Постепенно он разжал руки и перестал дрожать. Но когда я попыталась наклониться, чтобы подложить дров в камин, он снова уцепился за меня.

– Все хорошо, – быстро сказала я, – просто хочу развести огонь пожарче. Тебе надо согреться.

Он немного отпустил меня, так что я смогла наклониться и бросить несколько небольших поленьев в затухающий камин и перемешать дрова. Маленькие язычки пламени стали лизать сучья, и огонь вновь разгорелся. Потом я снова выпрямилась. Я была уверена, что для Филиппа сейчас важнее успокоиться, чем лечь в кровать и выпить горячее какао, чтобы согреться, – все это потом. Я мягко спросила:

– Это из-за машины, Филипп?

Снова легкий кивок.

– Я ведь предупредила тебя, что перила расшатаны и просила не бегать по балкону, правда?

Он сказал тоненьким, совсем детским голоском:

– Я услышал сигнал и подумал… Папа всегда… когда подъезжал… Чтобы я знал, что он уже близко…

Я закусила губы. Меня передернуло. Конечно, сигнал… Я вспомнила громкий победный звук сигнала там, на дороге. Перед машиной никто не перебегал. Это был лишь внезапный порыв того же чувства, которое побудило его поцеловать меня… а Филипп из-за сигнала бросился бежать в темноту в слепой и упрямой надежде и едва не упал с головокружительной высоты вместе с расшатанной каменной балюстрадой.

Я сказала больше себе, чем ему:

– Я не имела понятия о том, что перила настолько разрушены. Они только немного шатались. Я думала, что они еще долго продержатся. Слава богу, что я положила поперек них лестницу. Почему это пришло мне в голову?.. Слава богу, что я это сделала. – Внезапно меня поразила неприятная мысль. – Филипп, а где была Берта? Я думала, она с тобой.

– За ней пришел Бернар. Она что-то забыла сделать.

– Понятно, – задумчиво сказала я, продолжая держать его на коленях. – Послушай, Филипп, мы с тобой разожгли хороший огонь. Не хочешь отогреть свои замерзшие лапки?

На этот раз он без возражений отпустил меня, соскользнул на ковер у моих ног, послушно протянув руки к весело пылающему огню. Я взъерошила ему волосы:

– И волосы тоже мокрые. Как можно выбегать на балкон в такую дождливую ночь? Ах ты, упрямый осленок!

Мальчик сказал все еще напряженным и резким голосом:

– Я ударился о перила, и вдруг их не стало. Они упали и стукнулись о камни внизу. Я на что-то наткнулся. Было темно, я ничего не видел – и упал. Я ничего не видел.

– Ты наткнулся на деревянную лестницу, Филипп, и поэтому никак не мог свалиться вниз, понимаешь? Там не было дыры. Было темно, и ты не мог увидеть эту лестницу, но она очень крепкая. Тебе не угрожала никакая опасность.

– Это было ужасно. Я очень испугался.

– Неудивительно. Я бы тоже испугалась до смерти. Ты очень хорошо сделал, что не двигался.

– Я боялся, но знал, что вы придете. – Маленькое бледное личико повернулось ко мне. – Поэтому я ждал.

У меня сдавило сердце.

– Вот я и пришла, – нарочито легкомысленным тоном сказала я. – Как хорошо, что я села в машину твоего кузена Рауля и не стала ждать автобус. – Я встала и склонилась над мальчиком, подсунув обе руки ему под мышки. – Ну а сейчас пойдем снимем с тебя все это. Поднимайся! – Я подняла его на ноги. – Господи, детка, ты, наверное, лежал в луже! Как насчет горячей ванны, ужина в постели и жаркого огня в твоей спальне, чтобы было еще уютнее?

– А вы придете ко мне?

– Да.

– Поужинаете в моей комнате?

– Я посижу на кровати у тебя в ногах, – пообещала я.

Черные глаза блеснули.

– И будем играть в фишки?

– Ого! – сказала я. – Ты уже начинаешь сколачивать на этом капитал, правда? И к тому же делаешь слишком большие успехи в игре. Хорошо, если обещаешь, что не разобьешь меня в пух и прах. – Я повернула его и легонько подтолкнула к двери. – А теперь иди и переоденься, пока я буду наполнять ванну.

Он послушно вышел. Я позвонила Берте и отправилась наливать ванну. Глядя, как пар покрывает капельками тумана плитки на стенах ванной, я мрачно думала о том, что мне снова придется встретиться сегодня с Леоном де Вальми.

Из-за шума воды я вначале не расслышала стука в дверь, отделяющую ванную от моей гостиной.

– Войдите, – сказала я, думая, что это Берта.

Я обернулась и с удивлением увидела мадам де Вальми. Она никогда не приходила сюда в этот час, и, когда я посмотрела на ее лицо, у меня упало сердце. Вот оно! А у меня даже не было времени подумать, что я им скажу.

Я немного подкрутила краны, чтобы вода шла не так сильно, и выпрямилась, встречая опасность лицом к лицу.

– Мисс Мартин, простите, что врываюсь к вам, когда вы переодеваетесь… – Начало, во всяком случае, трудно назвать угрожающим: мадам говорила извиняющимся тоном, быстро и нервно. – Я подумала… вы не забыли привезти сегодня из Тонона мои таблетки?

От облегчения я даже покраснела:

– Ну конечно, мадам. Я хотела отдать таблетки Берте, чтобы она отнесла их в вашу комнату. Простите. Я не знала, что они вам понадобятся.

