Энди Тейл - Хозяйка дома у озера

— Откуда знаете? Я вроде объявления в газете не давал? Призрачная почта донесла? — мужчина не сдержал иронии.

— Нет, — старик продолжал смотреть на него стоя в дверях библиотеки. — Все гораздо прозаичнее. Мне позвонила Алена.

— Вам?

— Мне. Я владелец дома у озера.

— А день-то становиться все интереснее и интереснее. Почему сразу не сказали, когда я был у вас накануне?

— А зачем? — вопросом на вопрос ответил старик. — Я с арендаторами не общаюсь, для этого у меня агент есть. Или агентша… Ей деньги за это полагаются. И теперь, когда мое инкогнито раскрыто, вы не передумали покупать дом?

Автомобиль Матвея вдруг мигнул фарами, а потом обреченно заглох. Другого подтверждения, что он все делает правильно мужчине и не требовалось.

— Не передумал.

— Тогда прошу, — старик отступил вглубь библиотеки, — нам нужно о многом поговорить.

И все-таки, тому, кто придумал эти рычащие повозки, нужно руки оборвать. Где это видано, куча рычагов и ни одной нормальной надписи?! Пока Матвей выяснил все ли в порядке с головой у неведомого Сашки, Настя не удержалась и подергала пару ручек. Сперва зашуршали скребки, что чистят окошко спереди, а потом она дернула что-то не то, и самоходная повозка фыркнула и «умерла». Никудышный из Насти возница, хотя с пролеткой она управлялась неплохо, во всяком случае, людей не давила, во всяком случае, расторопных. А эти огоньки, так похожие на светлячков в ночном лесу, девушке не понравились, слишком их много. А вот Матвей управлялся с этим хозяйством на удивление ладно, создавая иллюзию легкости, даже ее ввел в искушение. Впрочем, это уже вошло у него в привычку, вводить ее в искушение. Но итог был неутешительный: автомобиль затих, перестав рычать, а Матвей обернулся и посмотрел на нее со знанием. Совсем, как папенька, когда хотел, чтобы она убралась с глаз долой.

Настя рассматривала старикашку, что приглашал Матвея на приватный разговор о покупке дома. Что-то в нем казалось ей знакомым. А точно, старикашка не всегда был старикашкой. Девушка помнила его другим, молодым и веселым. Как заразительно он смеялся… Даже она порой не выдерживала и присоединялась. После этого, как правило, смех стихал, и он начинал бегать по комнатам с кочергой наперевес. Чугунная кочерга — лучшее средство от голосов в доме.

Старикашка пропустил Матвея внутрь и закрыл дверь. Настя закрыла глаза, а открыла их рядом со стеллажом книг, выглянула из-за него и увидела идущих к столу мужчин. Девушка уже бывала здесь, пусть и очень давно. Она видела молодым того, кто успел состариться, а он видел ее. Кажется, что это было вчера. Нет, не вчера, а много лет назад. Тогда старикашка был совсем, как Матвей, который в данный момент выдвинул стул и сел напротив библиотекаря.

— Ну-с, — произнес тот, — Уверен, что не хочешь, мил человек, послушать про Митьку Меченого, что красному комиссару жить не давал?

— Уверен. Я приехал поговорить об управляющем Завгородних, но раз уж такое дело, то прошу вас рассказать мне о доме. Снова прошу. И кстати, я не мил человек, а Матвей.

— Что хотите знать, Матвей? Не холодно ли там зимой? Нет ли щелей в полу? В каком году провели газ и водопровод? Как укрепляли потолочные балки? Нет ли в подвале муравьев?

Настя едва не фыркнула. Это у старика в голове муравьи, а не в ее доме. Она снова отступила за стеллаж, продолжая прислушиваться к беседе.

— Лучше расскажите о бонусе, с которым продаете недвижимость, — попросил Матвей. Вежливо попросил. И охота ему перед этим расшаркиваться. И вообще, словечко-то какое модное придумали — «бонус», она его не раз из волшебного ящика слышала. В ее времена говорили проще, в довесок и все. — Сколько у вас там мертвецов в наличии?

— Мертвецов? — старик пошамкал губами, словно беззубый.

— Сколько человек умерло в доме у озера?

Настя провела рукой по корешкам книг. Даже интересно, что ответит старикашка. Правду? Что-то она сомневалась.

— Пятеро, — сказал библиотекарь.

Ну, так и есть, соврал. Девушка достал с полки книгу, оказавшуюся бульварным романом, из тех, что она прятала от нянюшки. Она стала перелистывать страницы.

«— Ах, Элис! — воскликнул он.

— Ах, Эдвин, — простонала она…»

Девушка долистала до конца. Ну вот, худшие опасения подтвердились. Все выжили. Нет бы красивые похороны сыграть, покойнику наряд от цехового портного справить, оркестрик пригласить, повыть от души, первую брач… то есть, первую ночь на кладбище провести, с волнением и трепетом ожидая пришествия его в спальн… то есть на могилку. Кому спасителя, а кому анчихриста. собственно кто и что заказывал при жизни. А это что? Скукотища.

— Считая саму Настю? — вдруг спросил Матвей.

