— Да и «увел» — неправильное слово, скорее просто открыл ворота, свистнул и лошади разбежались. Уверен, собрать их потом, не составило никакого труда, не дикие же они были, в конце концов. — Мужчина отложил бумажки на стол. — При чем здесь Митька Меченный и красный комиссар жившие фиг знает когда? — спросил он у пустой библиотеки. — Как это поможет найти Настю? Как убедить этого урода, что никакого клада нет, пока он не…

«Их можно убить, как обычных людей» — сказал Сергей, и Матвей едва не бросил все и не выскочил на улицу. Нет, беготней тут не помочь, даже если он оббежит все Алуфьево и заглянет в каждый дом.

Мужчина сел за стол, на то самое место, откуда несколькими часами ранее упал старик-библиотекарь и взялся за те самые бумажки. Одна вырезка, вторая, третья. История Алуфьево в старых документах, фотографиях и мемуарах. Он читал их одну за другой, перелистывал страницы книг, пересматривал открытки и рисунки. Ничего необычного, ничего сверхъестественного, поменяй название села на любое Закобякино и ничего не изменится.

— Я должен найти этот чертов клад! — проговорил Матвей, и его голос эхом отскочил от стен. Он поднял голову и поморщился от боли в шее. Яркий утренний свет в окне уже успел поблекнуть. Сколько он тут просидел, уткнувшись в старые бумажки? Час? Два? А результата все нет, тогда зачем же…

— А затем, — ответил он сам себе вслух, — что альтернатива этому сидению

— паника. Думай! Кто еще мог знать о кладе Завгороднего? Не просто слышать, а знать доподлинно?

И он продолжил искать ответ на этот вопрос. Отчасти потому, что не понимал, что еще он мог сделать, а отчасти потому, что казалось, он видел что-то. Видел, но не обратил внимания, что-то важное. И стоит это найти… Кто-то ищет клад.

Тик-так, тик-так…

Кто-то похищает Настю.

Тик-так-тик-так-тик…

Кто-то звонит ему и предлагает обмен?

Тик-так-тик-так-тик-так…

Кто? Он точно местный, иначе бы… Мысли побежали по второму кругу. Матвей зажмурился. Снова зазвонил телефон. Матвей несколько минут смотрел на экран, раздумывая, а потом все же принял вызов.

— Слушаю.

— Мы, кажется, договаривались о встрече? — Вместе с голосом в пустую библиотеку ворвались звуки веселой песенки. — И вот я брожу тут среди одуревших деревенских дураков и мечтаю о бутылке пива. Тебе еще нужна та открытка?

— Нужна, Андрей. — Матвей поднялся. — Где именно, ты мечтаешь о пиве?

— У здания сельсовета, а если еще конкретнее, то у красного щита с лопатой и ведром.

— Буду, через пять минут.

28. Их день (11:00) -3

— Буду через пять минут. — Он встал, подошел к двери, оглянулся на пустой зал библиотеки, а потом неожиданно для себя вернулся, сгреб со стола бумаги и швырнул на пол.

— Ни хрена! — рявкнул Матвей. — Ни хрена тут нет! Ни клада, ни Завгороднего, ни Насти!

Он выдохнул и, злясь на себя, вышел из библиотеки.

Музыка продолжала играть. Матвей понятия не имел, что делать, не знал, зачем ему эта старая открытка. Ему просто нужно было выйти на воздух. Отвлечься всего на несколько минут, и тогда он поймет, что делать дальше.

Черт, он не супергерой и не киношный сыщик, чтобы знать, как поступать в таких ситуациях.

— Как убедить его, что клада нет? — в который раз спросил Матвей сам себя. — Как найти клад, которого нет?

Кто-то толкнул его в плечо, мужчина обернулся, и давешний мальчишка со скейтом отсалютовал ему мороженым. Всюду были нарядные люди, кто-то даже напялил карнавальный костюм. По тротуару прошла ведьма, в другую сторону хихикая пробежало привидение с сахарной ватой в руке. Референт отца выделялся среди этой праздничной толпы, как выделяется ворон среди стойких голубей. Мелькнула мысль, что он, Матвей, выделяется точно также.

Тик-так, тик-так, — продолжал отсчет невидимый будильник у него в голове.

— Посмотри-ка, такой день, а ты трезвый, как стеклышко, — вместо приветствия сказал Андрей.

— Ага, решил завязать.

— Это деревенский воздух на тебя так действует, не иначе.

— Ты же не поболтать меня вызвал. — Матвей посмотрел на группу школьников в костюмах то ли эльфов то ли кикимор, так сразу и не поймешь. — Открытку привез?

— Да. Но… — Андрей многозначительно замолчал, а потом добавил: — Ты обещал кое-что подписать.

— Ты просишь у меня автограф? — Матвей достал ручку, а референт отца два листка бумаги.

— Что это?

— А тебе не все равно? Признание в убийстве Кеннеди. Нужна открытка? Подписывай. Или передумал?

— Нет. — Матвей выхватил листки, приложил бумагу красному пожарному щиту и быстро расписался. И только потом пробежался глазами по ровным строчкам текста.

— По собственному желанию? Ты слишком щедр. — Он вернул бумаги, огляделся, увидел в толпе растерянно озирающегося Сергея, на плече парня лежал какой-то сверток. — Как там отец?

