– Чем она болеет? – спросила Рин, приглядываясь к женщине.

– Зимняя немочь… Всю осень ходила в легком платье, работала – себя не жалела, ела плохо.

Рин скрипнула зубами и прикинула возможные варианты болезней.

– Ладно. Поищу, чем могу помочь. А пока… подвал у тебя есть?

– Погреб-то? Есть погреб, да зачем тебе в него? Они в дома не заходят, так, мимо пройдут да уйдут.

– Пошли в погреб. Дочери скажи, что ты пошел за лекарем. Быстро и тихо.

Дедушка прошел в дальнюю часть коридора, отодвинул ногой домотканый половик, открыв люк в полу. Через минуту, поддерживая деда за руку, Рин спустилась в сырой темный погреб, где воняло прелой картошкой, вяленой рыбой и плесенью. Неверный свет единственной сальной свечки выхватил из темноты полки с бочонками, связку рыболовных снастей и висящий на стене охотничий самострел.

Рин присела прямо на пол, облокотившись на полку.

– Дед, ты говорил, что сын у тебя был такой, как я. Что ты имел в виду?

– Был сынок-то, да… – огорчился старик и стал бесцельно двигать крынки, в которых, наверное, хранились припасы. – Тоже прятался от этих собак-гвардейцев.

– Расскажи мне про него больше.

– Немного я рассказать могу. Сбежал из дому уж давно. Когда уходил, сказал лишь, что должен прекратить это безумие императора. Потом приходил-уходил, когда вздумается. Так, бывало, придет, посидит со мной, а наутро след простыл, и год цельный нету! Только теперь я не знаю даже, жив ли он. В последний приезд он сказал, мол, нашел тех, кто собирается свергнуть императора, да кристалл уничтожить. Я все думал еще, не о том ли кристалле он говорил, что выкопали тогда под Золотым Когтем? Наверное, о нем…

– Дед, как зовут твоего сына?

– А тебе почто? Илар.

– Илар? – удивилась Рин, просветлев лицом. – Он такой высокий, рыжий, глаза карие?

Старик кивнул, Рин улыбнулась и сняла капюшон.

– Девонька! – ахнул старик, глядя на нее с крайним изумлением. – Так ты из этих…

– Ну да, да, я аирг. Скажи, я описала твоего сына? – она встала и взяла деда за руку. Он все еще потрясенно смотрел на нее и только кивнул в ответ.

– Я знаю твоего Илара. Не волнуйся, он жив и с хорошими людьми.

– Девонька… – хрипло выдохнул старик, и его глаза заслезились.

– Ты раньше жил в поселке под горой Золотой Коготь, верно? И когда кристалл выкопали, Илар был там, именно он побежал докладывать о находке, да?

Старик снова кивнул, верно, язык его не слушался.

– Дед, вероятно, через месяц я встречу твоего сына. Я обязательно передам ему, чтобы он навестил тебя.

– Ох! Ох! – запричитал он, сминая ее ладошку и глядя благодарно.

Вдруг Рин напряглась всем телом: чуткие уши уловили звуки шагов совсем рядом. Гвардейцы шли мимо дома. Она закрыла старику рот и напряженно вгляделась в потолок. Наверху заплакал ребенок. Марш остановился. Закрипел снег под сапогами, когда кто-то подошел к дому. Он открыл входную дверь и зашел. Рин задержала дыхание и нащупала револьвер; ощущение нагретой ее теплом тяжелой рукояти в ладони немного успокоило. Вошедший сделал пару шагов внутрь, окликнул больную, но, получив только тяжкий вздох вместо ответа, развернулся и вышел, хлопнув дверью. Слышно было, как гвардеец уходит, а следом снова раздается мерный марш. Только когда он совсем стих, Рин выдохнула и освободила старика. С ее помощью они вылезли из погреба, и девушка принялась осматривать больную женщину. Она была очень слаба, едва-едва в сознании. На бледном грязном лице выступили пунцовые горячечные пятна, ее душил сильный кашель.

Рин порылась в своем рюкзаке, выудила несколько склянок с согревающими настойками, целебные травы и принялась варить лекарство. Спустя полчаса все было готово, и она отпаивала полуобморочную женщину из деревянной ложки ухой, заставляя ее после каждого глотка пить горькое лекарство. Дочь старика и впрямь была похожа на Илара: такая же рыжая, плотная и с добрыми карими глазами. Рин взбила подушку и уложила ее обратно, сказав отцу, что скоро все будет хорошо, нужно только каждый час поить ее этим отваром и обязательно кормить.

Ребенок хныкал потому, что описался и замерз в мокрых одеялах. Рин перепеленала его и как раз собиралась покормить, когда дверь комнаты распахнулась, громко хлопнув о стену. Вошел шатающийся мужик в сером грязном кафтане. От него со страшной силой разило спиртным и рыбой. Старик встал посреди комнаты напротив него, опершись на свою палку обеими руками, а Рин тут же натянула капюшон на лицо и встала в темный угол, за шкаф, чтобы ее не было видно. Малыш в ее руках притих, сладко посапывая.

– Папаша! Сегодня клева нет, я останусь дома. А где Милка?

– Вил! Утро еще, а ты опять пьяный?! Ах ты, бестолочь, никакого сладу с тобой нет! Жена больная, ребенок голодный, а он пьет!

Тон старика был больше жалким, чем грозным.

– Заткнись! – нахмурился мужик. – У тебя слова нет. Я тут вас всех кормлю! Милка где, спрашиваю?

