем не скоро!

Я ведь здесь. Серж был прав... При всей твоей непрошибаемости, на тебя слишком многое свалилось.

Кто бы говорил! Ты на себя давно в зеркало смотрел.

Пожалуй, мы не станем мериться с тобой своими проблемами. Договорились!

В самолете и поговорите. Он пошел вещи собирать.

Вещи?! Все его вещи у меня!

Маркус с удивлением посмотрел на Анну.


Он меня уже больше месяца живет. Он лишился работы, после того, как закрыли «Бруно». А старая Шарлотта, у которой он снимал квартиру никому поблажек не делает. То, что он зарабатывает в забегаловке, в которую его снисходительно взяли, без специального образования, - Анна горько ухмыльнулась, - едва хватает, чтобы мы сводили концы с концами. Я живу на пособие и сама предложила ему пожить у меня, хоть какая-то экономия будет.

Анна так спокойно рассуждала о своем жалком положении, что не сразу заметила, как Маркус с ужасом на нее смотрит.


Вы что тут голодаете?

Ему сразу вспомнилось, как он в Париже ежедневно выбрасывал в мусорку деликатесы, на которые не хватало аппетита, чтобы проглотить их полностью. Лучшие рестораны не могли ему угодить, пока Анна, сводила здесь концы с концами. И это продолжалось бы неизвестно до каких пор, если бы Серж не запнул свою гордость и не приехал бы за ним. Хотя гордость здесь стояла в конце очереди. Все их нужды и устремления меркли и гасли по сравнению с тем, что такое положение вещей было неприемлемым для ребенка, которого Анна носила под сердцем.


Нет. По крайней мере я. Серж все время твердит, что у него нет аппетита. Я вижу, что он сам не свой в последнее время. Убивать свой талант в третьесортной закусочной...

Анна сокрушенно покачала головой.


Пару раз в месяц я набираюсь наглости и прошу денег у деда. У отца почему то стыдно... Еду, покупаю дорогие продукты, самые свежие, какие всегда были у нас в кладовых и прошу Сержа что-нибудь приготовить. Ты бы видел его... Он едва ли светиться не начинает. С упоением возится на кухне... А то так скоро совсем захиреет.

Это было вполне в духе Анны. Ее жизнь летела в тартарары, а она переживала за друга, у которого застаивался кулинарный талант. Маркус не знал, плакать ему или смеяться. Он с горечью вспомнил, что за один день мог промотать денег с годовое пособие, на которое сейчас жила Анна.

Она замотала головой и снова расплакалась.

Когда Маркус спросил у Сержа, что конкретно происходит с Анной, он надеялся услышать более развернутый ответ чем:


Она теперь любит есть огурцы с сахаром.

Маркус прекрасно помнил выражение лица Сержа, когда он это говорил. Словно он был свидетелем святотатства, но перехватив скептический взгляд Дэнвуда, Серж сбавил пыл.

Что еще можно ждать от беременной?...

Эти слова прозвучали, как приговор и диагноз.

Маркус попытался разрядить обстановку и рассказал об этом Анне, на что она только улыбнулась.


Это ведь Серж, мне до сих пор непонятно, что происходит в его голове. Он всегда выделяет нечто необычное, не любит обыденности. И хорошо, что вообще, что-то сказал. Обычно молчит и хмурится.

Отвлекающий маневр не возымел должного воздействия. Глаза Анны за долю секунды наполнились слезами. Она зарыдала в голос, сидя на коленях, на полу, не отпуская Маркуса. Она выплакивала обиду, съедавшее душу разочарование, каждую минуту, когда боролась с подступающим отчаянием, свое терпение, разумность, терпимость к людским недостаткам, надежды, которые рассыпались прахом, свои истощившиеся силы и наконец таки проявившеюся слабость. Она плакала от счастья, о котором уже не могла и мечтать, которое, казалось, вот уже совсем рядом. Осталось потерпеть совсем немного.

Маркус вернулся, а это почти справка с гарантией, что все не напрасно.

- Неужели это итог всех моих трудов? Я подвела людей, себя. Все усилия в один миг превратились в пустой звук. Одна ошибка и все пошло прахом.

- Тихо, тихо, - попытавшись поднять Анну, Маркус почувствовал, как ее пальцы потянули его обратно. Судорожно хватая воздух ртом, Анна не могла остановиться, лишь бессильно качая головой. - Не думаю, что в этом твоя вина. Я обязательно выясню было ли закрытие твое ресторана результатом стечения обстоятельств, или все это кто-то подстроил.

Вырвавшись из ее объятий, Маркус подхватил удивительно легкое тело и аккуратно отнес девушку в ванную комнату, поставил ее около раковины, кое как намочил короткое полотенце холодной водой и стал прикладывать к разгоряченным щекам Анны.

Это сработало. Подняв глаза на Маркуса, Анна почувствовала, как сильно запинался малыш и окончательно пришла в себя. Столь сильные переживания, могли навредить ребенку, поэтому стоило взять себя в руки.

Все еще не в силах произнести ни слова от потрясения, Анна позволила Маркусу вытирать ее лицо, которое покраснело и распухло. Не сводя взгляда полного любви и боли, Анна с упоением рассматривала Маркуса.

- Нам надо торопиться...

Криво улыбнувшись, сквозь слезы, Анна хмыкнула.

- Куда ты меня опять увезешь?

Маркус же напротив, был крайне серьезен.


Туда где ты будешь в безопасности. Тебя и Сержа.

Сержа?

Мне придется уехать через месяц, как я уже говорил и только Сержу я могу доверить тебя в таком состоянии.

В глазах Дэнвуда плескалось обожание, он был готов еще миллион раз пройти, через те круги ада, коими оказались первые недели после расставания с Анной, чтобы вновь и вновь переживать близкие к сумасшествию чувства, которые его сейчас переполняли.

Вновь не доверяя своим глазам, Анна подняла руку и провела пальцами по точеным губам Дэнвудам, прикоснулась к короткой рыжеватой щетине, обвела красивые брови, замерев на щеке.

- Нам о многом надо поговорить, - посерьезнев произнес Маркус, накрывая своей ладонью руку любимой женщины. - Я люблю тебя, люблю, Анна. Понимаешь? Я пока не испытываю истинных отцовских чувств к ребенку, но я буду стараться. Это столь ново для меня. Прости за эту ненужную сейчас откровенность... Главное я знаю, что вы двое для меня сейчас это...