Энди Тейл - Хозяйка дома у озера

Настя едва не рассмеялась. С этим мужчиной за эти несколько дней она смеялась столько, сколько не смеялась за сто лет своей нежизни.

— Вам весело? Мне тоже было до поры до времени. И уверен еще многим, что были до нас, мил человек. — Старик стал перекладывать на столе бумаги. Настя заметила, как трясутся его руки, и задалась вопросом, чего он боялся? — Например, некой Ирине. — Он открыл и пододвинул к Матвею папочку. Девушка наклонилась, едва не задевая старикашку волосами. С листа на нее смотрела суровая женщина лет сорока. — Наглоталась снотворного, самоубийство. Или, вот этот мужчина, — библиотекарь перевернул страницу, — несчастный случай. Его нашли на берегу озера, прямо под террасой. Выпил лишнего, не удержал равновесия и свалился. — Матвей неосознанным жестом коснулся разбитой головы. — Продолжать?

— Не стоит. Я умею читать, — с этими словами мужчина стал просматривать содержимое тоненькой папки.

А ведь действительно тоненькой. Насте даже стало неловко, могла бы и постараться ради такого случая.

— Это все? — спросил он через некоторое время. Библиотекарь кивнул и снова взялся за кружку с чаем.

[1] Ширли Джексон — американская писательница XX века. Ггрой имеет в виду ее роман «Призрак дома на холме».

[2] Оскар Уайльд — английский писатель и поэт. Гэрой имеет в виду его юмористическую сказку «Кентервильское привидение».

— Это все? — спросил он через некоторое время.

Библиотекарь кивнул, снова взялся за кружку с чаем и с какой-то обидой спросил:

— Тебе мало? Так могу добавить. Несколько жильцов умерло не в доме, и я собственно не обязан об этом сообщать покупателю, но тебе, мил человек, раз ты такой упрямый, скажу. — Он пододвинул к Матвею вторую папочку, не менее коричневую и не менее тонкую. У Насти даже списки покупок объемнее выходили. Хотя, старикашке нужно отдать должное, он оказался более прозорлив, чем она предполагала.

— Один разбился на машине, другая прыгнула с обрыва, троих убили в окрестностях, четверо пропали без вести, — начал перечислять библиотекарь, пока Матвей быстро просматривал содержимое папки. — Повторяю, я не обязан это рассказывать. Смерти тех, кто жил в доме, но умер вне его, никак не связывают, но они же умерли!

— У меня для вас новость, — спокойно ответил мужчина. — Все когда-нибудь умрут, все кто жил в доме и кто никогда его в глаза не видел.

— Тем не менее, — упрямо повторил библиотекарь, — смерть в этом доме частый гость.

— Прямо мороз по коже, — усмехнулся Матвей. — Спрошу еще раз, это все?

— Не понимаю я тебя, мил человек. — Старик нахохлился, как старая ворона. — Я тебе о круглом, а ты мне о мягком. Слышишь ли ты меня?

— Слышу-слышу. — Матвей откинулся на спинку стула. — Надеюсь, цена будет адекватной все этому народно — детективному эпосу?

— Адекватной, — пробурчал старик, — даже слишком. Мне агентша посоветовала не ломаться. Слышь, мил человек, так и сказала: «не ломайтесь», словно я девка на выданье.

— Отлично. — Матвей сложил все бумажки обратно в папки. — Раз уж с этим разобрались. Скажите, кого здесь не хватает? — он постучал по папкам.

— А кого-то не хватает? — старикашка мастерски изобразил удивление.

Наверное, не раз тренировал перед зеркалом, совсем, как Настя предложение руки и сердца. Ну, как она его примет, естественно. Как посмотрит на коленопреклоненного джентльмена, на кольцо в его руках, на склоненную голову. Увидит, что волосы на макушке уже начали редеть, да и на колено «джентльмен» опустился со скрипом, и очи не горят огнем страсти, они вообще не горят, да и с папенькой все давно согласовано и совершенно не имеет значения, что он ответит. Тьфу, вот тебе и не расстройся, даже в девичьих фантазиях какая-нибудь пакость происходит.

— Например, Прохора Ильина — управляющего Завгородних.

— Кого? — на этот раз удивление было искренним. — Того, что сбежал с деньгами вкладчиков? Так ты, мил человек, ищешь сокровища промышленника?

— Нет. — Матвей встал.

— Позволь тебе не поверить. Матвей, я уже говорил и повторяю снова: нет никаких сокровищ. Если бы они были, то их давно бы нашли.

— Принято к сведению. — Мужчина взял со стола папочки. — И больше ничего про Ильина? Никаких официально задокументированных слухов, сплетен?

— Насколько я знаю, нет. Но я все же не эксперт по истории, всего лишь скромный сельский библиотекарь, который продает дом, — сказал старикашка таким тоном, словно был царским ординарцем, а его за лакея из булочной принимали.

— Тогда жду звонка вашего агента, — с этими словами Матвей вышел из библиотеки. А старикашка вздохнул с видимым облегчением. Насте это не понравилось. Не понравилось настолько, что она ухватила старикашку за плечи, позволив ему почувствовать это ласковое прикосновение, позволила ему вздрогнуть и часто-часто задышать, словно кобелю с папенькиной псарни.

