Право слово, раньше мужчины были покрепче. Например, когда ее папеньке напророчили, что ведьма, которую тот давеча приказал повесить на тополе у перекрестка, скоро придет по его душу, он хлебнул вина и сказал: «Жду — не дождусь, давненько девок в моей спальне наблюдалось. Успел заскучать», и даже приготовил любимую плетку. Первую половину ночи отец пил, вторую буйствовал, разнося кабинет. Там его поутру и нашли, среди обломков секретера. Так у него еще остались силы, отходить лакея плеткой.

Она не знала, приходила к нему ведьмочка или нет, но даже если приходила, папенька оказался ей не по зубам. Вряд ли он испугался бы мертвой ведьмы, если не боялся живой. Даже если она была полупрозрачной… Совсем, как она сейчас.

Она знала что «нежива» И знала давно. Да каждый, кто посмотрел в зеркало, понял бы, что-то не так. Если он не слепой и не скорбный умом. Когда твое тело становиться прозрачным и пропускает солнечный свет, самое время подумать о причинах этих странностей. И помолиться.

Она знала, что-то случилось. Что-то очень плохое. Но каждый раз, когда она начинала об этом думать, у нее портилось настроение. А когда у нее портилось настроение, дом… Нет об этом она тоже не хотела думать.

Люди приходившие в ее дом были разными. Но всех их объединяло одно — они были живыми. Их волновали какие-то глупости: бумажные ассигнации, лишний вес, правители далеких стран, лишний вес правителей далеких стран, ассигнации правителя далеких стран, чужие беременности, чужие мужья, мужья правителей далеких стран (жены такого ажиотажа не вызывали), и снова ассигнации, и опять лишний вес.

Взять хотя бы этого… Она задумчиво посмотрела на мужчину, что пытался выйти из спальни. Пытался, потому что она, стоило тому приблизиться к двери, в очередной раз дернула плечом, и проем сместился чуть в сторону. Для нее это было, как пошевелить рукой. «Другой» рукой. Это был ее дом, и он ее слушался. Мужчина в очередной раз врезался лбом в косяк и в очередной раз выругался. Сразу видно, такой же пьяница, как и батюшка, прости господи, только нутром слаб, вчера и бутылки не осилил, свалился.

Продолжая бормотать что-то невразумительное, гость взял с комода очки и нацепил на нос. На этот раз стены шалить не стали, и он почти вывалился в коридор. Интересно, кто он? Писарь? Или казначей? Папенькин счетовод тоже таскал на носу пенсне, без которого был слеп, как крот. Она знает, так как однажды спрятала эти стекляшки. Ох и попало же ей, когда пропажа нашлась.

Мужчина между тем добрался до ванны, открыл кран с водой и долго-долго пил воду, а потом снял очки и побрызгал в лицо. Нянька папеньке всегда по утру рассолу наливала или молочка.

Осознав, какие мысли вертятся у нее в голове, девушка на миг закрыла глаза, а открыла их уже в гостиной. Быть «неживой» не всегда так плохо, как пытаются представить проповедники. Это намного хуже.

А этот пьянчуга пусть сам разбирается со своим похмельем. Молочка, вот еще! Перебьется! Хотя если добавить специй… В подполе как раз стояла банка с цианидом, им давеча осиное гнездо залили.

Гость вошел в гостиную спустя несколько минут и снова уставился на озеро, которое так заворожило его вчера. С волос мужчины капала вода, из одежды на нем было лишь полотенце, обернутое вокруг талии.

Вот об этом она и говорила. Никаких понятий о приличиях. А если посыльный со срочным письмом? Али гость с оказией? Да если соседская девка заглянет солью одолжиться?

Она раздраженно фыркнула. И мужчина вдруг обернулся. На миг, ей показалось, что он ее увидел, но этого просто не могло быть. Ее видели только, когда она этого хотела. Несколько томительных секунд и напряженный взгляд мужчины снова стал рассеянным.

— Пить меньше надо. — проговорил гость то, с чем она не могла не согласиться.

А в следующий миг полотенце поехало вниз. Сперва медленно и неохотно, а потом очень быстро, пока не оказалось на полу. Проследившая за его падением девушка подняла взгляд и… Зажмурилась.

Ей не раз доводилось видеть голых людей в своей второй «неживой» жизни. Да и как их не увидеть, если стены для нее больше не являлись преградой. И большинстве случаев мужчины выглядели отвратительно. Все волосатые, дрожащие, потные. Брр…

Правильно нянька ее учила, что мужа надлежит ждать в спальне с погашенными свечами. А для надежности еще и зажмуриться и ни в коем случае не открывать глаза, пока муж не закончит, то есть, хрюкнет и обмякнет. Ох, правильно! Да если бы хоть кто-то приблизился к ней с «этим», цианидом к завтраку не отделался бы.

Она приоткрыла глаза. Мужчина все еще стоял напротив выхода на террасу, и полотенце все еще валялось у его ног. Нет, она вполне современная девушка и знает, в чем состоит долг матери и жены, а один раз она вообще видела, как привезли кобылу к папенькиному жеребцу. Дворовая девка Гулька тогда еще сказала, что у людей все происходит точно так же, но она ей не поверила. Хотя в последствии, не могла не отметить, что некоторое сходство наличествует.

