- Потому что обидевший мою колючку должен познать все прелести жизни в том аду, что я ему устрою. Так кому мне там надо срочно поправить профиль? Ты только скажи.

На пару минут мне отчаянно захотелось это сделать. Обернуться, уткнуться носом в широкую, твердую грудь, обнять Костю за талию, пряча руки под его водолазку и поступить как любая уважающая себя девчонка - нажаловаться. Громко, с выражениями, с подробностями и обязательными театральными всхлипами в особо жалобных моментах. Я ж всегда любила сцену, а сцена любила меня, вот только…

- К черту, - решительно заявила я, все же развернувшись в его руках. Разгладила пальцами ворот расстегнутой джинсовки парня и, стиснула их в ладонях, притягивая его к себе поближе. И выдохнула, в приоткрытые от удивления губы. - К черту их всех…

Поцелуй был мягким. Нежным. Осторожным. Таким же ласковым, как чуткие пальцы, скользящие по спине. Таким же обжигающе-горячим, как и прикосновения этого человека. Острым, томительным и тягучим. От него совсем по-киношному дрожали колени, а сердце гулко бухало в груди. От него выжигало весь кислород в легких, но у меня не было ни сил, ни желание его прерывать.

Наоборот, я прижималась ближе, глотая чужое дыхание. И не замечала, как текут по щекам слезы. Как где-то в глубине души зарождается что-то яркое, что-то новое и такое необходимое. Именно оно стирало жуткое ощущение липкой грязи, после пустого совершенно бессмысленного ужина в компании этих ядовитых гадов и гарпий. Такое робкое, хрупкое и трепетное чувство под названием…

Любовь?

- Колючка, - выдохнул Елизаров, все же разрывая поцелуй и глотая холодный, сентябрьский воздух. Глядя на меня шальным и совершенно невозможным взглядом своих зеленых глаз, улыбаясь так широко и заразительно, что нельзя было не улыбнуться в ответ.

И я улыбалась. Улыбалась впервые за очень много лет. Искренне, несмело, уязвимо. Позволяя обхватить свое лицо ладонями, стирать следы слез со щек. Закрывая глаза и доверяясь, полностью и без остатка, когда Костя наклонился, прижимаясь лбом к моему лбу.

Недовольно морщась от того, что собиралась снова променять его на кучку лицемерных придурков, не видящих ничего дальше своего носа. Дура ты, Градова. Сентиментальная, рефлексирующая не к месту дура. Ну встретилась ты с ними, и что это изменило? Что тебе дал этот гребанный ужин ни о чем, пустой разговор и совершенно неинтересные, пресные пикировки?

- Твоя, - тихо откликнулась я. И вздохнула, все же уткнувшись носом в широкую грудь Елизарова. Потерлась о мягкую, светлую ткань щекой.

Я ведь действительно дура. Та самая наивная дуреха, которой нужно было увидеть. Нужно было осознать, что возврата к старым друзьям, к прошлому больше нет. Что мне плевать на этих расфуфыренных, мнящих себя звездами людей с высокой колокольни. Плевать на их мнение, слова, взгляды и досужие пересуды.

Что у меня нет желания перемывать чужие кости, манерно жевать листву вместо куска мяса и говорить ни о чем. Что я, видимо, выросла из этого высокого общества. И знаете что?

Я совершенно не жалею об этом. Потому что, наверное, нужно хорошо грохнуться со своего пьедестала, чтобы научиться ценить настоящие, искренние отношения и чувства. И слава богу, теперь я знаю, что это такое, и знаю с кем мне по пути.

- Елизаров, я очень тебя попрошу… - подняв голову, я сощурилась, прикусив губу. - Не разочаруй меня, а?

- Помилуй, колючка, - Костя посмотрел на меня тепло и нежно провел пальцами по лицу, убирая прядь волос за ухо. - Даже если захотел бы, не смогу. Ты как заноза, попала в сердце и все. Пропало мое Царское величество, окончательно и бесповоротно!

- Идиот, - рассмеявшись, я снова привстала на цыпочки и оставила на его губах легкий поцелуй. И, не удержавшись, взвизгнула от неожиданности, когда меня подхватили, приподняли и закружили. - Елизаров! Поставь, где взял!

- Ни за что, - выдохнул этот ненормальный, снова меня целуя. Но вопреки собственным же словам, поставил на тротуар. Стянул джинсовку, набросив мне ее на плечи и, переплетя наши пальцы, решительно заявил. - Так, раз у нас сегодня полноценное, самое настоящее, просто всамделишное свидание… То мы идем в самое лучшее место на свете!

- И куда это? - я честно пыталась изобразить недовольство и скептицизм. Но у меня это получалось….

Никак не получалось. Свалившийся с плеч груз, тянущий меня вниз после встречи в “Догме”, словно что-то сломал во мне, заразил бившим из Елизарова нетерпением, азартом и авантюризмом. И я едва ли не подпрыгивала от нетерпения, спеша следом за разогнавшимся парнем.

Который все равно не забывал о моей травме, сознательно подстраиваясь под мой шаг, время от времени кидая на меня внимательные взгляд. А я купалась в этой ненавязчивой заботе, наслаждаясь откровенно и бесстыдно. Я даже ответа на свой вопрос не ожидала, но Костя, остановившись на перекрестке, снова сгреб меня в охапку, прижимая к себе и заговорщицки прошептал на ухо:

- Ну же, ведьма, ты же не думаешь, что я так просто сдам все свои пароли и явки? Пусть это будет сюрприз. Ты же любишь сюрпризы?

