— Да ладно, мы ж могила. Леночка, вы скрасите эти три дня. Так что, пацаны, куда двигаем?! Ночной город зовет!

И тут НАЧАЛОСЬ.

Буквально через час мы шли по набережной, мимо многочисленных баров и клубов; кто-то громко рассказывал про огромную железяку, торчащую из затылочной кости, все смеялись, потом уселись в первое попавшееся заведение. Кроме меня, по-английски никто не говорил, потому переговоры остались на даме.

— Лена, пусть принесут пару бутылок виски и что-нибудь закусить.

Почти двадцать минут я препиралась с официантом, потому что бутылки в цивилизованном обществе не продают, только «дриньки». Бедный парень даже не знал, сколько будет стоить целая бутылка виски, а тем более две. В конце концов, пришлось уступить четырем большим русским мужикам; выпили все до дна, почти ничем не закусили. Потом пошли дальше — еще пара заведений, жаркие латинские танцы, смех, громкая музыка и веселые португальские девушки.

Наконец вернулись в гостиницу…

Утром на конференции все были как штык, без десяти девять. Сели на заднюю парту, сначала что-то слушали; прошел час или два, а потом снова — НАЧАЛОСЬ.

Астраханец достал планшет, понеслись смешные ролики и фотки из операционной. Огромные опухоли, туберкулез мозга, железные прутья, торчащие прямо из темечка. Через двадцать минут на нас стали оборачиваться. Кое-как дотерпели до середины конференции, а потом не выдержали — и снова бар, виски, бар, виски, латина…

В последний день вместо конференции МЫ поехали на пляж, с самого утра. Местное население отдыхало, но не купалось — вода БЫЛА прохладнОЙ. Что до нас — с девяти до двенадцати утра — шесть бутылок портвейна на пятерых, и вода тут же стала вполне себе теплой. Мы со Славкой залезли на несколько метров от берега и целовались.

— Вот мужики мне сейчас завидуют.

— Они тебе и так завидуют, ты ж светило.

Потом еще три или четыре бутылки без моего участия, и к двум часам по разгоряченным лицам и красным глазам я поняла — надо что-то делать.

— Мужики, давайте закругляться. Пошли, поедим.

Кое-как собрала баранов в стадо и притащила в ближайшее уличное кафе. Уселись за столик; время ранее, посетителей немного, официант ненавязчиво отсутствовал. Саня из Сочи уже довольно серьезно потерялся в реальности и периодически пытался упасть со стула; однако мыслями и планами оставался бодр.

— Ленка, блин… пусть поесть принесут! Пацаны, давайте в локотки, а? Кто кого?

Смотреть на хирургический рестлинг не хотелось, и я пошла к стойке спросить меню. Минута — за спиной услышала шум, повернулась и увидела странную картину — вместо рестлинга мужики явно занялись вольной борьбой; валяли друг друга по полу, столы и стулья летали, народ вокруг разбежался. Бармен и темнокожая официантка тут же спрятались под барную стойку и с ужасом смотрели на происходящее. Я побежала разнимать. Кое-как подняла стол и стулья, вернула мужиков в сидячее положение и скорее побежала обратно. Попросила не вызывать полицию и как можно быстрее принести четыре горячих блюда.

— Мадам, вы же ничего не выбрали.

— Теперь все равно. Главное побольше, и с мясом.

Чернокожая красавица смотрела на меня глазами, полными ужаса.

— Мадам, кто эти мужчины?

— They are Russian surgeons[2], черт подери.

Довольно быстро принесли четыре тарелки с мясом и овощами; ближайшие десять минут очумевшая официантка наблюдала, как Елена Андреевна с ложки кормит Санька. Потом принесла бесплатно крепкий чай и в момент передачи счета взяла мою руку и поцеловала. За мужество, подумала я тогда.

Вот она, участь баб государства российского.

В центр города вернулись уже почти в приличном виде, еда сделала свое дело. Последний день командировки; мы решили хоть немного посмотреть город. Первое же историческое здание оказалось Министерством иностранных дел; из парадной двери вышел приличный дядька в дорогом костюме, уселся в «Мерседес-купе», достал косяк и прямо посреди улицы немного расслабился. Мы вернулись в свой номер, и Славка хоть и был в состоянии полной интоксикации, но обнаружил второе дыхание. Легким движением он посадил меня на край широкого подоконника и крепко обхватил бедра. Окно открыто, третий этаж; голой спиной я ощущала движение ночного воздуха. Рядом — горячее мужское тело, за колыхающейся занавеской — беспечный город, вечный подросток на зыбкой волне эротики и жажды удовольствий. Страсти последнего дня все-таки дали о себе знать; Славка не дошел до ванной комнаты и завалился на кровать почти бездыханный; последняя мысль перед сном:

— Ленка, они хотели меня в локотки переиграть, представляешь? Щенки, блин. Меня никто в госпитале переиграть не мог. Я люблю тебя.

Мужики, что дети.

