Почти в семь тридцать приехал Костя с женой и детьми, и практически во время закрытия регистрации прискакала Асрян — волшебное перемещение с рейса из Вены, буквально за пятнадцать минут. В асрянских ушах наблюдались сапфиры в белом золоте; происхождение обновки не трудно было угадать — очередная «конференция» во спасение психики жителей современного мегаполиса. «Стресс большого города, особенности и тактика преодоления»; так, кажется, официально звучала тема. Что не официально, то висит в прелестных ушках госпожи Асрян.

Все были уставшие и раздраженные и только в самолете немного расслабились после бокала красного. Впереди нас сидела Ирка со своими мужиками, сзади Костик с дочками. Жена Костика составила компанию Женьке и Оксанке, они застряли позади на несколько рядов, почти у самого туалета. Проснувшись на ужин, народ оставшееся время оживленно болтал. Мне стало завидно, я тоже хотела расслабленно трепаться ни о чем. Одна Асрян проспала весь перелет — устала, бедняжка; конференция, по всей видимости, удалась. Асрянский Сашка и Сергей Валентинович обменялись какими-то журналами по недвижимости, а потом ушли в изучение перспектив развития экономики на две тысячи пятнадцатый год; вариантов апокалипсиса оказалось множество, хватило на весь перелет. И только Елена Андреевна провела эти четыре часа беспокойно — позади сидел Костик; я слышала, как он бесцельно перебирает бортовые журналы, перекидывается с детьми односложными фразами. Хотелось повернуться и сказать что-нибудь, но подходящих тем не находилось; так же, как и мужества первой вступить в разговор.

Тридцать первого до обеда все спали, потом разом засуетились, начали бегать по магазинам, покупать продукты, готовить стол. Включили на чьем-то ноутбуке первый канал, и под бой курантов съели по двенадцать виноградин, как настоящие испанцы; а потом пошли на площадь Каталонии.

Веселились от души всю ночь. На следующий день выбрались из дома только к вечеру, лениво прошлись по ближайшей улочке взад-вперед и вернулись обратно в нашу берлогу. Весь пол был устлан надувными матрасами, чемоданами, сумками; но никто не жаловался, всем было весело и комфортно. Лена Сокольникова тоже радовалась празднику, хотя присутствие Костика напоминало о параллельных мирах. Несколько раз я пыталась заловить его наедине, но Костик явно не планировал никаких объяснений и тщательно избегал моей компании.

К третьему числу народ разделился на небольшие группы — дети (только те, кто постарше), мужчины и женщины. Дамам в нагрузку достались малыши, поэтому наши прогулки оказались самыми короткими. Возвращались около десяти, укладывали мелких спать и садились на крыше с вечерним вином. Жена Костика не имела постоянного женского круга и сильно страдала от нехватки общения; было заметно, она получала большое удовольствие от нашей бабской компании. Мне тоже доставляло радость просто сидеть и трепаться; и чем проще тема для разговоров, тем лучше. Не напрягать голову и не рефлексировать, меньше оставаться наедине с собой. Из пятерых дам только две имели милые скелетики в спальном шкафу, только я и Ирка. При этом между нами имелась огромная разница — Асрян была совершенно спокойна, ибо в современной психологии есть все необходимые инструменты для сохранения душевного равновесия, что бы человек ни натворил. Ведь главное — мотивы. Они всегда оправдывают последствия, если только клиент не зарезал кого-то и не разбросал части тела по широкой улице.

Лена Сокольникова таким равновесием похвастаться не могла, в том и состояла непреодолимая пропасть между мной и Иркой.

В женском обществе все как обычно — каждая приехала с собственной, очень важной идеей текущего бытия. Женьку волновали перспективы цен на недвижимость в условиях полного государственного расколбаса; проблема была обсуждена, но в отсутствие компетенции остальных членов клуба — результатов дискуссия не возымела; Ирка находилась в ожидании защиты в Женевском университете и невероятно перспективных последствий этого события. Тут тоже никто из нас не мог полноценно поддержать беседу, и получился короткий монолог. Но Асрян и не нуждалась в советах и оценках. Ирка делилась своими планами с напускным безразличием. Я молча слушала, вглядывалась в ее новое красивое лицо, а потом начала читать между строк. Там оказалось интереснее, даже проскочила неожиданная догадка: а не собирается ли госпожа Асрян свалить в Европу? А если да, то КТО поедет с ней, кроме Стаса? И поедет ли этот КТО-ТО вообще?

Как насчет Александра Эппельбаума, подруга? Как насчет твоего мужа?

Я слушала, смотрела и понимала — даже если развод, она никому ничего не скажет, даже мне. Чокнулись за блистательную Иркину карьеру; Оксанка, ощутив неполноценность жизни домохозяйки на фоне таких небанальных достижений, начала о своем:

— Девочки, что же мы все только о себе, да о себе. Предлагаю присоединиться: одна знакомая открыла группу «ВКонтакте». Сбор денег на лечение больных детей и всякая другая помощь. Подписчиков много, а детки! Такие несчастные детки, просто ужас. Кроме денег надо еще много чего — помощь с визами, с проживанием, всякие переезды, консультации юристов. Уже трех малышей отправили в Германию. Лен, я тебе скидывала ссылку, ты не видела?