– Они кончились. Иначе я не стала бы вас беспокоить.

– Сейчас я принесу их, – сказала я. – Никакого беспокойства, мадам. Вы мне нисколько не помешали: эта ванна не для меня. Филипп!

Я нагнулась, чтобы попробовать, не слишком ли горяча вода, потом закрыла краны.

– А, ты здесь, Филипп. Прыгай в воду и не забудь на этот раз вымыть уши… Я сейчас же отнесу вам таблетки, мадам. Моя сумка здесь, в гостиной.

Выйдя из ванной, я закрыла за собой дверь. Как бы поделикатнее рассказать ей о том, что едва не произошло несчастье? Но когда я посмотрела на нее, эти мысли вылетели у меня из головы. Она выглядела совершенно больной. Ее лицо показалось мне суровым, но в действительности оно выражало лишь страдание – восковые щеки, крепко сжатые, как от сильной боли, губы. Казалось, она вот-вот упадет.

– Что с вами, мадам? – с беспокойством спросила я. – Вам плохо? Может быть, присядете на несколько минут? Дать вам немного воды?

– Не надо. – Она встала у камина, рядом со стулом с высокой спинкой, и слабо улыбнулась, но я видела, каких усилий ей это стоило. – Не беспокойтесь, дорогая, я… просто плохо спала прошлую ночь. Не могу уснуть без снотворного.

– Сейчас принесу вам лекарство.

Неуверенно посмотрев на мадам де Вальми, я бросилась бежать в свою гостиную, но сразу же вспомнила, что таблетки остались в кармане моего пальто, и быстро вернулась.

– Мадам!

Мой испуганный крик был вызван тем, что я увидела.

Положив руку на спинку стула, Элоиза де Вальми тяжело оперлась на него. Она отвернулась от меня, словно прислушиваясь к тому, как Филипп плескается в ванне, но глаза ее были закрыты, а щеки походили на скомканную серую бумагу. Вся ее красота пропала. Она выглядела дряхлой старухой.

Услышав мое восклицание, Элоиза де Вальми вздрогнула и открыла глаза. Сделав усилие, она отошла от стула.

Я подбежала к ней:

– Мадам, вы нездоровы. Позвать кого-нибудь? Альбертину?

– Нет-нет, мне уже лучше. Где таблетки?

– В шкафу, в кармане моего пальто. Да, вот они…

Она почти выхватила у меня из рук коробочку, которую я ей протянула. Еще раз принужденно улыбнулась:

– Благодарю вас. Простите, что испугала вас… это быстро проходит. Не волнуйтесь, мисс Мартин.

В ванной Филипп стал насвистывать какую-то песенку без определенной мелодии, которая доносилась в промежутках между всплесками воды. Элоиза посмотрела в сторону ванной и повернулась, чтобы выйти.

– Кажется, Филиппу… очень весело, – сказала она, стараясь говорить обычным тоном.

– О да! – бодро ответила я. – Он прекрасно себя чувствует.

Я открыла мадам де Вальми дверь и наткнулась на Берту, которая подняла руку, чтобы постучать.

– О, мисс, вы меня напугали. Я как раз хотела войти.

Увидев мадам, она широко раскрыла глаза.

Я быстро сказала:

– Проводите мадам в ее комнату. Она не очень хорошо себя чувствует. Я позвала вас только для того, чтобы разжечь огонь в спальне Филиппа, но могу сделать это сама. Позвоните Альбертине, – добавила я, обращаясь к девушке, которая по-прежнему с любопытством смотрела на бледное лицо Элоизы, – и побудьте с мадам, пока не придет Альбертина. А потом, пожалуйста, приходите сюда.

– Хорошо, мисс.

Встав на колени, чтобы разжечь камин в спальне Филиппа, я стала раздумывать над новой проблемой – без сомнения, для того, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. «Что это за таблетки, которые были вопросом жизни или смерти для мадам де Вальми? Может быть, она наркоманка?» Но я почти сразу же отбросила это предположение. Наверняка просто снотворное, многие не могут жить без снотворного. Огонь весело пробежал по бумажной растопке, и поленья занялись ярким пламенем, слегка потрескивая. «Но для чего эти таблетки понадобились ей именно сейчас? Она выглядела так, будто с ней случился нервный или сердечный припадок. Однако в таком случае принимают какое-нибудь стимулирующее средство, вовсе не снотворное. В подобном состоянии не поможет никакое снотворное».

Но я отогнала от себя эти мысли, осторожно укладывая куски угля на горящие поленья. В конце концов, я ничего не понимаю в таких вещах. Конечно, она нездорова, но старый доктор Форе, естественно, знал, что ей прописать…

Новый свист, громкое шлепанье босых ног – и из ванной вышел Филипп, волосы которого слиплись в мокрые пряди, а обычно бледные щеки были оттерты до багрового блеска. На нем была ночная рубашка, а купальный халатик он волочил за собой по полу.

От непонятной жалости у меня перехватило горло. Притворно нахмурившись, я посмотрела на него:

– А уши?

Естественно, не обращая никакого внимания на сделанное мной некстати замечание, Филипп подошел к огню, который уже ярко разгорелся. Он гордо сказал:

– Я чудом избежал смерти, верно ведь?

– Верно.

– Другие бы наверняка упали, правда?

– Обязательно.

– У других не хватило бы духу так долго сидеть и не двигаться, правда?