– Где тебя носило всю ночь, пьянь ты такая?! Болеет Милка!

– А ну зови сюда свою девку! Пусть сходит к Нату, возьмет у него еще браги!

– Слегла Милка! Никуда она не пойдет!

– Ах ты мне перечить вздумал?! – взревел Вил, пьяно пошатнулся и замахнулся на деда.

Рин, не выпуская ребенка, скользнула к Вилу и ударила ногой в центр груди, отчего тот свалился на пол. Она тут же наступила ему каблуком на кадык и чуть придавила, чтобы не дергался. Затем осторожно передала дитя деду и демонстративно достала нож из-за голенища сапога, все еще придавливая горло мужчины. Тот обалдело таращился на нее и что-то невнятно хрипел. Из уголка его рта потекла струйка крови, видимо, от удара об пол он прикусил губу или язык. Рин медленно наклонилась к нему ближе.

– Никогда не смей поднимать руку на старших, ясно тебе? – тихо и спокойно сказала она, поигрывая оружием.

Вил кивнул, не сводя с нее ошарашенного взгляда, Рин убрала ногу с его горла, и отошла, оттеснив плечом старика с младенцем. Видимо, Вил от страха в секунду протрезвел, потому что тут же подобрался с пола и собрался сбежать на улицу, но это в планы Рин не входило: она рванула его за шкирку и снова уложила на лопатки.

– А ну стоять! Куда собрался?

– Да ты кто такая?! – он попытался вырваться и встать.

– Лежать и бояться, я сказала! – рявкнула она.

В следующий миг острый нож свистнул в опасной близости от уха Вила и воткнулся в дощатый пол. Вил кивнул, со страхом глядя на нее. Рин присела рядом с ним, надавив ему коленом на живот, выдернула нож и приставила к горлу потенциальной жертвы.

– Я друг семьи, – прошипела она почти ласково. – Слушай-ка меня, ты, пьянь подзаборная! Будешь сидеть с больной женой и каждый час поить ее лекарством. Будешь ухаживать за сыном и беречь его, как зеницу ока. Ты не скажешь ни единого грубого слова деду. Кивай-кивай, мне нравится, как ты это делаешь.

Вил в ответ отчаянно закивал, да так, что Рин подивилась, как у него голова не отваливается. Впрочем, когда некоторым людям приставляют нож к горлу, они становятся такими послушными!

– Запомни, Вил, я не шучу, мое слово крепче камня. Только попробуй воспользоваться моим уходом и что-то сотворить с женой, ребенком или дедом. Только попробуй еще хоть каплю спиртного в рот взять! Я приду еще раз, и если я узнаю – а я узнаю! – что ты с ними плохо обращался, я отрежу тебе пальцы один за другим, – она провела лезвием ножа по всей его руке и до самого горла. – А потом выпотрошу, как рыбу! – острие ножа уперлось в его живот. – И скормлю волкам по кусочкам, понял ты?

Вил шумно сглотнул и заскулил. Рин пнула его в бок, чтобы поднялся, и тот сразу же вскочил и отшатнулся от направленного на него лезвия клинка.

– Быстро к жене, – рыкнула она и, проводив его взглядом, обратилась к старику, который стоял ни жив ни мертв.

– Дедуль, ты как?

– Ох… Девочка, что ж ты творишь! Напугала старика… – охнул он и тяжело опустился на шаткий табурет, прижимая к себе внука.

– Ну… уж прости, некоторых людей только так можно вразумить, – она присела на корточки и посмотрела ему в глаза снизу вверх. – Я могу что-то еще сделать для тебя? Как тебя зовут-то?

– Берни. Ох, дочка, нет, ничего не нужно больше. Я и так просил слишком много.

– Я найду Илара и заставлю этого засранца появиться дома, – сказала она, еще не вполне представляя, как выполнит обещание.

Рин порылась в рюкзаке, выдернула со дна кошелек и несколько тысяч ремов из него.

– Вот. Держи. Это немного, но большего дать не могу, впереди дорога долгая. Я передам Илару, что у него есть племянник. А сейчас, прости, дед, мне нужно идти. Очень спешу.

Она поднялась и, хлопнув его по плечу, зашла в комнату, где сидел сжавшийся от страха перед ней Вил, и где лежала все еще слабая дочка старика. Рин подошла к Вилу ближе и подцепила кончиком ножа его подбородок, заставив поднять лицо.

– В глаза мне смотри, – потребовала она, – и повторяй за мной: я никогда не обижу старика.

– Я не… не обижу старика.

– Я не трону жену и буду заботиться о ней.

Он послушно повторил, заикаясь.

– Ребенок – мое сокровище, и я выращу его достойным человеком.

Вил замешкался, бросив взгляд в сторону деда с ребенком, но ледяная сталь, больно кольнувшая горло, действовала очень убедительно. Он шумно сглотнул, проследив глазами за бликами на кромке лезвия, и повторил сказанное.

– Узнаю, что нарушил обещание – распотрошу, как рыбу. Ясно?

Вил быстро закивал. Девушка удовлетворенно хмыкнула и направилась к выходу.

– Прощай, дед. Скорее всего, мы больше не увидимся. Будь здоров!

И Рин выскочила на морозный воздух, глубоко вдыхая его чистый ледяной запах. После разговора с этой пьянью ей хотелось дышать как можно глубже сладким холодным ароматом и вымыться самым едким мылом. Рин, осторожно оглядываясь по сторонам, быстро зашагала прочь от деревни, надеясь, что никто больше ее не остановит.