Энди Тейл - Хозяйка дома у озера

— Правильное решение, парень, — одобрил низкий, поглядывая на меня с опаской, как на чужую псину, от которой не знаешь чего и ждать, то ли укусить, то ли просто зевнет. — Садись в машину, прокатим лучше, чем в лимузине.

Матвей шагнул за порог и обернулся и показал мне кулак. Хотя, какой это кулак, так дулька обыкновенная, вот у нас у кузнеца был кулак, так кулак, как посмотришь бывало, так сразу поймешь, что рот лучше держать закрытым.

— На кого ты меня покида-а-а-а-аешь? — с надрывом простонала я.

— И девку свою уйми, — хмуро сказал низкий. — Не на кладбище едем, рано еще убиваться.

И этот туда же…

— На кого же ты меня оставляя-а-а-аешь? — с чувством вывела я.

Но Матвей, не дав мне закончить, просто захлопнул дверь. Обидно.

А через несколько секунд взревел двигатель самоходной повозки. Я не удержалась и хихикнула. А потом закружилась по дому, совсем, как во времена юности, когда папенька запирался в кабинете, а нянюшка боялась, что я ненароком свалю какой-нибудь жутко ценный вазон в коридоре. Когда в последний раз так веселилась? Когда была живой. А сегодня, пусть на краткий миг, снова почувствовала в себе жажду жизни. И, наверное поэтому, пойдя наповоду у своего настроения, когда в дверь позвонили в третий раз за день, я без колебаний распахнула ее, словно все еще жила в этом доме, словно все еще ждала гостей.

— Добрый день, — вежливо поздоровался молодой человек в черном костюме и с сумкой через плечо, в руках он держал библию.

— Замечательный день, — согласилась я.

— Могу я поговорить с вами о господе нашем Иегове?

— Конечно, — с жаром ответила я. — Вы не поверите, но никто не хочет говорить со мной о господе. Заходите! — я распахнула дверь, а парень вдруг засомневался. — Ну, скорей. Поговорим о господе. А если захотите и об этом… вашем… втором, как бишь его? Иегов? Егорка? Обо всех поговорим, никого не обидим.

Следователь с тоской посмотрел на Матвея. Тот ответил мужчине не менее тоскливым взглядом и постучал ручкой по столу.

«Щелк-щелк-щелк-щелк» — этот монотонный звук изредка нарушал тишину в комнате. Звук нервировал. И непонятно кого больше, следователя или подследственного.

— Я очень рад, что ваш помощник пришел в себя, — проговорил хозяин кабинета.

— А я то, как рад, — сказал Матвей. Чистую правду, между прочим.

— И он со всей ответственностью заявляет, что вас в тот вечер вообще не было в здании. И что вы не могли слить информацию о финальной цене конкурентам, по той простой причине, что за час до закрытия торгов ваш отец изменил предлагаемую цену.

А вот это оказалось для Матвея новостью? Отец изменил цену? Что ж, он в своем праве. Удивляло другое, почему он не сказал об этом сыну? Щелк-щелк-щелк-щелк…

— А посему, вы не могли в тот вечер слить информацию, которую не знали. А если бы слили предыдущие данные, то выиграли бы тендер. Жизнь полна сюрпризов, порой неприятных, — следователь вздохнул. — И вы не могли ударить вашего зама, как я уже говорил.

— Почему это?

— Наш эксперт говорит, что Александра Нечаева ударили снизу вверх, а не сверху вниз. Тот, кто отправил вашего зама на больничную койку, был не очень высокого роста, а вы, вроде на рост не жалуетесь.

— Надо же какие перемены, — Матвей не удержался от сарказма. — В прошлую нашу встречу, вы были более уверены и во мне и в своих выводах. Помнится, вы ни на минуту не сомневались в том, что поймали преступника.

— Помню, — не стал отрицать следователь. — За это я уже получил втык от начальства, желаете внести свою лепту?

Матвей не желал, но говорить это вслух не стал.

Щелк-щелк-щелк-ще… — раздражающий звук, наконец-то, прервался, когда хозяин кабинета отложил ручку.

— А когда закончите, подумайте, кто мог войти в здание издательства тем вечером? Кто мог миновать охранника незамеченным? Кто имел доступ к бумагам вашего отца и в его кабинет? Кто…

— Я не знаю.

— Знаете, — перебил его следователь, — но почему-то не хотите говорить.

— Просто я знаю, каково приходится тому, кого вы подозреваете. И не буду ни на кого наговаривать.

— Да? Жаль, а вот Андрей Качинский, референт вашего отца, не был на ваш счет столь лоялен.

— Это его право, — пожал плечами Матвей. — У вас есть какие-то доказательства его вины? Того, что это он ударил Сашку? Что говорит он сам?

— Ничего. Ваш зам не видел нападавшего, тот подошел сзади. Мы думаем, что все упирается в тендер. Кому-то нужна была информация, но Александр Нечаев на свою беду задержался, потому и попал под раздачу. А вас, я смотрю, тендер не очень сильно волнует?

— Уже нет, — не стал отрицать мужчина. — Так что насчет доказательств?

— Давайте пропуск, я подпишу, — ушел от ответа хозяин кабинета.

Мужчина молча протянул бумажку, следователь так же молча поставил подпись.

