Лиза Фитц - И обретешь крылья…

— Отлету… куда?

— На юг, как перелетные птицы осенью. Мы улетим от снегов вашей горечи к жаркому солнцу смягчающегося сердца…

— О, Торак, да вы лирик… Я не могу летать, мои крылья поломаны. Иногда я, как толстая курица, взволнованно делаю пару кругов в воздухе и, изнемогая, валюсь на пол…

— Ну, сударыня, что за унылая картина. Ваши крылья онемели по несчастной случайности — я бы так это назвал, — но тут дело поправимо. Вы снова будете высоко летать… на что поспорим?

— Ни на что. Я никогда не спорю.

— Нет, позвольте! Мы с вами в конце февраля едем в Венецию, и если вы все еще будете грустить, то я сам все оплачиваю, если нет — то вы. Идет?

— Но я могу разыграть перед вами печаль, чтобы сэкономить деньги! — улыбнулась я.

— Нет, нет, вы этого не сделаете, — весело возразил он, — для этого у вас слишком много спортивного духа!

— Хорошо, договорились — спорим на три дня карнавала в Венеции!

Я подняла руку, и он ударил по ней. Потом мы пошли в дом.

— Вы не устали с дороги?

— О нет, я получил богатую пищу для размышлений и на редкость бодро себя чувствую.

— А как вы сориентировались? Ведь вы же должны были позвонить мне, чтобы узнать дорогу!

— О, сударыня, пусть это останется моим маленьким секретом. Я могу попасть в любое место, когда захочу этого… а вот чай пришелся бы кстати.

Я готовила чай, а Торак стоял рядом, на кухне и развлекал меня. Он показывал всякие клоунские штучки, изображал жестикуляцию, свойственную различным характерам, корчил рожи и вообще смешил меня так, что я чудом не захлебнулась. Через час я была в таком хорошем настроении, что все мои сомнения, относительно него, развеялись как дым.

— Ну что ж… теперь за работу, уважаемая. Где мы обоснуемся?.. Подождите… я скажу вам где!

Прежде чем я успела что-либо сказать, он с довольным выражением на лице обковылял весь дом от первого этажа до чердака, из-за чего изрядно запыхался, и в итоге остановился на жилых комнатах.

— О даа… здесь недурно. Камин, арки… здесь было какое-то производственное помещение?

— Да, это до сих пор видно по селитре на стенах. Мне еще придется заняться этим.

Я подумала о Симоне. Наш первый разговор был о селитре на стенах старого крестьянского дома. И позже я не позволяла исправить этот дефект, как все другие, так как мне казалось, что тогда наши отношения кончатся. На поврежденных местах откололась штукатурка, и под ней можно было увидеть кладку чуть ли не столетнего возраста.

— Не развести ли нам огонь? — сказал Торак. — Подождите, я об этом позабочусь. Огонь в камине всегда должен разводить мужчина.

— Это кто же сказал такую глупость?

— Я, Торак Намадов. Конечно, это глупость, ну да ничего!

В пламя были брошены сухие поленья, и огонь в камине заполыхал. Торак хлопнулся на кушетку и с довольным видом взял чашку кофе.

— Итак, любовь моя, приступим к нашему рассказу. Представьте, что я султан и вы моя Шехерезада. Правда, только на две и одну ночь… Мы должны сделать все несколько быстрее, чем те двое, в нашем распоряжении нет трех лет времени. Я спрашиваю, вы рассказываете, я комментирую.

— Вы уверены?

— Конечно. Вот увидите, так вам будет даже легче! Положитесь на меня и мои способности.

— Я всегда полагалась на кого-нибудь — и вот что из этого получилось.

— Вы должны иначе осмыслять свои переживания, и тогда огонь вновь загорится. Давайте отправимся не сразу, задержимся на мгновение… Вот, пожалуй, и все.

— Ну, хорошо, Торак, коль скоро вы готовы, я не буду отклоняться. С чего начнем?

— Мы начнем с начала, любовь моя. Где вы увидели его в первый раз?

ПЕРВОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ

Янни еще живет со мной, но разрыв уже дело решенное.

Я в оптимальном состоянии, ни капли жира на тренированном теле, четыре года без сигарет и алкоголя, радостная, здоровая, излучающая энергию спортивная натура. Друзья говорили: «Ты светишься!..»

Избавление от смирительной рубашки супружества дает новые импульсы, долгожданная свобода приветливо машет мне рукой.

Чувство пола уже давно лежит забытым и невостребованным в семейной жизни. Ссоры, объяснения, неправильное поведение посеяли раздор, из-за многочисленных разногласий сближение уже практически невозможно. Огонь в нашем семейном очаге поддерживается лишь общей увлеченностью искусством, как сейчас, так и прежде. И еще мы вместе занимаемся спортом.

На одной из таких тренировок я в первый раз вижу Симона.

Он сидел за стойкой бара и наблюдал за моими движениями со спокойствием большого кота. Мы начинаем разговор о крестьянских усадьбах и разводах селитры на стенах. Вскоре выясняется, что мы живем неподалеку друг от друга.

