— Каким?

— По тебе… — она повела по его торсу пальчиками правой руки, будто на географической карте показывала реку Амазонку, — по тебе можно анатомию изучать. Жира вообще нет. Мышцы… все видны и… различаются.

Разумеется, он довольно усмехнулся и поймал эту её ладошку своей.

— Это в отца. Он такой же. — Поцеловал внутреннюю сторону и прижал к татуировке от греха подальше.

Но у Арины имелось целых две ладони: правая и левая.

— Это красиво, — в это время уже ласкала она его бицепс левой в своей плавной, женственной, «балетной» манере.

Беспалов почувствовал, как цепочка команд от кожных рецепторов дошла до штанов, где, вообще-то, никогда тугодумством не страдали. Там в молниеносном темпе началась подготовка к бою. Ставились палатки.

— Чего тебе хочется, — спросил он девушку, потому как ему самому занадобилось уже только одного и ничего кроме. Тут у физиологии выбор невелик.

Арина ответила, практически не задумываясь.

— Поцеловать. — Сделала она по его торсу жест дворников по лобовому стеклу автомобиля. — Мне хочется поцеловать вот это всё, — высвободила руку и обвела с двух сторон его грудь, любовно разглядывая перед собой полотно гениального художника по имени «природа».

«Хьюстон, у нас проблемы», — от порханий её пальчиков сжал кулаки Иван.

— Поцелуй, — не очень уверенно кивнул он.

«Ну, держись, чувак», — посочувствовал сам себе.

Арина любовно обвилась своими тоненькими ручками вокруг его талии и скромно так, несмело прикоснулась губами над правым соском. У неё получилось даже в какой-то идолопоклоннической манере, как верующие прикладываются к иконе.

«Мда… — затаил дыхание Иван. — А ведь никто не обещал, что будет легко». — Ощущение желанных, мягких, нежных женских губ на его груди дало под дых неслабо. Как иногда на ринге, только хлёстко. Наотмашь.

Ему захотелось зацеловать её до смерти. Долго. Ночь напролёт. Так чтобы к утру у обоих губы превратились в «Сдохни от зависти, Маша Распутина». А потом…

Так далеко Ваня пока не загадывал, только понимал, что знакомить свою любимую девственницу с собой — диким неандертальцем пока рано. Не тот случай.

Девчушка тем временем прикасалась ещё и ещё, испытывая непередаваемое удовольствие и наслаждение от касания к гладкой коже любимого опекуна, а заодно — на прочность его мощности и механизмы. Пока не лизнула сосок. Ей понравилось. Очень.

Ивану, кстати, тоже. Он молился только об одном — чтобы его тело не разорвало последнюю, призрачную связь с мозгом и не пошло в разнос. Он даже не мог себе позволить стонать или показывать эмоции, свою малейшую заинтересованность в происходящем. Здесь всё исключительно для неё. С её позиций. Это должно выглядеть как урок. Только так она поймёт.

— Теперь ты готова увидеть… мой член? — спросил он Арину словно человека, которому собираются пристегнуть последний карабин прежде чем толкнуть с тарзанки.

Она задохнулась от слова, но чуть побегав взглядом по комнате, решительно подняла глаза.

— Покажи.

«Покажи, — передразнил про себя парень сквозь болезненную ломоту в промежности. — Покажи».

Нет, разумеется, он не стеснялся. Ваня, может, и раз бы застесняться, да нечего. Имелись даже поводы для гордости, сколь много комплиментов не получил бы он своим кистям рук. Но сейчас его волновала только девушка. Она одна.

Арина отступила чуть назад, а парень всё-таки расстегнул ремень. Он приспустил брюки сразу вместе с боксёрами, потому как не хотел стоять в плавках. Без них лучше. Поэтому девушка не успела глазом моргнуть, как на неё выставился будто пушечное дуло уже готовый на что угодно член. Практически, на все тяжкие. Вернее, желательно, на все тяжкие. И чем тяжелее, тем лучше.

Она в оторопи бездумно сделала ещё полшага назад и уставилась на это внушительных размеров «орудие», как иногда Дрю смотрит на Матраса — с враждебным интересом.

А у Ивана произошло то, чего он собственно, боялся — тело отделилось от мозга, и бёдра сами по себе дёрнулись к девушке, жаждая прикосновений.

— Хочешь потрогать? — быстренько озвучил он происходящее.

— А можно? — прижала она сжатые кулачки к груди. — А как?

— Вот так, — обхватил свой «ствол» рукой Иван и провёл вверх-вниз, как при мастурбации.

Арина следила за его уверенными движениями с таким личиком, будто перед ней делали трепанацию черепа без наркоза.

И тут до Беспалова дошло, что если он хочет, чтобы она его понимала, он должен разговаривать на её языке.

— Только осторожно. Не обижай его.

Арина в непонимании вскинула тревожный взгляд.

— Не сделай мне больно, пожалуйста, — пояснил Иван.

— Нет-нет, я аккуратно, — со старанием в голосе пообещала она.

«Господи, надеюсь, я сделаю в жизни ещё что-нибудь хорошее, за что мне простят этого ребёнка», — только и успел взмолиться парень, как девушка положила сразу обе ладошки на его «ствол» и, судя по всему, тот ей сразу понравился. Будто она ожидала найти что-то колючее и опасное, а оно оказалось вполне дружелюбным. Арина заулыбалась сама себе и принялась с удовольствием ласкать «маленького Ванюшу» руками.