— Будете докучать Матвею Васильевичу, живописать насколько я незавидная невеста, и я приму меры. Даже если эти меры вынудят меня появиться в вашей опочивальне после захода солнца и объяснить всю глубину ваших заблуждений.

Дыхание старикашки на миг прервалось, а потом возобновилось с еще большим сипом. Видимо, это стоит расценить, как согласие.

Настя появилась в машине, как раз в тот момент, когда мужчина швырнул папки в бардачок, а потом неожиданно замер, словно почувствовав ее присутствие. Хотя, почему «словно», она давно верила, что так оно и есть. Он мог ее чувствовать, ощущать ту, что умерла более века назад. Одно это уже отличало его от старикашки. А если взяться перечислять и остальные отличия, бумаги в этих папках не хватит.

— Настя, — позвал он, — если ты здесь, покажись, прошу. А то я сижу и гадаю, схожу я с ума или уже сошел и можно расслабиться.

Он еще не договорил, а она уже появилась на сиденье, позволила увидеть себя. И даже не потому, что он попросил, а потому, что сравнил себя с ним.

— Ты не он, — прошептала девушка и сделала то, на что не решалась никогда раньше. Подалась вперед и прижалась губами к его губам. Нянюшку бы удар хватил, а папеньку кондрашка. Она никогда до этого не целовалась, поэтому и вышло, бог знает что. В романах-то писаки такого накропают, про спертое дыхание, про бабочек в животе, про огонь в очах. На деле же Настя, перестаравшись, стукнулась зубами о его зубы. И все же, это был ее первый поцелуй, какой уж есть. Девушка отпрянула, словно испугавшись собственной смелости, и не придумала ничего лучше, чем повторить: — Ты не он.

И исчезла, от греха подальше.

— Ух ты — сказал Матвей и спросил: — Что такого ты натворила, раз боишься показаться мне на глаза?

Вместо ответа девушка коснулась его щеки ладонью. А он, почувствовав прикосновение, которое не ощущал никто до него, закрыл глаза и сидел так целую минуту. А она целую минуту была не в силах убрать руку. А потом мужчина улыбнулся, выдохнул и оживил автомобиль. Не совсем сдох железный коняка. Или это она теряет сноровку?

Матвей выехал на федеральную трассу, раз за разом прокручивая в голове то, что произошло, улыбаясь, а потом мысленно возвращался к событиям вековой давности.

Первое, пропали деньги Завгороднего.

Второе, умерла его дочь.

Третье, арестован Митька Ильин.

Четвертое, исчез Прохор Ильин.

Пятое, Завгородний продал дом и уехал в неизвестном направлении.

Все, конец истории.

Шестое, Настя его поцеловала. Это, как он надеялся, будет началом новой истории. Их истории.

Тогда почему ему, казалось, что одно из предложений звучало донельзя фальшиво? И какое именно?

Кто-то ворует у вкладчиков промышленника.

Настя лезет в петлю. В ее смерти обвиняют Митьку — писаря.

Исчезает его отец, с деньгами или нет, но исчезает. Матвей так надеялся, что библиотекарь поможет ему узнать что-то о приказчике Завгороднего, но старик спутал ему все карты.

Промышленник хоронит дочь, продает дом и уезжает.

Что не так? Не просто под вопросом, а настолько неправильно, что режет слух?

Нужно прямо сейчас поехать в город и посмотреть документы. Возможно, что-то сохранилось в городском архиве или в областном историческом обществе, он не раз имел дело с разными архивами в свою бытность студентом и во время стажировки в газете и очень надеялся, что сейчас ему удастся найти информацию.

Прерывая хоровод мыслей, рядом с Матвеем появилась Настя. Всего лишь на мгновение, но она успела произнести:

— В нашем доме чужой! — И исчезла.

— Черт! — рявкнул Матвей, нажимая на тормоз, а потом стал разворачиваться прямо на шоссе. — Надеюсь, она имела в виду не пришельца из космоса, а обычного домушника. — Он нажал на газ и понял, что улыбается. — Она сказала: «в нашем доме»!

И тут улыбка исчезла, от веселья не осталось и следа, его сменило беспокойство. Только бы она не натворила глупостей. Вряд ли девушке придет в голову вызвать полицию, так что чужому он точно не завидовал. В любом случае, разгребать все Матвею.

Он никогда так быстро не ездил и, наверное, побил собственный рекорд, потому как тормозил возле дома у озера спустя семь минут и двадцать три секунды. Мужчина выскочил из машины, не став даже глушить двигатель, и бросился внутрь. Одно радовало, космического корабля чужих на подъездной дорожке не наблюдалось.

Матвей распахнул дверь и замер в прихожей, первым делом заметив вмятину в стене. Обои разошлись, часть штукатурки осыпалась, обнажив кирпичную кладку. Словно кто-то изо всех сил ударил по стене кувалдой. Но никаких висельников, готовящихся отбыть на тот свет.

— Настя!

Матвей миновал коридор, заглянул на кухню, потом в гостиную, но до спальни не дошел, остановился на пороге той самой кладовки с обоями в цветочек. Кто-то славно тут порезвился, нанеся этим обоям невосполнимый урон. Если раньше, там была всего одна дыра, из которой он несколько дней назад извлек шкатулку, то сейчас в боковой стене справа от двери зияла еще одна.