— Мира!

Она опустила глаза в землю, следуя к машине, и обхватывая себя руками.

— Позволь, я все объясню тебе…

Мира подняла на него заплаканное лицо, и заметила, как между бровей мужчины, пролегла морщина. Он огорчился? Да ладно.

— Выходи, — крикнул он, ударяя ботинком по колесу машины.

Дверь открылась и оттуда показалась ещё одна девушка. Тушь размазалась по ее лицу, очевидно, что она тоже плакала.

— Говори, — скомандовал Митя, и девушку передернуло.

— Я обычная шлюха, которая названивает ему, и очень радуется когда он приезжает мною попользоваться. Я очень люблю деньги и дорогие подарки, это все что нужно мне и сотням мне подобных. Но теперь, когда он встретил тебя, ему никто не нужен. Потому что ты не такая как мы.

Мира с ужасом посмотрела на девушку. Она была запугана, в этом даже не стоило сомневаться, как и в том, что текст который она произносила, вряд ли принадлежал ей. Ни одна девушка, какой бы она не была, не скажет о себе такого вслух по доброй воле.

— Ты отвратителен, — Мира скривилась и хотела пройти мимо, но Дима схватил ее за плечо, не позволяя этого сделать.

— Говори дальше, блядь! — громко выкрикнул он, не сводя взгляда с Миры.

— Мы расстались, правда. Мне сказали больше не звонить, прости меня, — девушка рыдала, глотая половину слов, — я не думала, что все так серьезно, я дура.

— Да при чем здесь она!

Мира громко выкрикнула с неведомо откуда взявшейся силой, освобождаясь от цепких пальцев мужчины.

— Ты из-за этого ушла. Из-за звонка. Дай мне высказаться.

— У тебя было время и возможность. Но ты зачем-то притащил сюда свою бабу и разыграл этот спектакль. Браво, простите, что я без цветов.

Мира пошла в сторону дома, и сдерживать слезы уже не удавалось.

Она была уверена, что в будущем, ее ждала бы такая участь, как и эту подружку Мити. Все же одинаковые, верно? Шкуры, мясо.

Она слышала за собой настойчивые шаги, и как не старалась идти быстрее, шаги не отставали.

— Где ты ночевала? Я пробыл под парадной всю ночь, — Митя развернул ее уже около двери.

Так и не получилось скрыться. Не удалось.

— Серьезно? Ты сейчас правда решил устроить мне допрос о том, где я была?

— Малыш, перестань, пожалуйста. Прости, я не думал что эта идиотка станет мне звонить, — он гладил ее лицо, касался своими руками и от этого было противно.

— Зачем ты устроил все это? Она то здесь при чем? В чем ее вина? В том, что ты забыл ей сказать, что она тебе надоела?

— Я просто хотел, чтобы ты мне поверила! Одних моих слов было бы недостаточно. Мне бы не хватило.

— А мне бы хватило, если бы эти слова были правдой.

— Хочешь правды? — Митя сжал её плечи, сильнее чем следовало, и недостаточно чтобы это было как хотелось. — Правда в том, что я впервые за свою осознанную взрослую жизнь совершаю столько ошибок сразу, и все потому, что в моих мозгах, завелись насекомые. Тараканы, бабочки, х*й знает, как это зовётся.

Митя вытащил из ее рук ключи, открывая дверь парадной, и затаскивая Миру внутрь. Прижимая спиной к бетону, а лбом упираясь о ее лоб.

— Один мой лучший друг, дал мне жизненный совет. Но у меня нет с собой пистолета, и я не знаю ни одного стиха. Я всегда жил не правильно, я в курсе, и мне никогда не было за это стыдно. Потому что стыдиться перед кем? От меня и не ожидал никто ничего хорошего, доброго, светлого, и зачем тогда приносить себе дискомфорт, ломать себя? А потом появилась ты, новый мир, в котором цветы ещё пахнут, сладкая вата по-любому сладкая, а от щекотки все так же весело как когда-то, и я чувствую себя слоном, который вошел во все это великолепие, но от объёмов собственных пороков, разрушаю все, к чему прикасаюсь в твоем мире. А потом страдаю от этого и разрушаю ещё что-то, по привычке. Потому что так было жить проще когда-то. Я знаю, это самое у*бищное признание в своих чувствах, но я не знаю как ещё произнести это, чтобы потом не возникло желания оторвать себе язык.

— Я не хочу это слушать. Мне больше не интересно, потому что это чревато страшными последствиями. На ее месте скоро окажусь я, и тогда, вряд ли уже получится это пережить.

— Не окажешься. Я обещаю. Клянусь, б*ядь. Никому никогда ничего не обещал, а тебе обещаю. Прости.

Митя стал на колени, обнимая ее ноги. Сильно, безумно.

В кого превратился, кем стал? Но это было неважно, стало плевать на кого он похож. Он слишком долго был жестким и расчетливым. Ужин вечером, секс ночью, утром совмещение, расход. И так по кругу. Никаких отношений, привязанностей, совершенно без чувств. Машина, у которой есть потребности, и ничего более.

А теперь все изменилось, и насрать, как это выглядело со стороны. Жалко, ничтожно, не по мужски. Только бы не лишаться этого гребанного трепета, не остаться без необходимого тепла ее тела, дыхания, улыбки.