— Он такой… нежный. Такой… гладкий. А говорят, только у женщин всё нежное.

«Трахаться! Срочно! Много! Долго! Сильно! До дна! Бля-а-а-а», — взрывались тем временем «бомбы» по всему телу Ивана. Ему жутко захотелось вдалбливаться в неё бесконечно долго и неимоверно сладко.

— Я знаю про минет, — осмелела девушка от миновавшей опасности в виде грозного мужского члена. — И… я могла бы попробовать.

«Аллилуйя!» — Ивану очень захотелось хлопнуться в обморок.

— Мы обязательно… попробуем, — посмотрел он на её губки и понял, что на то, как она будет вбирать в ротик его член и водить по нему язычком, он сможет смотреть как на огонь, воду и то, как другие работают. — Но сейчас надо… твоя очередь, в общем, — взялся парень за подол её домашней кофты, выходя из своих спавших к ногам брюк и отбрасывая их пинком куда-то к двери, будто выгоняя вон из комнаты.

И в этот самый момент понял, что ему нравится. Да. Ему нравится абсолютно всё, без исключения. Он с желанием и воодушевлением принимает и свои страдания, и своё нетерпение, и её неопытность и неосведомлённость, эту искреннюю, неподдельную реакцию ребёнка, познающего мир — всё это непередаваемо. Это мир любви и близости с неповторимым, дорогим тебе человеком.

Девушка подняла руки вертикально вверх, и парень, сдёрнув с неё кофту, откинул, даже не посмотрев, куда. Всё его внимание сконцентрировалось на её груди.

«Да… бл…, — Иван сглотнул и вздохнул. — Пф… хм…».

Её холмики холмиками на самом деле не были. Скорее напоминали вздёрнутые лисьи мордочки с высоко торчащими сосками-носиками. Эдакими, задорными дразнилками. Абсолютно не напрягаясь, они одним своим видом отключили мозг. То есть, совсем. Как из розетки выдернули.

Даже не пытаясь бороться с собой, Иван как зомби потянулся руками и накрыл их. И несильно сжал.

Ему очень сильно захотелось материться в закат. Грязно, пошло, громко и много.

«Я буду любить её всю жизнь и даже изменять не буду, и всё сделаю, только бы…».

Дальше всё пошло веселее.

Он выгнул девушку к себе и припал ртом к её правому соску. Принялся его лизать, сосать и покусывать, а так же тереться о её грудь лицом. Ему захотелось, чтобы эти «лисьи мордашки» повалили его в траву и хорошенько попрыгали на его физиономии. Девушка, пребывавшая в полной прострации, откинула голову и обняла Ивана за шею, инстинктивно выгнувшись к нему грудью.

Он прижал её к себе ещё сильнее и почти до боли сжал податливое тело в руках. Её мягкие изгибы, нежность кожи, какое-то особое отсутствие силы, эдакая женская слабость, беззащитность — всё это сводило с ума. У парня перед глазами замелькали картинки. Много. Разные. Он машинально положил ладонь ей между ног, так как девушка была одета в домашний брючный костюм, и она рефлекторно сжала бёдра.

Иван очнулся.

— Пф… извини, — выпрямился он, очумевший от наслаждения. Заглянул ей в глаза, и поскольку ничего отрицательного там на самом деле не виднелось, решил не давать опомниться.

«Поздно. Я хочу её». — Завёл он кончики пальцев ей за резинку брюк и начал медленно спускать их, прихватив по пути трусики. Пока приседал, почувствовал запах женщины. А ещё на глаза попался этот барашек светлых курчавых волос, в который хотелось зарыться носом.

— Ты только не бойся, хорошо? — поднялся и отбросил остатки одежды.

— Нет, — мотнула головой Арина, хоть сама еле дышала от волнения. — Я не боюсь.

Заметив это, Иван внутренне скривился — если он продолжит с ней разговаривать, то всё будет выглядеть так, будто заговаривает ей зубы, а если зацелует до полуобморочного состояния, то потом она будет всю жизнь вспоминать свой первый раз, как что-то непонятное, прошедшее в каком-то невыразительном угаре.

«Чёрт!» — но кроме всего прочего её хотелось. Зверски. Дьявольски. Она заводила своей неискушенностью, трепетностью, субтильностью, нежностью.

Поэтому он опять начала её целовать и не оторвался, пока не услышал нежный стон уже почти как из потустороннего мира, из параллельной реальности. Да, перед ним, вне всякого сомнения, была девственница с не разбуженной сексуальностью. И именно ему выпала честь и удовольствие.

Услышав собственный первый непроизвольный вздох, Арина поняла, что у неё вроде бы получается. Да, кажется, именно так происходит в фильмах. Но вот вкус любимого человека у неё во рту, на языке. Его губы.

«А пошли они, эти фильмы». — Только бы он держал её в своих красивых умелых сильных руках, только бы целовал этими своими мягкими, жаждущими губами, только бы чувствовать, что нужна ему, что хочет её, что получает от неё столько удовольствия. Ей очень хотелось подарить Ивану счастье. Сделать его уникальным, избранным, единственным.