— Видела.

— Чего же не вступила?

— Оксанка, я не уверена, что это хорошая идея, по крайней мере для меня.

— Лен, да там самое большое, по триста-пятьсот рублей…

— Слушай, ну ты снова о том же самом. Ирка вон, на своих мозгопромывательных сеансах по-христиански ко всем; как говорится, и к дающим, и к берущим, и к страждущим… я тоже, между прочим, целый день в процессе спасения кого-нибудь от чего-нибудь. Мне кажется, я заслужила несколько часов отдыха после работы. Правда, Оксанка, ты только не обижайся. У меня тридцатого на отделении мужик чуть не помер от тромбоэмболии, думала уже все, похоронили. Знаешь, это такая ситуация, когда приходится за несколько минут сначала встать раком, потом сделать ласточку, а потом сальто-мортале. Секунда идет за день. Едва успели до сосудистого центра довезти.

— Но тут же дети, Лен…

— Да при чем тут дети, не дети… Людям и в сто лет жить хочется. А мне после всего этого хочется прийти вечером домой и как минимум не думать о чужих болячках. Хотя бы до утра.

Женька с Костиной женой отстраненно молчали, а я застыла в боевой стойке и не собиралась виниться. Оксанка раздумывала еще полминуты, потом решила не сдаваться и аппелировать к старейшине:

— Ир, вы же врачи, как же так?..

Ирка даже не собиралась занимать оборонительную позицию.

— Девочки, а вы в курсе, что есть такое понятие, как государство? И вообще, никто не задумывался, почему жизнь ребенка должна зависеть от сердобольности кучки бездельных тетушек? Посмотрю я на тебя, Оксанка, когда доллар будет сто пятьдесят… вот тогда и послушаем. И еще, я, кстати, твою ссылку посмотрела, потратила время. Я тебе как врач скажу: в вашей конторке половина объявлений с детьми, у которых вообще нет никаких перспектив. Ни у нас, ни в Европе. Врожденные заболевания, практически без шансов выжить. Просто поиздеваться над ребенком, отобрать у него последние силы на дорогу, вырвать из дома. Проще говоря, сократить ему жизнь как минимум на пару-тройку месяцев. А потом еще анализы, томографы, трубки во все отверстия. Это что, милосердие, по-твоему? Нет, это фашизм. Зато кто-то потешил свое самолюбие. А к Ленке не приставай, ее врачебное кладбище гораздо меньше, чем личный список вытащенных с того света.

Оксанка не обиделась, но на лице читалось непонимание. Мне захотелось хоть как-то загладить конфликт.

— Оксанка, да не запаривайся, мы ж циники все. Это и называется профессиональная деформация. Конечно, простым людям непонятно, как можно орать на больных в приемном покое, даже если в четыре утра и по-маленькому уже три часа как сильно хочется. А я давно уже ни на кого не ору… так что потеряла квалификацию, одно слово.

Тема оказалась явно не для отдыха; куда лучше про прекрасную Барселону. Мы воспользовались возвращением мужиков и оставили их охранять детский сон; вышли на улицу и завалились в первый же попавшийся бар, где усердно накачались чем-то похожим на глинтвейн, потом пошли дальше, смеялись и были совершенно счастливы. Гуляли, пока не поняли, что заблудились. Пришлось выйти к городскому пляжу и повернуть знакомой дорогой. Я немного отстала от девчонок, шла и разглядывала ночные улицы. Ирка тоже потихоньку откололась от основного состава и присоединилась ко мне; минут пять шли молча. Так иногда бывает, когда двое близких людей чувствуют некоторое временное отдаление. Сложно начать заново.

— Ты нервозная в последнее время, Ленка. Как Принц Чарминг поживает?

— Не видела уже долго. Его Высочество то в Москве, то на учебе.

— Скучаешь?

— Да нет… не очень. А что твой профессор?

— Все ровно, без лишних волнений…

А что, если бы в моей жизни не было Ирки? Вдруг и правда, возьмет и уедет?

— Это хорошо, что ровно. Сережки у тебя просто класс.

— Мыслишь в правильном направлении, Сокольникова.

— Профессор явно щедр, да еще и со вкусом.

— А то.

— А вот у меня совсем не ровно, если честно.

— Даже так?

— Типа того…

— Начинай.

— Сухарева в октябре встретила. Случайно. Он никуда не уехал, там же оперирует, в нашей истребительной. Заведующий теперь.

От неожиданности Ирка на несколько секунд остановилась.

— Черт, Сокольникова… так ты что… Ты его видела, в смысле?..

— Вижу… довольно часто.

— Ты что, встречаешься с ним?!

— Можно и так сказать. Встречаемся.

— Мать твою… А я-то думаю, как будто на Луне, что ли… Какая-то отрешенность непонятная… Думала, может, залетела не от того кого надо случайно, или что-то подобное. Ждала, когда сама расскажешь… мда… я-то надеялась…