Ну и экземпляр этот Симон!

Вряд ли раньше мне бы удалось заарканить такого мужика; но сейчас можно попробовать. Охотничий инстинкт Ленца проснулся; тело требовало вознаграждения за проделанную над собой четырехлетнюю работу. Бросаются в глаза его непомерно мускулистые руки, хорошо натренированная спина, великолепные пропорции. Пират, мушкетер, разбойник с большой дороги, сошедший с экрана приключенческого фильма… здоровый как бык, длинные волосы, широкие плечи.

— Где ты работаешь?

— Я составитель букетов.

Тридцать один год, работает в магазине своего отца. Прекрасный голос, мягкий и глубокий. Глаза как у волка. Я чувствую, как они следят за мной.

Он откидывает с лица волосы и улыбается. Невольно отмечаю про себя, что лоб мог бы быть и повыше.

— У нас тоже были проблемы из-за сырости на стенах. Она проникала из щелей над окнами; когда мы наконец это поняли и замазали все трещины, в доме стало сухо. Да вы сами, когда будете проходить мимо, зайдите к нам и взгляните.

Он переводит взгляд на меня. Индифферентно. Капканщик! Я ничего не могу прочесть в этом взгляде. Пока он ходит за сигаретами, Янни высказывается:

— Он выглядит как сутенер.

Его ягодицы — просто мечта: маленькие и твердые, как яблоко.

— Ты так считаешь?..

Интересно, однако, как они выглядят, когда на них нет тренировочных брюк? Подождем…

— Что ты всегда находишь в таких типах?

Мой ревнивый муж заметно раздражен. Хотя мы уже договорились о разводе, он до последнего не хотел отказываться от своих прав и в самом конце нашей совместной жизни, как ни странно, ревновал меня даже больше, чем в начале ее. Янни и раньше всегда оберегал меня от неподходящих людей.

— Я твой натасканный Цербер, — говорил он.

А я хочу дать, наконец, выход своей натуре, мне нужно флиртовать, кокетничать, я не хочу больше дни и ночи проводить с одним и тем же мужчиной.

— Не забывай, через четыре дня у нас гастроли. Еще раз повтори все песни и тексты! — говорит Янни.

Мы прощаемся.

ШОУ

Спустя три дня. Холодный ветер и слякоть. Незадолго до отправления в Нюрнберг.

— Эй, Янни! Ты только взгляни — это самая бездарная песня из всех, какие мне до сих пор встречались!

Я топаю по снегу к нашему автобусу и размахиваю листком с текстом.

— Ну и чушь они тут напечатали! Почему для женщин пишут такие бессмысленные песни?

— Наверное, то сделал мужчина, который думает, что женщины все так себе и представляют?!

— К тому же, они часто так не только представляют, но и поступают, что гораздо хуже. Только необязательно это худшее выставлять на всеобщее обозрение, да еще в зарифмованном виде!..

— Все заняли свои места, отъезжаем!

Мы собирались на гастроли со своим рок-шоу — шесть музыкантов, певица, я, техник и водитель. Всего двенадцать человек.

— Я хочу сесть сзади, а то меня затошнит.

— Закройте окно, сквозит!

— Нет, не закрывайте, здесь же задохнуться можно!

— Где Бибуль?

— Как меня раздражают его шуточки! В следующий раз сними с него сотню марок штрафа, может, поможет!

— Действительно, вечно мы как дураки должны ждать, пока господин негр соизволит прийти!

Наш цветной басист принципиально опаздывал. Спустя три четверти часа он наконец появился.

— Слушай, Бибуль, ну сколько можно?! Ты пришел на сорок пять минут позже!

— Эй, ребята, что вы вечно ко мне придираетесь? Несколько минут ничего не изменят.

Нашу настойчивость по части пунктуальности он считал ненормальной, абсолютно излишней и типично немецкой. Для него не играло никакой роли, отправимся ли мы куда-нибудь в шесть или в семь часов, начнется представление в восемь или в половине девятого. Из-за этого шла постоянная борьба. Но зато играл он так классно, что в конечном счете мы ему все прощали. Странным образом, единственное, что сказал Бибуль при первой своей встрече с Симоном, было:

— Лена, этот мужик слишком прост — он недостаточно сумасшедший для тебя.

— Надеюсь, теперь все в сборе?

Водитель тяжело вздохнул и захлопнул дверь. Тогдашний руководитель поездки ехидно называл нас «карманными блохами».

— Все «блохи» в кармане?

— Янни, я здесь, сзади!

— Да, я уж вижу.

В пять часов мы прибыли в Нюрнберг. Поскольку выехали мы заранее, то у нас еще оставалось время на репетицию.

— К самым дверям, пожалуйста! — попросил Янни водителя.

— Привет, Густ, тебе все ясно?

— Да, с техникой, в общем и целом, порядок. Я мог бы начать подготовку прямо сейчас — хотелось бы закончить все поскорее, чтобы успеть перекусить чего-нибудь.

— Все «блохи» на сцену! Проверка звука! — руководитель собирал всех музыкантов, как овчарка сгоняет овец в стадо.