В самолете четыре довольно усталых тела проспали весь полет и даже не проснулись на еду и бесплатную раздачу вина. Я заснуть не могла; оставались считаные часы, и вся эта невозможная постановка закончится. Пересадка в Москве, еще один час — и все, конец. В Пулково меня ждет такси, а потом — дом, муж и Катя. Моя настоящая жизнь, а несколько дней португальской сказки станут воспоминанием. Славка проснулся перед посадкой в столице, несколько секунд приходил в себя, а потом насупился и превратился в большого костистого ежа. Попрощались с пацанами и пошли в соседний терминал. Говорили мало, Славка крепко сжимал мою руку и целеустремленно тащил в направлении дома. После бурного отдыха на мои конечности накатила дикая слабость, и даже километр пешком показался настоящей пыткой. Наконец добрели, зарегистрировались, снова снимали-надевали обувь; последний рывок — наша стойка рейса.

Санкт-Петербург.

Оставалось еще полчаса ожидания, мы купили по крепкому кофе и плюхнулись на сиденья. Пять минут в тишине, а потом Славку прорвало.

— Давай до вечера задержимся, я куплю билеты. Тут рядом много гостиниц.

— Слава, это ничего не изменит. Какая разница, полдня больше или меньше. Это у нас похмелье. Настоящее тяжелое похмелье. Поехали домой.

— Я хотел побыть с тобой еще немного.

— Пожалуйста, Слава. Не мучай ни меня, ни себя. Вечером будет все то же самое, ничего не поменяется.

Так и добрались до Питера, молча, вцепившись друг в друга. Еще долго стояли на выходе, и вроде как незачем — багаж получен, да и такси уже приехало.

— Это все бред.

— Этот бред мы сами сделали, Слава.

— Это я сделал, а не ты.

— Я тоже участвовала. Могла вцепиться мертвой хваткой и никому не отдавать. Просто знай, что я тебя люблю. Не разрывайся, я прошу тебя.

— Ладно, закончили. Я вижу, тебе сейчас никак на эту тему. Хорошо. Я позвоню в начале недели.

Он поцеловал меня, схватил сумку и выскочил. Через пять минут я тоже уехала домой. Без пробок, погода летная.


Похмелье длилось еще долго. События, люди, разговоры, и даже кошка Мика с какой-то кишечной инфекцией — все как будто в тумане. Сложно понять, где же она, настоящая жизнь — в портовом районе Лиссабона или тут, в пасмурном и влажном питерском лете. Даже свидание, произошедшее через несколько дней в квартире у Славкиной мамы, все равно казалось чем-то неполноценным и неправдоподобным. Изо всех сил мы старались быть ближе друг к другу, снова залезли вместе в ванну, как несколько дней назад в гостинице, я снова слушала рассказ о последних четырех операционных днях. Но перед глазами все равно стоял океан, старинный жаркий город, бесшабашные лица, жаркая музыка. Кроме операций, ни о чем больше не говорили. Как могли, изображали друг другу — ничего не происходит, все как надо, как положено. Будто мы и есть, и были — просто любовники; двое женатых людей, которые на самом деле и познакомились в той пробке на Обводном всего полгода назад. Два человека, уставших от бытовухи и прочих проблем большого города. А до того ничего не было, а значит, и быть не может.

На обратной дороге от Славки я попала в неожиданную пробку и уже через пять минут стояния начала сходить с ума от вынужденного нахождения наедине с собой. В голову лезла депрессивная гадость, даже воспоминания про моих ночных гостей из прошлого, смерть Вербицкой, дед на стульчике под березой, повесившийся на дереве бомж[3]. Я старалась переключиться, но и это вышло своеобразно. Вспомнился Принц Чарминг, его безукоризненный белый ковер в спальне.

Хороший левак укрепляет брак.

Последняя мысль спровоцировала приступ безумного смеха. Машины начали потихоньку двигаться; вот она, причина потраченного в пустую получаса — две девки, застрявшие в начале нулевых; губастые, наглые и пергидрольные, на разукрашенных дурацкими картинками дорогих машинах. Поцеловали друг друга в бочину, теперь стоят поперек движения и изрыгают друг на друга проклятья.


Первые выходные июля провели в Финляндии у Асрян большой компанией. Лена Сокольникова немного пришла в себя; смена домашних декораций на Иркину дачу пошла на пользу. Костик не приехал, хотя Ирка звала в гости довольно настойчиво. Мужики приволокли из Питера огромный кусок баранины и затеяли варить хаш. Все обрадовались предстоящему празднику живота, кроме Асрян, конечно. Армянская сила воли потрясала; ни куска хлеба, не говоря уже о выпечке; ни картошки, ни ложки сахара, ничего жирного и вообще лучше даже совсем без еды. Самое поразительное — максимум бокал вина в неделю, и тот только по пятницам, на посиделках. Я не удержалась от комментария:

— Ирка, длительную и строгую диету могут соблюдать только психи. Здоровый человек все равно сорвется.

— Психи не по вашей части, доктор. Ты лучше скажи, что это Константин нас игнорирует теперь?

— А ты уверена, что именно я знаю ответ?

— Практически да. И кстати, его реакция вполне обоснованна. Что за туса в Лиссабоне была?

— Портвейн все четыре дня.