Щелк-щелк-щелк…

— А можно вопрос? — спросил Матвей, поднимаясь, и тут же пояснил: — Не по этому делу.

— Попробуйте, — в голосе хозяина кабинета послышалось любопытство.

— С чего вы начинаете расследование?

— Смотря какое.

— Любое.

— Со сбора информации. Исследование места преступления, разговор со свидетелями, выяснить все о жертве…

— А если все, кто знал жертву, мертвы? — уточнил Матвей и, видя, как подался вперед следователь, пояснил: — Это историческое расследование, я изучаю историю дома, в котором сейчас живу, не более.

— Вам почти удалось меня напугать. Ну, раз историческое, я бы обратился на кафедру истории нашего института, уверен, там много «свидетелей» или хотя бы полагающих себя таковыми.

— Спасибо, — совершенно искренне поблагодарил Матвей, полагая, что у него в городе уже появились дела.

«А ведь, я всего час как вернулся», — подумал он, минуя проходную следственного управления. — «Как там Настя?» — неожиданно подумал он и сам себе удивился.

Вот забот других нет, как беспокоиться о призраке. Может, она вообще не существует? Может, она плод его воображения, а он и расчувствовался? О господи, а что она устроила перед операми? Целое представление разыграла и ведь специально, чтобы его… Стоп.

Матвей даже остановился, на него тут же налетела женщина в светлом пиджаке, пробормотала что-то по поводу психов, которые сами не знают, куда и зачем. Но он едва замечал окружающий мир. Слышал шум двигателей, завывание ветра, сигналы клаксонов, шелест шин по асфальту, надоедливый, пиликающий сигнал светофора — все это проходило по краю его сознания, которым завладела одна единственная мысль. Ужасная и притягательная одновременно.

Настя разыграла целое представление, но отнюдь не для полицейских, она разыграла этот спектакль для него, для Матвея. Совсем, как в школе, когда Лариска скручивала из бумаги шарики и швыряла в него на уроке. Мать тогда сказала, что девочка просто пытается привлечь его внимание. Почему именно таким обидным способом? Потому что по-другому не умеет… И Настя тоже не умеет.

— Детство какое-то, — пробормотал он, и мужчина в светлой футболке отшатнулся в сторону, желая быть подальше от психа, который стоит посреди тротуара и разговаривает неизвестно с кем. — А она и есть ребенок, — ответил сам себе Матвей. — Сколько ей было? Семнадцать? Восемнадцать? — он покачал головой, и тут в поле зрения попала вывеска. Он остановился как раз напротив исторического факультета, что ж пора начинать свой опрос «свидетелей», раз уж официальное дело против него развалилось.

Матвей скривился, он говорил это следователю с самого начала, но ему не верили. Не верили, пока не очнулся Сашка, и пока отец не дал показания… Оправдали задним числом, можно сказать. Вот только кто теперь вернет ему репутацию? Кто остановит слухи? Стоит только войти в офис издательства или отправиться на обед в ресторан «Ламике», как за спиной он снова услышит шепот: «это тот самый», «тот, что угробил своего зама и слил тендер». Хм… Тогда почему его это больше не волнует? Не волнует ни тендер, ни статусный ресторан. Нет, не так. Волнует, но постольку- поскольку и не более. Матвей вдруг понял, что мир не провалился в тартарары с его провалом, наоборот, он оказался намного глубже и интереснее, чем до этого. Он понравился привидению! Господи Иисусе и все его угодники!

Нет, сейчас он будет разбираться не с чувствами, а с историей.

С этой мыслью Матвей потянул на себя тяжелую дверь и вошел в прохладный холл. Шаги по гладкому мрамору звучали чересчур гулко, он задрал голову и едва не присвистнул, сводчатый потолок был расписан, словно какая-нибудь церковная часовня. Он учился не здесь, отец отправил его в столицу, поэтому вся эта красота прошла мимо…

— Чем могу помочь? — услышал он голос и обернулся, к нему подошла женщина. Высокая, худая в строгой застегнутой под горло блузке и черной узкой юбке. Стильная, но доброжелательная. Во всяком случае, пока.

— Много чем, — Матвей растянул губы в улыбке.

Через час улыбка поблекла, а через два исчезла без следа. Он пытался рассказать о доме у озера. Он пытался объяснить, что именно его интересует, но никто не понимал. Его отправляли от кабинета к кабинету, на него смотрели, как на надоедливого студента, который упрашивает профессоров не ставить ему «неуд». И он действительно упрашивал, так они были не обязаны говорить с ним. Он не имел никаких полномочий, кроме денежных купюр. Но в этих стенах, расписанных под старину, на денежные знаки часто смотрели равнодушно, а еще чаще с недоумением.

Но Матвей не привык сдаваться, если бы сдавался после каждого отказа… Точно бы девственником остался.

Трудность была в том, что он не мог объяснить, что именно его интересует. Нет, не дореволюционная архитектура. Нет, не промышленная добыча гравия и песка в Российской Империи. Нет, не выдающиеся деятели позапрошлого века. Его интересовала… Настя! Да, именно так. Его интересовала девушка умершая более ста лет назад. И все еще живущая в доме у озера. Как только объяснить это седому старику, что смотрел на него сквозь стекла очков?