— Хорошо расслабилась, судя по всему.

— Подтверждаю.

— Сухарев был как влюбленный Зевс, это однозначно.

— Был. Только не начинай, Ирка, я прошу. И так тошно.

— А вот такое лицо делать не разрешается. Улыбайся, Елена Андреевна, улыбайся! Просто не надо было Чарминга менять на головную боль; жила бы дальше и получала удовольствие. А теперь влезла в говно, вот и разгребай, и не надо весь свой унитаз перегружать на родных и близких.

— Никто и не перегружает.

Ирка посмотрела на меня до того печально, что мне подумалось — сегодня она точно не завидует моей дурацкой жизни. Два дня всем колхозом парились в бане, ели хаш, шашлыки, пили виски; мы с Асрян тоже парились, но вместо алкоголя и еды бегали кроссы.

Так мне было лучше, так было легче.

На следующей неделе никто не звонил. Первые три дня я не могла понять, в чем дело, а потом подумала: это правильно. Нужно время, чтобы наконец прийти в мамину квартиру и не чувствовать себя попрошайкой около метро. Я с головой ушла в работу; слава богу, поток больных не уменьшался, потому что граф Калиостро (теперь я была совершенно уверена, хозяин клиники очень законспирированная личность) заключил контракты со всеми конторами медицинского страхования в городе по самым низким ценам. Очень грамотный антикризисный план. Мне снова разрешили пускать внеплановых клиентов мимо кассы, лишь бы только они сдавали анализы, делали УЗИ и прочую дребедень прямо в клинике. Так и дожили до пятницы; я уже собиралась домой, как наконец-то раздался звонок. Доктор Сухарев; на заднем плане бряцание хирургических инструментов, веселый смех и звуки грохочущей через порог операционной каталки.

— Привет. Приезжай в терапевтический приемник, твою больную привезли в неврологию, с инсультом.

— Как фамилия?

— Иванцова.

— Черт подери, только не это. А что, там кровоизлияние? Тебя позвали смотреть?

— Смотрел, не по моей части. Ишемический очаг почти четыре сантиметра.

— Ты дежуришь?

— Нет, но останусь. Я тебя подожду.

— Выйду через полчаса.

Иванцову я нашла уже в неврологической реанимации; стол дежурного врача был завален моими выписками. Она хранила их тщательно, как самые важные документы — в толстой пластиковой папке, листок к листку. Молодой парень перебирал бумажки одну за другой и недовольно морщил лоб; новое поколение, пришедшее в терапевтический корпус после моего увольнения. Медицина как престижное ремесло.

— Доктор, я Сокольникова Елена из клиники на Варшавской. Несколько лет занимаюсь Иванцовой; мне сказали, она у вас тут.

— Да вот, привезли непонятно зачем. Какие перспективы могут быть на фоне такого диабета и таких почек.

— Ну да, перспективы, конечно, туманные. Можно на больную взглянуть?

Парень посмотрел на меня довольно презрительно.

— Раз приехали в пятницу вечером, как же нельзя.

Общаться дальше желания не было; я не попрощалась и вышла из ординаторской в поисках нужной палаты. Иванцова была в коме. Никто не удивился, конечно; все предсказуемо, однако что будет теперь? Что будет с ней, кто позаботится о глубоком инвалиде, если она выживет, конечно; и кто теперь присмотрит за ее ребенком? Очень своевременно вспомнила про телефон ее подруги, она оставила его на случай форс-мажора. Мальчик был у нее, но только приходить к Иванцовой возможности не было — после работы подруга неслась домой к детям.

— Елена Андреевна, все совсем плохо? Я прям не знаю, что делать-то теперь. Мне одной двух пацанов не потянуть. Хозяйка квартплату подняла, на работе перевели на четырехдневку. Эх, даже на день вперед не загадать…

— Марина, пришлите номер вашей карточки. Я переведу вам хотя бы несколько тысяч. Если еще понадобится, звоните, не стесняйтесь.


Вот это и есть жизнь. Я заказала в круглосуточной аптеке все лекарства, что продиктовал невролог, оплатила доставку и перевела иванцовской подруге пять тысяч рублей. В последний момент перед выходом чуть не забыла — сунула доктору еще три тысячи и оставила свой номер. Пусть держит в курсе.

В хирургическом приемнике царило затишье; я спокойно поднялась по лестнице в Славкино царство. Постучалась в кабинет заведующего — не заперто. Все та же сине-серая дешевая ткань; заведующий не менял хирургического костюма лет пятьсот.

— Вячеслав Дмитриевич, пора сменить уже обмундирование, а то скоро оно само разлезется по кусочкам.

В кабинете царил полумрак. Славка сидел на диване, скрестив ноги по-турецки, и жевал больничный омлет. Я стянула сапоги и плюхнулась рядом.

— Совсем на заведующего не тянешь. Повадки не те, доктор, солидности не хватает.

— Ничего, зато материться на все отделение умею хорошо. Что там твоя тетка?

— Да ничего. Там терминальная стадия диабета. Мальчик у нее остается, а родственников нет.

— Папаши тоже нет?

— Неа.

— Все как обычно в нашей богодельне.

Славка встал, подошел к раковине, вымыл больничную тарелку, а потом налил два стакана горячего чая.

