Родные хотели как лучше, поэтому я не противилась. Через силу запихала в себя кусок торта и поиграла с Кираном в настольную игру, которую он вытащил из школьного ранца вместе с пластилином и «волшебным экраном». Когда он достал оттуда мяч с автографами «Ред сокс», подаренный Блейком, у меня застучало в висках. Я направилась к себе за таблетками от мигрени, а сама хотела упасть ничком на постель и не вставать до утра.

Едва я добралась до верхней ступени, как из ванной вышел Патрик. Он выглядел классно, но до Блейка ему было далеко.

— Все в порядке? — спросил он.

Я неуверенно кивнула в ответ, и он вновь принялся играть в «подбодрим Ари», напомнив, что мне уже стукнуло восемнадцать и теперь я могу получить права. От его слов мне стало только хуже.

— Блейк собирался учить меня вождению. — На последнем слове мой голос дрогнул, и это не ускользнуло от Патрика.

— Я научу тебя.

Он такой замечательный, но о вождении я сейчас и думать не могла. Все, чего мне хотелось, — лечь в своей комнате и не шевелиться, так я и поступила. Через час ко мне пришли мама и Эвелин.

Неожиданно они стали одной командой — союз еще более невероятный, чем Нэнси Митчелл и Патрик Кэгни. Наверное, теперь они тоже тайно советовались о том, что для меня лучше.

Мама принялась выдвигать приятные предложения: а не отправиться ли нам всем троим по магазинам в следующие выходные? Видно, я представляла собой довольно жалкое зрелище, если она не поскупилась даже на шопинг. Но мне было не до развлечений, и я отказалась.

Затем мама упомянула Блейка.

— Ты из-за этого в последнее время дергаешься? — спросила она. — Все потому, что Блейк тебя бросил?

На этот раз я повернулась в ее сторону.

— Он меня не бросил. Просто мы ненадолго сделали перерыв.

Именно в этом я пыталась себя уверить. Доказательством, по моему разумению, служило то, что он не попросил обратно кулон своей матери. Однако этот довод их не убедил.

— Ари! — Эвелин взяла с моей тумбочки резинку и стянула в хвост волосы. — Ты должна обрубить концы раз и навсегда. Не позволяй этому гаду портить тебе жизнь.

— Он не гад! — возмутилась я. — Я думала, он тебе понравился. Ты же говорила, что он красивый. «Обворожительный» — вот как ты его назвала.

Она положила руку мне на плечо.

— Любой, кто плохо обращается с моей сестрой, — гад. Знаешь, парни — они как автобусы. Ушел один — просто ждешь следующего. Если Блейк ведет себя как ничтожество — пусть он хоть в аду сгорит, мне нет до него дела. Тебе он не нужен.

Я понимала, она пытается меня утешить, но у нее не вышло. Мама права: для Эвелин все это яйца выеденного не стоит. Насчет меня мама тоже не ошиблась. Мы с сестрой разные, и к тому же я не хотела садиться в другой автобус.


Никогда не думала, что я могу потерять интерес к рисованию, но именно это и произошло. Ни разу с самого первого дня нового года у меня даже не шевельнулась мысль пойти к себе в студию.

В том полугодии большой удачей для меня было бы даже «удовлетворительно» по изобразительному искусству. И по другим предметам тоже, поскольку я перестала стремиться к хорошим оценкам. Да и зачем? Любому известно — вторая половина выпускного года ни на что не влияет. Письма о приеме в колледж уже практически лежат в почтовых ящиках.

По маминому настоянию я все-таки пересдала вступительный экзамен. Накануне рано легла спать, на завтрак съела черничные вафли и заставила себя сделать еще одну попытку, потому что откажись я — у нее бы точно крыша поехала. Однако туман в голове мешал вспоминать определения и формулы, неразрешимые логические вопросы попадались все чаще, и я вновь и вновь ставила галку напротив ответа С. «Если не знаешь, выбирай С», — так говорили все в школе, но совет не оправдал себя. Результаты оказались лишь немного лучше предыдущих.

Меня начинали терзать сомнения: а вдруг мама и учителя ошибаются на мой счет? Может, я не такая способная и все годы учебы просто-напросто удачно прикидывалась хорошей ученицей? Когда мама увидела результаты повторного теста, по выражению ее лица я поняла — она думает о том же.

Поступление писем о приеме в колледж ожидалось в конце февраля, и я надеялась на чудо. Надеялась, что мистер Эллис замолвил за меня словечко. А может, наоборот, сказал обо мне что-нибудь плохое или вообще ничего не говорил, и мне придется выезжать на своих хороших оценках за двенадцать лет обучения в школе. Если меня не примут, винить будет некого, кроме себя самой.

Холодным днем в середине февраля, выкинув все отвратительные мысли из головы, я сидела в библиотеке Холлистера и делала вид, что занимаюсь. Работать по-настоящему не получалось; простое сложение и вычитание мне не давались, смысла запоминать исторические факты и остальную чепуху не было. Информация не задерживалась, словно у меня был не мозг, а сито.

Идти домой я тоже не могла. Дома мать подкрадывалась ко мне, она из кожи вон лезла, чтобы облегчить мое состояние, а меня это только раздражало.