- Терпеть не могу, - почти искренне ответила я, тихо засмеявшись. И снова, мимолетно, поцеловала его.

- Ты отвратительно врешь, колючка.

Я в ответ лишь невинно хлопнула глазами. И, наверное, чуть ли не впервые в жизни позволила себе самую непростительную глупость из всех возможных. Я перестала думать, анализировать, сравнивать.

Я просто наслаждалась этим внезапным свиданием, горячими руками, обжигающими сквозь ткань одежды и мягким, теплым взглядом зеленых глаз.

Это был самый лучший день в моей жизни. И я очень надеюсь, что это только начало моей личной белой полосы. Черт с ним, я даже согласна на звание любимой жены Царя, если речь идет о Елизарове. Интересно, все влюбленные девушки не от мира сего, а?


Глава 28

Ярослава Градова

Говорят, влюбленные часов не наблюдают. Не знаю, что там у влюбленных с хронометром, но для меня время, оставшееся до выступления, пролетело как один миг. Короткий, стремительный и совершенно, абсолютно не запоминающийся.

Хотя нет, вру. Елизарова я бы, даже если захотела, забыть не смогла бы. И, наверное, мне стоило бы возмущаться от того, как много его стало в моей жизни, но…

- Готова? - Юлия Вячеславовна с ног до головы оглядела меня, сидящую на шатком стуле в гримерной, и кивнула собственным мыслям. - Вижу. Либо щипай себя за щеки, либо пройдись румянами. Про разогрев помнишь? С ногой аккуратнее, у меня на тебя слишком много коварных планов, чтоб так бездарно их похерить и…

Где-то что-то упало, и Рябинина подпрыгнула на месте. После чего отправилась выяснять, что происходит, мысленно явно уже назначив виновных и спешно их казнив. Я же повела плечами, прошлась пальцами по шее, разминая мышцы и сделала то, что мне велели.

Взяла в руки палетку с румянами и большую, пушистую кисть. Обмакнула в один из ярких цветов и прошлась кончиком по коже. И все это, не отрывая взгляда от отражения в зеркале, в окружении ярких ламп. Оно, это самое отражение, было знакомым и чужим одновременно. Четко очерченная линия скул, густо подведенные глаза, ярко накрашенные губы.

Я тихо хмыкнула, мазнув кистью еще пару раз. Кажется, я так густо и ярко красилась тысячу лет назад, не меньше. Но таковы законы сцены: без соответствующего макияжа тебя просто не увидят. Ты будешь одним слепым пятном, на которое никто обратит внимания. Поэтому…

- Градова, у тебя есть иголка? - кто-то из девчонок вынырнул сбоку, как черт из табакерки. И, запыхавшись, расстроенно протянул, демонстрируя разодранную по шву юбку. - Это пипец пипецкий. Я только чуть об косяк зацепилась, а оно…

- Посмотри в сумке, - оценив подрагивающие губы и частое моргание, в попытке сморгнуть наворачивающиеся слезы, я махнула рукой в сторону скамейки с кучей личных вещей.

И убрала палетку и кисть в сторону, вновь придирчиво изучая свое отражение. Да, я по-прежнему не нашла себе друзей (будем честны, я их и не искала), да, я все еще была новенькой среди всего коллектива. Вот только личное с профессиональным мы научились разделять спустя недели две совместных тренировок.

В конце концов, позубоскалить мы можем и после. А сейчас нужно сделать так, чтобы все прошло идеально. “ В ажуре”, как сказал бы неугомонный Костик.

Кстати о нем.

Мысли как-то сами собой перескочили с привычной подготовки к предстоящему выступлению на одного небезызвестного Царя. И я сама не заметила, как расслабились напряженные плечи, а на лице сама собой появилась легкая полуулыбка. Смягчая и сглаживая образ холодной и циничной стервы, смотревший на меня из зеркала.

Я крутанулась на стуле, вертя в руках простенькую подвеску - ничего обычного, полудрагоценный камень на кожаном шнурке в оправе из серебра. Мне действительно стоило бы возмущаться, потому что Елизаров был везде. На переменах между парами, у входа в очередной корпус или за столиком в кафе. Провожал меня до дома, умудрился понравиться моим братьям и…

- Елизаров! - дружный женский визг вырвал меня из размышлений, заставив удивленно хлопнуть глазами в сторону входа. - Это женская гримерка! Уйди, извращенец!

- Господи, что я там не видел? - искренне изумился этот придурок. И я не выдержала, засмеявшись, когда в ответ на этот совершенно бестактный вопрос в него полетело все.

Начиная от сумок, заканчивая бутылками с водой. И оставалось только диву даваться, как при такой тяге к неприятностям и отсутствии фильтра между языком и мозгом он все еще жив. Видимо, у него отличный инстинкт самосохранения. Хотя, о чем я?

Он же умудрился закрутить роман со мной и продержаться дольше пары дней точно. О каком инстинкте самосохранения можно говорить-то?

- Идиот, - я насмешливо фыркнула, скрестив руки на груди. Елизаров, успешно отбившийся от остальных танцовщиц, плюхнулся прямо передо мной на пол.