— Мог бы сам позвонить и спросить. — Андрей убрал подписанные бумаги в портфель.

— Упреки — это последнее, что я ожидал услышать от тебя. Так как он?

— Не поверишь, он сейчас в клинике, волосы себе пересаживает.

— Не верю.

— Ну, он очень хочет соответствовать новому статусу.

— Молодой подружке он хочет соответствовать. — Матвей убрал руки в карманы. — Зря я спросил. Про открытку не забыл?

— Ты какой-то дерганный сегодня, — констатировал референт отца, приглядываясь к Матвею с подозрением. — Все в порядке?

— Если я отвечу «нет», ты предложишь помощь?

— Зря я спросил, — тут же повторил его слова Андрей и вытащил из портфеля желтоватый прямоугольник старого картона. — Держи.

Матвей взялся за уголок открытки, как раз тот момент, когда его заметил студент-физик и замахал рукой, едва не уронив сверток, из которого торчала лопата.

Андрей придержал открытку.

— Не знаю, что тут у тебя происходит, но если совсем запахнет жареным, ты знаешь номер телефона.

— Отца? Знаю.

— Мой, придурок. Если прижмет, звони. — Референт отца отпустил уголок старой открытки.

— Не верю своим ушам. Мир сошел с ума или ты уже осуществил свою мечту и тяпнул пива? — удивленно спросил Матвей, а Андрей отвернулся, перехватил портфель и зашагал по тротуару.

Мужчина посмотрел на открытку, на которой в начале века неизвестный фотограф запечатлел дом Завгороднего. Другая форма крыльца, темная черепица на крыше, а в остальном тот же дом озера. За одним исключением. Озера на фотографии не было. За домом чернела яма. Нет, не яма, там чернел целый провал в земле, словно огромный открытый рот.

«Карьер», — догадался Матвей. Карьер Завгороднего по добыче песка и щебня. Промышленник построил свой дом не озера, а у карьера.

Словно во сне Матвей перевернул старую открытку.

29. Ее день. Одна тысяча девятьсот третий год от Рождества Христова

… Но она заглянула, не смогла не заглянуть, взялась за ручку двери и толкнула. Поднос с чаем все еще стоял на столе, за которым она провела так много времени, упражняюсь в чистописании. Не самые приятные воспоминания, но новые оказались еще хуже.

Прохор Федотович стоял, покачиваясь будто пьяный. Будто хватанул вместе с папенькой пряной браги и закусил лавровым листом. Только вот этот напиток не пошел впрок управляющему. Мужчина захрипел. Чашка, которую она наполнила всего несколько минут назад, выпала из его пальцев и покатилась по толстому ковру. Прохор Федотович ухватился на спинку стула, но тот не смог удержать дородного мужчину. Мужчину, что протянул к ней руку в странном просящем жесте, а потом отступил назад. Ноги у него подогнулись, совсем как у куклы марионетки, что показывали на ярмарке. И мужчина упал. Осел, как куль с мукой, продолжая хрипеть, продолжая протягивать к ней руку, продолжая смотреть…

Девочки всегда шептались, говорили, что никогда не забудут первый поцелуй. Она не смогла забыть первую смерть, что пришла за человеком прямо у нее на глазах. Ей всегда не везло.

Настя сама не поняла, что отступает, пока не натолкнулась спиной на что- то. На кого-то.

— Я же велел тебе уйти к себе в комнату. Почему ты меня не послушала? Почему никто в этом доме меня не слушает?!

— Тятя, — позвала она, оборачиваясь. Позвала, совсем как маленькая девочка, словно ей снова было пять лет, а отец, казавшийся таким большим и сильным, подхватывал дочь на руки, а она смеялась.

Правда, сегодня было не до смеха.

— Настя-Настя, — попенял он.

— Он… Он… Преставился? — Она снова посмотрела на Прохора Федотовича, а управляющий продолжал смотреть на нее невидящими глазами. Чашка валялась на ковре, вторая стояла на подносе. Стояла нетронутой. В этот момент Настя поняла. Картинка сложилась, словно панно из цветных стеклышек.

«Обнулить активы»

«Каторга»

Отец с Лизаветы.

Настин ночной поход к кабинету папеньки.

Нянюшка.

Чашка у ее кровати, совсем как здесь.

Но это… Это невозможно! Это же ее отец! Это промышленник Загородний, перед которым ломают шапки дворня и батраки, с которым советуется сельский староста, на которого заглядываются вдовушки… Это папенька.

— Зачем? — шепотом спросила Настя и посмотрела на отца будто впервые. На самом деле впервые. — Он бы сделал все, что ты приказал. Как и нянюшка.

«Как и я» — могла бы добавить девушка, но не стала, горло сковала немота. Все вокруг показалось ей нереальным, словно в одной из рассказанных на ночь сказок.

Пожилой промышленник травит челядь, чтобы скрыть свои странные тайны? Ха! Больше похоже на историю, с листка, что развешивает полицейское управление, или на статью в «Губернском вестнике». Настя иногда читала страшные истории о всяких лиходеях и рассматривала фотографии. Лица преступников скорее походили на свиные рыла, обрюзгшие и беззубые. С такими образинами приличному человеку и знаться-то зазорно. Увидишь, враз поседеешь.