А что дальше? От этого вопроса становилось только страшно. Неужели вот так каждый раз он должен будет класть на плаху свою голову, чтобы удержать ее рядом? Насколько долго его хватит, сколько припасено слов, прежде чем они иссякнут и он будет вынужден перейти к действиям. Эта девочка понимала не хуже него куда ввязалась, и возможно принимала единственное правильное решение, — бежать. Но как отпустить? Если это любовь, то это никакое нахрен, не чудо. Это пытка. Наказание похлеще всяких издевательств.

— Я обещаю, что стану лучше для тебя, — проговорил он, сдавленно и как-то рвано, и Мира понимала, что наступит час, и она ответит за все. Сполна. Он просто растерзает ее за каждое слово, которое ей пришлось услышать. За ложь, за планы, за то, что бетон в парадной твердый и грязный.

Ей было всего восемнадцать, и она поставила на колени мужчину, которого никогда никто не видел в таком положении. Возможно, ее бы ждало блестящее будущее, возможно, ею бы восхищались, возможно даже начинали бы войны только ради ее благосклонности, возможно… если бы она не убила сама себя, решив одним скучным вечером постучать в дверь своего нового соседа.

— Митя, встань пожалуйста, — прошептала она, безвольно опуская руки.

— Я не знаю, как мне доказать тебе, что все серьезно. Протупил, вылетело из головы, правда. Нахрен она мне не нужна, я же говорил тебе. Только ты.

— Пойдем, собака голодная.

Мира отстранилась, вызвала лифт. Она не хотела, чтобы он сейчас шел за ней. Его усталые глаза следили за ее движениями, и от этого становилось не по себе. Уже не от того, что он мог предать, изменить. Нет, эта мысль ушла на второй план и затерялась среди остальных.

Мира боялась, что он не отстанет. Что найдет везде, из-под земли достанет.

— Не надо, прошу, — она выставила руку вперед, не позволяя обнять себя.

Сейчас это точно лишнее. Желание быть с ним пропало. Еще вчера было, а сегодня пропало.

— Я дала ей неправильное имя, — Мира покачала головой, когда маленький комочек шерсти стал путаться в ногах, — ей бы больше подошла Безысходность. Предательство. Ведь это именно то, чего мы с ней заслуживаем, да? И у рыбки ничего спрашивать не нужно. Все и так ясно.

— Хватит меня без ножа резать, Мира.

Митя прошел в кухню, глядя как она наполняет кормом собачью миску.

Что будет дальше? Неужели он все испортил? Цветок завял, и теперь останется возможность хранить его между книжных страниц как воспоминание?

— Давай заберем ее, и поедем ко мне, пожалуйста. Я обещаю, что не буду тебя трогать, и даже подходить, пока ты сама не захочешь.

Просто буду знать что ты рядом, и никуда не сбежала. Дай мне возможность все исправить? У меня большой дом, можешь взять себе целый этаж, и я не буду там появляться.

Мира тяжело вздохнула, отводя взгляд от щенка, который виляя хвостом шумно ел. Конечно она хотела ответить отказом, но время когда её желания исполнялись, подошло к концу. Разбитое корыто — это то, что в финале получила старуха. То есть, по-факту, она просто вернулась на начальную точку. Мире вряд ли так посчастливиться. Разбитая личность — самая фантастическая кража и плата за волшебные проделки.

— Этот звонок, он ничего не значил для меня. Я не имею к нему никакого отношения. Не суди меня, по чужим поступкам. Моя вина только в том, что я не удалил ее из записной книги. Потому что я и думать забыл о других. Они перестали для меня существовать.

— Я не знаю зачем ты это говоришь. Зачем оправдываешься. Зато знаю, что это повторится еще не один раз. И с каждым разом будет все меньше оправданий. А потом они сменятся претензиями. Ты же в скором времени упрекнешь меня в том, что я никто, что пришла на все готовенькое. Что я обычная корыстная сука, которая пользуется твоими благами. Шкура, которая не так уж и хороша, как казалось сначала.

— Хватит, — Митя крепко сжал ее запястья, — че ты из меня делаешь не пойми кого? Я че б*ядь, изменил тебе? Ношусь с тобой, сука, приятное делаю, места не нахожу, чувствую, как е*аные чувства к тебе, душат меня, а ты решила мозг мой поиметь? Я на колени стал, или ты поступки мои в х*й не ставишь? Может ты не понимаешь по плохому, я могу объяснять тебе долго и по-всякому, что ты мне нужна.

— Зачем? Ну зачем!? — не выдержала Мира, повышая голос.

Не из вредности, не из праздного любопытства. Просто эти громкие заявления пугали ее. Ей бы теперь, после всего случившегося проще жилось, знай она что у него все совсем не серьезно, что она продержится неделю другую, и он её просто прогонит, но что-то поменялось в нем самом, этого нельзя было не заметить.

— Вынуждаешь? — Митя усмехнулся, качая головой. — Сказку про сыночка и лапочку дочку…

— Митя, я не хочу сказок.

— Да и я, б*ядь, не хочу. По-настоящему хочу, чтобы логически, со смыслом. Чтоб крики из постели перенеслись в больничные крики, сам руками этими пуповину перерезать хочу, прикинь? А потом до беспамятства тебя зацеловывать за такой подарок. И номеров в телефоне не хочу с уменьшительно-ласкательными, и даже после всего этого ты не понимаешь причины?