— Я очень скучаю, Ленка. Каждый день.

— Я тоже. Живу от тебя до тебя. Как-то так.

Выпили чай в полной тишине, Славка снова сел рядом и обнял меня за плечи. Мы сидели, разглядывали старые фонари в больничном сквере; окна соседнего терапевтического корпуса, где-то завешенные дешевыми занавесками, где-то жалюзи; рядом намертво застывшие тела огромных тополей с редкими вкраплениями берез. Вот кто-то завалился на диван в кардиологической ординаторской, включил телик и жевал бутерброды. Повезло человеку, тихое дежурство. Хотя наша Светка не смогла бы так вот валяться; нашла бы полезное занятие, кого еще можно оживить пуще прежнего. Даже если сам пациент не очень-то на это рассчитывал. Славка дышал мне в затылок, а я чувствовала, как по лицу текут слезы. Хриплый от волнения голос; сухие, замытые до дыр руки в момент стали горячими, как печка.

— Лен, ты вот что… Я спрашивать не буду, что да как у тебя. Что спрашивать? Я во всем виноват. Послушай, я, конечно, не олигарх, но теперь все неплохо. Тут пригласили два раза в месяц в Германии оперировать, по три дня. Деньги реальные, я теперь согласился. Короче, Лен. Я буду ждать, только твое решение. Пацанов своих прокормлю, уже не проблема. Может, хоть времени с ними буду больше проводить. А так, ноги домой вообще не идут. Катерина твоя если решит с нами, буду рад. Я ее помню. Пока можно в маминой пожить или снять побольше, а там видно будет. Не проблема жилье купить, тем более с немецким ценником. Не могу больше, Ленка. Все равно не жизнь.

Каждое слово отдавалось в голове тяжелым эхом, отнимало последние силы. Чем больше звука, тем меньше желания жить.

— Слава, я прошу тебя, не убивай. Я не могу это слушать сейчас. Ты что, не видишь, что ты делаешь?! Думаешь, я как-то по-другому существую? Я все это время жила с твоей тенью, ты хоть понимаешь!? Ни на один день за все эти годы, все время как будто ты где-то рядом…

— Я буду ждать.

— Я люблю тебя, Слава. Это все, что я сейчас могу тебе сказать. Дай хоть какое-то время, хотя бы дождаться, чтобы Катька поступила.

Конечно, все возможно. Мы живем один раз, дорогая редакция, нет времени писать черновик. А на самом деле все копошимся, пытаемся втихаря листы из тетради вырывать. Что будет, когда Катрина съедет? Что будет, когда я останусь с Сергеем вдвоем в квартире, слишком большой даже для трех человек? Дед, где же ты?.. Я хочу тебя видеть, помоги мне, прошу тебя. Я так редко прошу кого-то о помощи. Помоги, ты не можешь меня бросить вот так.

Просидели еще полчаса, Славка вытер испачканное потекшей тушью лицо, потом еще минут двадцать ждали такси. Слезы кончились, эмоции тоже, осталось одно желание — добраться до кровати и забыться. Дома меня ждал громко кричащий телевизор; Сергей с Катериной валялись на диване и убивали время перед экраном. Я обозначила свое появление никому не нужным вопросом:

— Что дают?

Никто не повернулся в мою сторону, и это очень радовало. Сережа сидел с бокалом пятничного красного.

— Плавание. Ты поздно, Елена Андреевна.

— Иванцова в нейрореанимации. Ишемический очаг почти четыре сантиметра.

— Это та неимущая дама с диабетом и нефропатией?

— Да.

— Ясно. Садись с нами.

На барной стойке стояла бутылка, явно из Барселоны. Прекрасно, вот что теперь нам надо. К одиннадцати часам я помогла мужу допить уже начатое вино, а потом вытащила свеженькую бутылку виски. Еще граммов пятьсот крепкого алкоголя, что да закуски — минимально. Катька закрылась в своей комнате, Сергей мирно посапывал в спальне, а я бесцельно слонялась из кухни в гостиную с бокалом в руке. Шел какой-то боевик с массой эротических сцен, по другому каналу — природа Африки. Быстроногий гепард настигает свою добычу — тоже весьма сексуально.

Я хочу поговорить с бывшей женой Сергея. Интересно, что она скажет? Почему она ушла, только ли желание свалить за океан? Или, может, что-то еще?

Картинки становились все смазаннее, в какой-то момент тошнота и головокружение явно указали на серьезный перебор.

Давненько уже так не накачивались, Елена Андреевна.

Раз, два, три, четыре… дыши, Лена, не забывай дышать…

Еле добежала до ванной, рвота принесла облегчение. Надо выйти на улицу, там прохладно. Предметы вокруг плавали, входная дверь никак не хотела сдаваться. Ключи. Минут пять борьбы с замком, надо попасть и выполнить пару точных поворотов в нужную сторону.

Раз, два, три… спокойно вдохнуть и выдохнуть…

Парадная обдала прохладным воздухом. Уже легче, уже лучше…

Где же ты, моя дорогая? Выходи, давно не виделись. Как раз время за двенадцать. Выходи, я расскажу тебе, как можно просрать целую жизнь, единственную любовь, родить мало детей и даже частично похерить свое призвание.