И почему она вдруг вспомнила о жеребце, глядя на это… на этого…?

Мысли прервала едва слышная безыскусная мелодия, раздавшаяся из туалетной комнаты, что сейчас называли ванной. Гость подхватил полотенце, на ходу наматывая его обратно и прикрывая наготу.

И почему к облегчению, что она почувствовала, примешивалась малая толика разочарования?

Мужчина выскочил в коридор, вернулся в ванную и, порывшись в карманах, небрежно брошенной прямо на пол одежды, достал свою музыкальную шкатулку.

С недавнего времени люди таскали их собой везде и всюду. Она походила скорее не на шкатулку, а на колоду карт, и как в колоде карт, в ней часто сменяли друг друга картинки. Но картинки еще полбеды, а вот когда раздавались голоса… Они говорили, задавали вопросы, что-то требовали. А иногда люди говорили в них что-то сами, что-то требовали или задавали вопросы.

Она до сих пор побаивалась этих шкатулок, которые называли «телефон», почти как патефон. Она еще помнила, как три дня сочиняла письмо кузену, чтобы поведать так много и не признаться ни в чем. А тут взял шкатулку в руки и сказал кому-то прямо в ухо: «Ты дурак», не опасаясь получить оплеуху.

— Оставьте меня в покое, — рявкнул мужчина в шкатулку… то есть в телефон. И нажал на экран.

Маленькие шкатулки были не так опасны, как большие. С большими нельзя было разговаривать, их можно было только слушать. Они показывали людям, что есть, что покупать, как спать и как ходить до ветру. Раньше все это и сами умели, а теперь, видимо, разучились. Она видела все это не раз, в большом и пузатом ящике, а потом плоском и длинном, как натянутый на раму холст художника. Большие болтливые ящики называли «телевизор» или «панель» и торжественно вешали в гостиной, чтобы никто не избежал гласа божьего.

Мужчина выпрямился, несколько минут постоял с закрытыми глазами, а потом уже сам поднес телефон к уху.

— Добрый день, примите заказ, — произнес он спокойным голосом, а потом начал перечислять продукты.

Девушка покачала головой. Мужик на хозяйстве — глупость какая. Завел бы себе приличную кухарку и отдал ей список, или лакею из тех, что порасторопнее.

Гость как раз пытался решить, сколько литров молока ему понадобится. Девушка подошла ближе, наклонилась к телефону и четко проговорила:

— Проси сразу корову. Это и молоко и мясо.

2. Ее дом (2)

Мужчина дернулся, ударился затылком о дверь ванной и сказал:

— Вот черт! — а затем несколько секунд в панике оглядывал коридор, но конечно никого не увидел.

— Что? Что вы сказали? Корову? В смысле, говядину? Сколько килограммов?

— Нет, я… — он замялся, еще раз бросил взгляд в коридор, пытаясь придумать объяснение тому, что произошло. Ее всегда поражало это в людях, умение объяснять необъяснимое, иногда даже во вред себе. — Простите, кажется… кажется, к разговору на несколько секунд кто-то подключился, другая линия… наверное. — Он опустил телефон, еще раз огляделся и тихо проговорил: — Пора переходить на джин. Виски плохо влияет на мой организм. — Выдохнул, снова поднял телефон к уху и продолжил перечислять продукты невидимому собеседнику, пусть и с изрядной долей нервозности: — И, пожалуйста, без глютена.

Про глютен она уже не раз слышала. Самый новомодный яд. Она не отказалась бы обзавестись по случаю.

Мужчина отложил телефон, поднес руку к затылку, взъерошив волосы, а потом решительно зашагал к выходу.

И что это все? Он прямо так уйдет? Без одежды?

Нет, конечно, были случаи, когда жильцы ее дома выскакивали наружу в одном исподнем, испуганные и заикающиеся. Но там было с чего, а сейчас она толком еще и не бралась за мужчину.

Прямо так, в одном полотенце, открыл входную дверь и направился к автомобилю. Когда-то давно она столько слышала о них и даже видела, когда папенька возил ее в столицу. Правда, сам он предпочитал добрую четверку лошадей. Но время шло, папенька и кони исчезли, а автомобили остались, и пусть они сильно изменились, но рычали по-прежнему громко.

На этот раз он достал из багажника, сумку и вернулся в дом.

Слава богу, первый посетитель появился, когда мужчина уже был полностью одет и почти трезв. Несколько глотков виски не считаются. Наверное, мужчина думал, что это посыльный из продуктовой лавки, потому что открыл дверь сразу. Открыл и скривился, словно отвара из калины хлебнул.

— Не смей… так… со мной… поступать! — выкрикивала девушка, в паузах тыкая ярко накрашенным ногтем мужчине в грудь. Тому ничего не оставалось, как отступать вглубь дома.

А она наступала, цокая по полу тонкими каблучками.

— Матвей, — взвизгнула она.

«Ага, значит, его зовут Матвей» — подумала она. — «Вот, считай, и познакомились, а я Анастасия, хотя меня почти все Настей звали».