К сожалению, по вторникам библиотека закрывалась в четыре. Библиотекарша в мягких туфлях сухо напомнила мне, что уже четверть пятого. Пришлось собрать учебники и уйти. Стоя у кованых ворот, я решала, куда отправиться. Бруклин — отпадал, в Куинс не хотелось, а до дома Блейка было рукой подать. Может, по-быстрому пройти мимо? А вдруг он как раз будет возвращаться из университета и мы встретимся на тротуаре? Он скажет, что скучал по мне, мы пойдем к нему наверх и займемся любовью, как раньше.

Идея казалась гениальной, пока я наконец не добралась до Верхнего Ист-Сайда и не увидела фургон Тины, припаркованный у тротуара. Саммер, как и планировала, окончила школу до срока и, по всей видимости, работала с матерью. Наверное, сейчас она вертела хвостом перед Блейком — и перед мистером Эллисом, если тому уже полегчало.

Саммер в отличие от меня стала желанным гостем в пентхаусе. Пусть она всего лишь работала тут, от мысли, что она сейчас там, наверху, одновременно хотелось кричать и плакать. Я не сводила глаз со здания и с фургона, пока неподалеку не хлопнула дверца машины и кто-то не тронул меня за плечо. Я уловила запах табака. Рядом со мной стоял Дэл.

— Ты что здесь делаешь? — спросил он. — Вы с Блейком снова вместе?

Значит, он на самом деле меня бросил… Никакой пыл мы не охлаждаем, а я — просто дура.

— Нет, — ответила я упавшим голосом, и Дэл, кажется, пожалел, что открыл рот. — Мне пора. Домой.

— Как будешь добираться?

— Не знаю.

Я действительно не знала. В последнее время слишком туго соображала.

Дэл бережно обернул шарфом мою шею.

— Ты должна об этом подумать, Ари. На улице холодно.

Он предложил подвезти меня. Я села в «порше», и по дороге в Бруклин Дэл пытался завязать разговор, но в ответ получал лишь односложные реплики. У меня не было сил болтать с ним.

За несколько кварталов до моего дома Дэл сообщил:

— Тебе нужно кое о чем знать. Блейк встречается с твоей подругой. Той блондинистой козой.

Мне захотелось умереть. Я безотрывно смотрела в лобовое стекло, пока Дэл продолжал рассказывать, что мистер Эллис считает полезным для Блейка приобрести побольше опыта, а Саммер как раз и есть та девушка, которая способна дать ему этот опыт.

Уже у дома Дэл повернулся ко мне. Пока он говорил, я смотрела на его шрам.

— Наверное, не стоило выкладывать тебе все это, — сказал он скорее всего потому, что у меня дрожал подбородок. — Тебе ведь нет до него дела, правда? У такой девушки, как ты… наверное, уже есть другой парень.

Я помотала головой, и он сменил тему. Заговорил о Рейчел и Ли, которые должны были приехать в Нью-Йорк в эти выходные. Сказал, что они приглашены в «Cielo» в День святого Валентина, почему бы и мне не заглянуть? Блейк, возможно, тоже будет там, но я ведь все равно приду?

Я кивнула, и он вручил мне красный бумажный квадратик с названием его клуба. «Вечеринка по случаю Дня святого Валентина. Напитки за полцены для всех дам. 14 февраля, пятница».

Он улыбнулся, приобнял меня за талию и поцеловал в щеку. Еще недавно мне казалось, что поцелуи Дэла ничего не значат, но теперь я уже не была так уверена.


Когда в шестом классе Саммер выиграла конкурс красоты, я думала, это самое ужасное, что может произойти. Но в двенадцать лет я и не представляла, какие неприятности меня ждут. То была лишь царапина по сравнению с колотой раной, которую я зализывала после того, как Дэл рассказал мне о ней и Блейке.

Я вновь и вновь думала о них, целыми днями, и даже во сне видела их вдвоем в «корвете», и в пентхаусе, и в Хэмптонс. Представляла, как Саммер привела его в свою роскошную спальню. Наверное, там ему понравилось куда больше, чем на моем убогом покрывале из «Джей-Си Пенни». Они не шли у меня из головы в День святого Валентина, когда я, приняв ванну, сидела перед туалетным столиком с набором из восьмидесяти восьми теней в руках.

Несколькими днями ранее я приняла решение. Я больше не собиралась быть прилежной ученицей Холлистера с прилизанными волосами и скромными жемчужинами в ушах, потому что все прилизанное и скромное ни к чему хорошему меня не привело. Прилизанные скромницы впустую тратили время, их бросали парни, в то время как эффектные, сексуальные девчонки помогали жителям Манхэттена приобрести «опыт». Я решила, что стану другой — не унылой и скучной, а гламурной и утонченной, не буду бояться грешить.

Я подвела глаза черным, растушевала серые тени, затем выбрала помаду цвета «спелая вишня». На кровати ждал новый наряд — атласный топ-бюстье, выбранный в одном из стильных магазинов, где обычно одеваются женщины, предпочитающие туфли на высоченных каблуках. Там же я купила облегающие кожаные брюки, лодочки на шпильке и длинные, почти достающие до плеч серьги.