Девушка от неожиданности выронила книгу. Та упала на пол с тихим, но отчетливым стуком. Странно, но ни тот, ни другой не бросились к стеллажу со стульями наперевес. Девушка снова выглянула в читальный зал.

— Нет. — нехотя ответил библиотекарь. — Ты, мил человек Матвей, спрашиваешь потому, что… — старик взял со стола кружку и глотнул. Что там у него? Чай? Кофий? А может, настойка боярышника? Ее нянечка очень уважала, двадцать пять капель на стакан чая и можно из дома не выходить. Папенька тоже не брезговал, двадцать пять стаканов и можно домой не возвращаться. — Потому что ты ее видел? — Кружка опустилась на стол с излишне громким звуком.

— Вывод так себе, — Матвей откинулся на стуле, а Настя перешагнула через упавший роман. — Но, да, видел.

— Я тоже. — Старик одернул кофту и повторил: — Я тоже ее видел.

Настя увидела, как напрягся Матвей от его слов. Смешно, он полагал, что был первым? Мужчины иногда такие дети.

— Сорок годков минуло. — Библиотекарь снова взялся за кружку, но на этот раз пить не стал, просто повертел в руках. — Красивая чертовка.

Это он о ней что ли? Сам черт рогатый!

— Я даже с женой чуть не развелся из-за нее.

Да больно нужен ей нехристь, который не чтит таинство брака. Свяжешься, позора не оберешься, приличным мертвецам на глаза не покажешься. И вообще все это бред сивой кобылы. Старикашка хотел не развестись, а…

— Я даже купил этот проклятый дом, — продолжал рассказывать старик, — И все из-за нее. Как думаешь, много счастья это мне принесло?

Ах ты, басурманин негораздый! Настя вдохнула, а выдохнула уже за спиной у библиотекаря.

— И самое смешное, я ведь тебя, Матвей, понимаю. Кто ж если не я? Сам был на твоем месте. — Старикашка вздохнул, а Настя положила руки на спинку его стула. Интересно сидел бы он так спокойно, если бы знал, что она стоит позади и слушает весь этот бред, что он несет? Вряд ли. — Она казалась мне чем-то… Чем-то фантастическим, чем-то превращающим обычную жизнь почти в роман, совсем, как у Ширли Джексону].

— Скорее уж, как у Оскара Уайльда[2], - пробормотал Матвей, но старик будто бы не слышал.

— Только представь, мил человек, приведение! То, чего не существует и не может существовать — это ли не доказательство вечной жизни?

— Давайте повременим с теологическими диспутами. Вечная жизнь меня пока не очень интересует, — мужчина поморщился.

— Я каждый день задавался вопросом, а не сошел ли с ума, — продолжал старик. — И каждый день боялся спугнуть эту чудо, к которому удалось прикоснуться.

Настя тоже была не прочь прикоснуться к затылку старикашки, особенно топориком для колки льда.

— Подумай, мил человек Матвей. Еще не поздно отступить, Представь будущее, ты лет через сорок, — старикашка указал на себя, — один, как перст, без семьи, без детей, она просто не позволит тебе их завести. Ты будешь стареть, а она останется вечно юной, вечно интригующей и рано или поздно в твой дом, мил человек, войдет другой юнец, который захочет…

— У вас, кажется, есть внуки? — перебил его Матвей. — Сами рассказывали, что внучка старичье, вроде вас, ни во что не ставит.

— А я вовремя одумался, помирился с женой, мы съехали из этого проклятого дома. Представляешь картину, мил человек, у меня есть дом, а семья живет в коммуналке? — Старик покачал головой. — Уезжай, Матвей. Выбери самый дождливый день, садись в машину, нажми на газ, не останавливайся и никогда не возвращайся. Тогда она не сможет последовать за тобой, она не может появляться в местах, где никогда не бывала, пока ее туда не привезут.

— Какая осведомленность в делах наших загробных, — удивился мужчина. — К чему это все? Эти уговоры? Вы можете просто отказаться продавать мне дом. Или не можете?

— Не могу. — Старик отвернулся. — Дал ей слово. Она не трогает меня, я не трогаю дом и по первому же требованию продаю его желающему. Не сдержу, она явится по мою душу.

Ох ты, клятвопреступник дорожит словом! Прям, хоть на ярмарке показывай эко диво! Не нужна ей его душонка. Товар с гнильцой и явно давно просроченный. А вот до тела можно и сходить, посмотреть, как он будет потешно хвататься за сердце и скулить «не губи». Хотя нет, это уже приелось, да и сердце старика давно не то, еще умрет, не успев продать дом.

— Занятно, — только и сказал Матвей.

— Ты просил рассказать о доме, — сказал старик с какой-то странной злостью, — я и рассказываю. Как умею. Уезжай, мил человек, а я тебе все деньги верну, что по договору аренды заплочены, а?

— Давайте отвлечемся от темы моего отъезда. — Матвей положил руки на стол и улыбнулся. Словно видел ее. И Настя поняла, что не может отвести взгляда. Она почти любила эту его улыбку… — Так сколько их было? — спросил он, совсем, как папенька, когда уточнял у нянюшки, сколько золотых она оставила на церковной паперти. Он явно имел в виду количество нищих. Настя надеялась, что именно их. — Пять? За сто с лишним лет? Как-то это несерьезно для злого привидения, не находите?